Принц приказывает - Нортон Андрэ - Страница 34

• Предыдущая
• 34/38
• Следующая

Защитник за столом покачал головой.

— Профессор Рудольф Штадлитц.

Вперед выступил маленького роста сутулый человек. Он близоруко смотрел на мир сквозь толстые очки.

— Каково ваше положение в Рейне, профессор Штадлитц?

— Я возглавляю лабораторию полиции.

— Час назад вы прислали мне записку, в которой утверждается, что у вас есть важное свидетельство. Не сообщите ли его нам сейчас?

Профессор начал холодным высоким голосом:

— Пуля, убившая архиепископа, была выпущена из этого револьвера.

Послышался рокот, подобный отдаленному гулу моря. На балконах зрители вставали, чтобы лучше видеть.

— Каждая пуля несет на себе следы оружия, из которого она выпущена. Пуля, извлеченная из тела, несет следы именно этого револьвера. Сегодня утром из этого оружия был произведен контрольный выстрел, пулю сравнили с той, что убила архиепископа, и знаки на обеих пулях идентичны.

— Есть ли отпечатки пальцев на револьвере?

— Много. На стволе несколько смазанных отпечатков, но на рукояти два очень отчетливых.

— Кому принадлежат эти отпечатки?

— Обвиняемому.

— Есть ли вопросы у защиты?

Снова защитник покачал головой. Выглядел он решительно несчастным, а наглая самоуверенность Кобенца совершенно исчезла.

Иоганн повернулся к трону.

— Свидетелей больше нет, ваше величество.

— Мы их прижали, — возбужденно шептал Урич. — Они у нас на сковороде и знают это. Посмотрите на Кобенца.

Майкл Карл посмотрел. Предводитель мятежников обвис, как подушка, из которой выпустили перья. Лицо его приобрело желто-зеленый цвет, как во время сдачи в соборе.

— Защита может начать выступление, — приказал король.

— Они попытаются, — пророчествовал Урич. — Но у них ничего не выйдет, и они это знают.

Защитник произнес блестящую речь. Если бы не показания профессора, которые невозможно было опровергнуть, он вполне мог бы и выиграть.

Иоганн от лица обвинения не стал произносить долгой речи, он удовлетворился тем, что пункт за пунктом повторил все доказательства обвинения. Закончив, он повернулся к столу и впервые за много часов сел. Встал король и, сделав шаг вперед, взял со стола ивовый прут со счищенной корой.

— Милорды, — отчетливо произнес он, — каков ваш вердикт?

Зачитывая по большой книге, он одно за другим произносил имена, начиная со старейшего и заканчивая самым молодым. Один за другим они вставали и, прижимая руки к сердцу, отвечали: «Клянусь честью, виновен!»

И по мере того, как слышались эти «Виновен», Кобенц все больше и больше извивался в страхе. Его одутловатое лицо превратилось в такое отвратительное зрелище, что даже его собственный защитник отвернулся с презрением.

Наконец сел самый младший из лордов-судей. Король помолчал и снова спросил:

— Объявляете ли вы, милорды, этого человека виновным?

Как один, лорды ответили:

— Мы признаем его виновным.

Король снова поднялся на помост, держа прут высоко поднятым. Потом переломил его. В зале стояла такая тишина, что все хорошо расслышали треск ивы. Потом послышался тихий шелест, как будто все под сводчатой крышей одновременно вздохнули.

— Как в старину, когда герцог, творя справедливость, сидел под деревом, так и мы переламываем этот ивовый прут, ибо просить о большей справедливости ты не можешь. Собравшиеся лорды признали тебя виновным в измене против нас и в грязном убийстве. Поэтому в двадцать пятый день этого месяца тебя повесят за шею и будут так держать, пока ты не умрешь — да смилостивится Господь над твоей душой!

Кобенц встал и стоял покачиваясь, потом с ужасным криком упал на руки стражников, и те, шатаясь под его тяжестью, вынесли его из зала.

— Благодаря его светлости мятежники попали в оборот, — возбужденно говорил Урич, глядя, как Майкл Карл поглощает поздний, но очень сытный завтрак. Урич был не просто адъютантом. С того часа, как король пригласил его в свою лесную палатку и представил будущему командиру, Урич превратился в проводника, телохранителя и, что лучше всего, в друга Майкла Карла.

Юноша решил, что без помощи Урича он никогда не справился бы со своими ежедневными обязанностями. То, ради чего он боролся, наконец произойдет. Сегодня утром состоится коронация Ульриха Карла.

Принц задумчиво жевал тост с маслом.

— Значит, мы победили?

— Американский посол и представитель правительства её величества королевы Великобритании будут присутствовать на службе в соборе и сегодня вечером на первой аудиенции представят свои верительные грамоты. Если заимствовать один из американизмов его величества, мы определенно хорошо сидим.

— У меня душа ушла в прятки, перед тем как Иоганн предъявил свой сюрприз, — признался Майкл Карл, играя кожурой апельсина, вспомнив старую привычку. Поняв, что он делает, юноша слегка нахмурился и посмотрел в длинное окно. Последний раз он делал это в доме на Пала Хорн, когда был беженцем и секретарем, а Эриксон был — он был Эриксоном, а не далекой и грозной личностью, которую положено называть «ваше величество». Майкл Карл вздохнул и уронил на стол салфетку.

— Ну что ж, — повернулся он к Уричу. — А каковы дурные новости? К какой части шоу приставлен я?

Урич встал и тщательно разгладил складки на своем мундире. Он обожал аккуратность.

— Мне казалось, — с озорным блеском глаз сказал он, — что гофмейстер вчера сообщил вашему высочеству о вашей роли.

Майкл Карл нетерпеливо пригладил волосы.

— Он нес какой-то вздор о латах. Но я не собираюсь одевать то, что открывают консервным ножом, и это окончательно.

Прежде чем Урич смог ответить, один из напудренных лакеев, призрак впечатляющего, но исчезнувшего Канды, открыл дверь вымуштрованными гладкими движениями и негромко объявил:

— Его превосходительство гофмейстер с коронационным нарядом вашего высочества.

Урич подмигнул встревоженному Майклу Карлу, когда толстый маленький человек — Жан знати — вошел с суетливой напыщенностью; за ним следовала целая свита лакеев и слуг. Он очень низко поклонился принцу, коротко кивнул Уричу, которого не одобрял, и отдал поток приказов слугам о том, как избавиться от драгоценного груза.

— Если ваше высочество будете так добры… — обратился он наконец к самому Майклу Карлу По его сигналу лакей поднес костюм из мягкой белой замши, сшитый в обтяжку. Майкл Карл изумленно посмотрел на этот костюм. Он понятия не имел, что его официально представят Рейну в качестве индейца. Но это оказалось ещё не самым худшим.

Несмотря на все его протесты, поверх кожаного жилета и брюк в обтяжку на него надели тонкую кольчугу, гладкую, как шелк, и очень легкую. К каблукам прикрепили золотые шпоры, а на плечи набросили шелковую накидку и закрепили её золотыми пряжками. И в заключение Урич перепоясал его украшенным драгоценными камнями поясом, на котором в ножнах висел двуручный средневековой меч.

— Должен сказать, что вы представляете собой весьма романтическую фигуру, — заметил Урич, отступая, чтобы взглянуть на дело рук своих. Он взял Майкла Карла за руку и подвел к длинному зеркалу на стене. — Вот, посмотрите на себя, сэр Гарет.

Юноша посмотрел. Словно ожила одна из лежачих фигур, которые украшают могилы рыцарей-крестоносцев в соборе. Только, слава Богу, его кольчуга гораздо легче. Он очень надеялся, что день предстоит не жаркий.

Думая об этой возможности, Майкл Карл повернулся к своему адъютанту.

— Надеюсь, — ядовито пробормотал он, — что вы обречены на нечто подобное, — и он указал на кольчугу и тяжелый меч.

Урич перестал улыбаться.

— Так оно и есть, — с отчаянием сказал он и ушел переодеваться.

Майкл Карл нервно расхаживал взад и вперед, оставляя длинные царапины на полированном полу. В течение пятисот лет принцы его рода оставляли царапины в этой комнате Рейнского замка. Он медленно, но неизбежно терял даже то самообладание, которое у него оставалось.

• Предыдущая
• 34/38
• Следующая