Горянка - Гамзатов Расул Гамзатович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/22
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
17
* * *
Наполнено сердце тревогой.
«На счастье» билет со стола
Перед комиссией строгой
Алиева Ася взяла.
Испуганно, хоть и прилежно,
Глядела в билет Асият.
Потом на подружек с надеждой
Растерянный бросила взгляд.
И в нем, убежден глубоко я,
Легко прочитали бы вы:
«Да как же могло вдруг такое —
И вылететь из головы!»
Мне бедную девушку жалко!
Я был бы воистину рад,
Когда б от подруги шпаргалка
Попала тайком к Асият.
Она погибает в пучине
Реки, ей знакомой давно.
Досаду, что горше полыни,
На сердце унять мудрено.
Юсуп ли виновен был в этом —
Он сердцу смятенье принес —
Иль хитрый, как ларчик с секретом,
Доставшийся Асе вопрос?
А может быть, просто устала,
Как лань устает на бегу?
«Сегодня, — чуть слышно сказала, —
Экзамен держать не могу…»
Отчаянно сердце забилось,
Ладонями голову сжав.
На жесткую койку свалилась
Она, в общежитье вбежав.
Лицо все омыто слезами.
Несчастна моя Асият.
«О, горе! С какими глазами
Вернусь я в аул свой назад?
Что Вера Васильевна скажет?
Больнее не знала я ран.
Во всем себя блеске покажет,
Смеясь надо мною. Осман.
«Ха-ха! — загогочет ехидно
Он, щипля подстриженный ус. —
Ты очень способная, видно:
Так быстро окончила вуз…»
Достигнутых с боем, обратно
Нельзя отдавать рубежей.
О, как мне близка и понятна
Печаль героини моей!
Волнуясь, пишу до полночи
И слезы над строками лью.
А вдруг издавать не захочет
Редактор поэму мою?!
* * *
Бумажка — попутчица века,
С печатью сойдясь гербовой,
Живого не ты ль человека
Порой заслоняешь собой?
Стремишься быть главным мерилом
Способности, знанья, ума,
Хоть видом болезненно-хилым
Всегда отличалась сама.
Дочь замуж родные толкнули —
Шестнадцати девочке нет.
Два года ей в горном ауле
Прибавила ты — не секрет.
То взятка в тебе отзовется, —
И можешь, спорхнув со стола,
Ты мула назвать иноходцем,
Из ворона сделать орла.
По мненью чинуш аккуратных,
На папках покоится мир.
С бумажкой о подвигах ратных
К ним смело войдет дезертир.
И, строгие, без канители
Они обласкают его.
А честные шрамы на теле
Не значат для них ничего.
В бою не до справок солдату.
Там писарь порою и тот,
Очки протерев, не по штату
С другими в атаку идет.
И справку о том, что здоровью
Работа в колхозе вредит,
Имеющий шею воловью
Порой поднимает, как щит.
Бывает крива в человеке
Душа, как дверная скоба,
И в руки не бравший вовеки
Ни молота, ни серпа,
Неправду скрепляет святою
Печатью Советской страны.
Где молот и серп над звездою
Колосьями обрамлены…
…Мой добрый читатель, постой-ка,
Ты, видно, подумал, собрат,
Что нос свой склонившая двойка
Решила судьбу Асият;
Что люди с холодностью строгой,
На двойку взглянув, не учтут,
Какой каменистой дорогой
Горянка пришла в институт,
Что вряд ли коснется их слуха
Стук сердца в груди Асият
И что в канцелярии сухо
Ей школьный вернут аттестат.
Пожалуй бы, так и случилось,
Когда б, по привычке дурной,
Суть дела была бы на милость
Душе отдана ледяной.
Но с этой привычкою круто
Вступила в решительный спор
Директор того института,
Сама она — женщина гор.
Вплелась седина в ее прядки,
Собрались морщинки у глаз.
Ей, как говорится, на пятки
Беда наступала не раз.
Умела она, коммунистка,
Где надо, быть твердой, как сталь.
И к сердцу горячему близко
Людей принимала печаль.
Когда бы так мало на свете
Мог значить внимательный взгляд,
Вопрос на ученом совете
Не встал о моей Асият.
Она не спешит восвояси,
В аул, на родное крыльцо.
Студентки Алиевой Аси
Счастливое вижу лицо.
* * *
Лохматые тучи нависли
Над морем и дальней горой.
И осень в студенческих письмах
Свой след оставляет порой.
Все ново на первом семестре,
Кругом интересного — тьма.
Пусть дома, в родимом семействе,
Узнают о том из письма.
Уже на рассвете морозит,
На юг потянуло гусей.
И кто-то деньжат уже просит
Прислать на пальто поскорей.
Спешат из аулов нагорных
К студентам посылки.
И в них
Находится белых и черных
Немало вещей шерстяных.
Шарфы, башлыки и перчатки,
Из козьего пуха платки,
Жакеты на теплой подкладке
И вязки цутинской носки.
Под небом, что сделалось строже,
Летят Асият моей дни,
Но чем-то с апрельскими схожи
Счастливыми днями они.
Багрянцем и золотом ясень
Осыпал приморский бульвар.
Скучать не приходится Асе:
То лекции, то семинар.
То снова над книгой склонится
В том зале моя Асият,
Где шелест рождают страницы,
Где шепотом лишь говорят…
Влюбленный коня через пропасть
Бросает, настойчив и смел.
Преодоленная робость —
Влюбленной горянки удел.
Проводит почти каждый вечер
С Юсупом теперь Асият.
То падает дождь им на плечи,
То под ноги листья летят.
Иль купит заранее в кассе
Юсуп два билета в кино
И шепчет там на ухо Асе
Заветное слово одно.
Иль снова они на галерке
В театре бок о бок сидят
И хлопают в шумном восторге,
Чтоб спела еще Рагимат
(Поет свои песни артистка
На десяти языках),
Звучит ли на сцене даргинский
Кумуз у артиста в руках,
Звенит ли волшебницей лакской,
Как будто в ауле, зурна, —
Глядит на любимую с лаской
Юсуп: «Как прелестна она!»
Любви их волшебные нити
Чисты и светлы, как апрель,
Когда Асият в общежитье
Вернется и ляжет в постель,
Она, о Юсупе подумав,
Ресницы смежит и уснет.
И, может быть, вновь к ней угрюмый
Отец в сновиденьях придет.
Ладонь — не приветствия ради —
На сердце положит: болит,
Все чаще приходится за день
Класть руку на сердце, как щит.
Он скажет:
«При людях не в силе
Я гнев свой неправым признать.
Сам выгнал тебя я.
В могиле
Мне было бы легче лежать.
Теперь ни тебя, ни Махача —
Забыл меня, видно, аллах…»
Иль явится мать к ней и, плача,
Вздыхая, промолвит в слезах:
«Одна я и в доме и в поле,
Все валится нынче из рук.
Письмо написала б ты, что ли,
Спасла б меня, дочка, от мук.
Велел бы, шумя для порядка,
Отец его бросить в огонь,
Но сам прочитал бы украдкой,
К груди прижимая ладонь…»
Спит все общежитье устало.
Еще далеко до светла,
Но Ася встревоженно встала,
Настольную лампу зажгла.
И, вспомнив печальную маму,
Достала перо Асият.
В тиши об оконную раму
Дождинки стучат и стучат.
17
- Предыдущая
- 17/22
- Следующая
