Посланец небес - Браун Вирджиния - Страница 37

• Предыдущая
• 37/61
• Следующая

— Все очень просто. Во-первых, для этого нет средств, во-вторых, я бы но советовал вам путешествовать в одиночку.

— Понятно. — Она посмотрела в чашку, считая чаинки, плавающие в бледном вареве. — Я буду трудиться, — наконец сказала она, — и заработаю деньги на свою дорогу.

— Работать здесь? — Джоэл замахал руками. — Моя плата за то, что я несу им слово Божие, мизерная — несколько цыплят и отрез на платье. У меня нет денег, чтобы покупать что-либо. Единственное, кто зарабатывает здесь, — это тот, кто владеет каким-то мастерством и может менять свои изделия на товары, мисс Макгайр. А что вы умеете?

Ганна опустила голову, поняв безвыходность своего положения.

У Джоэла был ответ на ее невысказанный вопрос, но это шло вразрез с ее желанием. Соскользнув со стула и встав перед ней на колени, он взял ее за холодные руки и торжественно произнес:

— Я имел бы честь предложить вам стать моей женой, мисс Макгайр. Если вы…

Покачав головой, Ганна закрыла пальцами его рот. В горле стоял ком: она чувствовала, как слезы накатываются ей на глаза.

— Я благодарна за предоставленную мне честь, пастор Аллен, но должна отказаться от такого лестного и великодушного предложения.

— Почему? — спросил он. Его взгляд был пронзительным, проникающим в душу. — Это из-за Крида Браттона?

Ганна выпрямилась и отдернула руки.

— Что вы имеете в виду?

Он пожал плечами, уголки губ опустились в печальной улыбке.

— Только то, что мне прекрасно видно, как вы относитесь к нему. А я-то все надеялся, что это все только из-за того, что он вызволил вас из горящего Джубайла. Конечно, это моя глупость и наивность, потому что не раз замечал, как меняется ваш голос и выражение лица, когда вы говорите о нем…

— Но вы сами говорите, пастор Аллен, — пробормотала Ганна, — что он спас жизнь мне и восьмерым детям!

— Это не то.

Воцарилась гнетущая тишина, которая, казалось, забилась в каждый угол. Ганне нечего было сказать, у нее не нашлось ни одного слова в свое оправдание. Она с горечью сознавала, что в его словах было слишком много правды. Это действительно было больше, нежели чувство благодарности за то, что Крид выкопал их из горящих развалин и согласился сопровождать их сотни миль. Но она не думала, что это окажется таким очевидным и для постороннего.

— Ну, — беспомощно пожав плечами, промолвила наконец Ганна, — я не совсем с вами согласна, но в ваших словах есть доля правды. Я не могу сказать вам конкретно, что я чувствую к мистеру Браттону, потому что не знаю сама точно.

Склонив голову, Джоэл посмотрел на свои руки и поднялся.

— Попытаюсь помочь вам, не знаю, правда, смогу ли, мисс Макгайр, — нежно произнес он. — В некотором смысле мне будет нелегко это сделать, потому что я постоянно думал о вас с тех пор, как впервые увидел, но постараюсь сделать все возможное.

— Спасибо, — прошептала Ганна. — Это много больше того, о чем бы я могла попросить вас.

Часы пробили одиннадцать раз, и Ганна тяжело вздохнула. Все также шелестя по толстому стеклу, шел дождь, и это и раздражало, и успокаивало. Огонь догорал. Она сидела у камина и смотрела на умирающее пламя. Ее руки отсутствующе теребили кружевной носовой платок, лежащий на коленях. Вот уже три ночи ей не спалось. Может быть, стакан горячего молока поможет или толстая скучная книга?

Ганна вздохнула. Она взглянула на измятый платок с вышитой в углу буквой «W». Миссис Вентвисл, любезно предложившая ей старую одежду своей старшей дочери, весело сказала, что, если перевернуть его, «W» превратится в «М» для фамилии Макгайр. «Какое это имеет значение?» — подумала Ганна и бросила платок на гладкий сосновый стол.

Было уже поздно, очень поздно. Однако сегодня она даже не переоделась в чистую полосатую ночную сорочку, подаренную той же доброй женщиной, которая отдала ей это хорошенькое голубое платье. Зачем же надевать сорочку, если она все равно не ляжет в постель?

Привыкнув к постоянной активной деятельности — будь то уроки в школе или хлопоты по дому, или заботы последней недели, — Ганне было в тягость ее праздное времяпрепровождение. Она стремилась к работе — к чему-нибудь, что отвлекло бы ее от мыслей о Криде Браттоне, прекрасно знавшем, что она здесь, в поселке, и даже не побеспокоившемся навестить ее. Ганну удивляло, что он до сих пор в «Сердце стрелы». Значит, у него не было необходимости так спешно догонять тех самых бандитов, которых он уже должен был бы схватить, если бы не поступил на службу к «учительнице, размахивающей Библией, и ее сорванцам»? Она опустила плечи и слепо уставилась на тлеющие поленья.

Крошечный однокомнатный домик, казалось, давил на нее, как пресс для выжимания сока, пригвождая к стенам, так что она с трудом могла дышать. Бедный Джоэл! Он теперь переселился в церковь, чтобы она себя в его доме чувствовала комфортно, а у нее даже не нашлось слов, чтобы похвалить его жилище. Даже в Джубайле она предпочитала большие комнаты, а теперь, проведя столько времени, когда крышей ей было небо, а стенами — высоченные сосны, кедры и ели, любое помещение казалось тесным и давило на нее.

В безудержном порыве раздражения Ганна принялась расхаживать по комнате. Может быть, погода так действует на нее — холод и дождь, не прекращавшийся уже несколько дней. Скоро опять станет тепло, придет настоящее лето, которое она так любила.

Ее охватило чувство печали, когда она подумала, что ей придется покинуть Айдахо, где они провели с отцом три года в борьбе за существование, где она нашла — и потеряла — друзей. Она все еще чувствовала себя защитницей оставшихся в живых детей из Джубайла, считала себя ответственной за их будущее. Они доверяли ей. Как же она сможет предать их? Трое из них еще не были устроены.

Вздохнув, Ганна провела рукой по тяжелым волосам. Тиканье часов раздавалось все громче и громче в этой тишине. Дождь барабанил по стеклу, а ветер рвался в дверь с такой силой, что Ганца испугалась.

Она покрепче натянула на плечи шерстяную шаль и хмуро посмотрела на закрытую деревянную дверь. Как могла погода так внезапно измениться, когда?.. Стук повторился — сильный грохот, заставивший задрожать дверь. Это не Джоэл: он всегда стучал в дверь очень осторожно и дожидался ее ответа. Кто это может быть в такую дикую, дождливую ночь? Вдруг, к своему ужасу, она увидела, что щеколда поднимается.

Она невольно подумала о бандитах, о мародерах «Черноногих» и сотне других ужасных и страшных роках судьбы. Они промелькнули в ее голове, почти лишая ее разума. Ганна схватила первое, что ей попалось под руку. Им оказался ботинок, подаренный ей миссис Вентвисл. Собрав все свое мужество, она подняла его, как дубинку, подошла к двери и, резко открыв ее, размахнулась и изо всей силы ударила своим оружием.

Она увидела что-то огромное и бесформенное и услышала яростные ругательства. Ганна била снова и снова, нанося удары по незваному гостю. В итоге ее, перепуганную до мозга костей, пронзил голос:

— Ганна? Черт возьми, здесь так мокро! — прорычал в раздражении голос, и она замерла с поднятым ботинком в руке. Улыбка сначала искривила ее рот, затем осветила глаза и все лицо.

Это был Крид.

Она бросила ботинок, в нерешительности раскрыла дверь, чувствуя, как слабеют ее колени. Она была взволнованной от еще не угасшего страха и в то же время безмерно счастливой. Он нашел ее, он здесь, рядом с ней, и она весело впустила волка в овчарню. Должно быть, это любовь — слепая, глупая любовь…

— За что ты меня била на этот раз? — спросил он, влетев в комнату и обрызгав ее с головы до ног.

Ганна закрыла за ним дверь и прислонилась к ней. Струи дождя стекали с полей его шляпы, образуя на полу лужицу. Крид посмотрел на кожаный ботинок, невинно лежавший на полу.

— Ты знаешь, я начинаю завидовать мужчинам, у которых женщины только визжат от страха. А у тебя нет недостатка воображения в поисках орудия защиты, — пробормотал он, стягивая шляпу.

Однако даже после ее нападения, его тон был неожиданно дружелюбным.

• Предыдущая
• 37/61
• Следующая