Сын звездного человека - Нортон Андрэ - Страница 35
- Предыдущая
- 35/47
- Следующая
Форс хмыкнул и вскарабкался на грубую поверхность плотины. Они снова могли идти пешком. Вода здесь была только по пояс, но камни в русле речки были скользкими, и беглецы шли осторожно, боясь упасть и погибнуть.
Наконец огонь, освещающий небо, остался позади. Форс остановился и посмотрел на звезды, разыскивая знакомые созвездия. Они были его неизменными проводниками. Они направлялись на юг — но на запад от них простиралась незнакомая местность.
— Теперь мы услышим барабаны? — спросил горец.
— Не рассчитывай на это. Племя, вероятно, считает, что я так же мертв, как и Норатон, и призыва больше не будет.
Форс задрожал, наверное, от того, что долго был в холодной воде.
— Эта местность обширна, и без сигналов мы можем пройти мимо твоего племени…
— Это тем более вероятно, потому что сейчас война и мой народ будет скрывать свой лагерь, как только это возможно. Но, брат, я думаю, что мы не могли бы так легко этой ночью вырваться из плена на свободу, не будь вам предназначена какая-то особая миссия. Направимся же на юг, и давай будем надеяться, что та же сила поможет нам найти то, что мы ищем. По крайней мере, твои горы не сдвинутся с места, и мы можем повернуть к ним, если нам не останется ничего другого…
Но Форс не отозвался. Все свое внимание он обратил на звезды.
Пока им приходилось идти по ручью, спотыкаясь об источенные водой валуны и скользя по гальке. В конце концов они, наконец, вошли в овраг. Его стенки из серого камня сомкнулись над ними, словно они попали в западню. Они присели на плоский выступ, чтобы отдохнуть. Форс беспокойно задремал. Москиты усеяли его тело и пили кровь, несмотря на то, что он осыпал их шлепками. Но, наконец, его отяжелевшая голова склонилась, и он не мог больше бороться с охватывающим его сном. Он был измотан и отупел от усталости.
Наконец журчание воды его разбудило. Он полежал, слушая его, прежде чем заставил открыться распухшие веки. Форс растер зудящее, распухшее от укусов лицо и слепо посмотрел на поросший зеленым мхом камень и коричневую воду. Затем он рывком сел. Теперь, самое малое, было уже позднее утро!
Эрскин все еще лежал рядом на животе, голова его покоилась на согнутой рука. На его плече было большое красное пятно — след от ожога. Туда, должно быть, ткнулось плывшее по воде горящее дерево. А дальше по течению Форс видел другие признаки пожара — полусгоревшие ветки, измочаленное тело белки с обуглившимся на спине мехом.
Эту белку Форс выудил прежде, чем вода унесла ее дальше. Полусгоревшая белка была настоящим пиром, когда живот сводил слишком близкое знакомство с позвоночником. Форс положил белку на выступ и содрал шкурку острием камня, за который цеплялся всю ночь.
Завершив эту кровавую работу, он разбудил Эрскина. Великан, сонно протестуя, перекатился на спину, с минуту полежал, уставясь на небо, а потом сел. В свете дня его избитое лицо было похоже на чудовищную пурпурно-коричневую маску. Он сумел выдавить кривую улыбку, когда протянул руку за предложенным ему Форсом кусочком полусырого мяса.
— Пища и ясный день, перед нами отличный день для путешествия.
— Только полдня, — поправил его Форс, измеряя высоту солнца и длину тени около них.
— Ну, тогда полдня — но человек может пройти довольно много даже за полдня. А нас с тобой, кажется, невозможно остановить…
Форс мысленно вернулся к невероятным событиям последних дней. Он давно уже не мог понять, сколько дней прошло с того времени, когда он покинул Айри. Но в том, что сказал Эрскин, было зерно истины — их еще не остановили, несмотря на Чудищ, народ ящериц и степняков. Даже Земля Взрыва и пожар не стали для них непреодолимыми барьерами…
— Ты помнишь, что я однажды сказал тебе, брат, там, когда мы стояли на поле летающих машин? Никогда больше человек не должен воевать с себе подобными, потому что если он будет это делать, то человечество полностью исчезнет с лица Земли. Древние начали это своим смертельным дождем с небес, и если мы продолжим, то будем прокляты и погибнем!
— Я помню.
— Теперь у меня не выходит из головы то, — медленно продолжил великан, — что нам с тобой показали некоторые вещи, которые мы, в свою очередь, можем показать другим. Эти степняки рвутся воевать с моим народом
— и все же в них тоже есть тяга к знаниям, которую Древние по глупости своей отбросили прочь. Они порождают таких искателей, как этот Мэрфи, с которым мне хотелось бы завести дружбу. Есть также ты, из клана горцев — и все же ты не испытываешь ненависти ни ко мне, ни к степняку Мэрфи. Во всех племенах мы найдем людей доброй воли…
Форс облизнул губы.
— И если бы такие люди доброй воли могли сесть вместе на общем Совете…
Избитое лицо Эрскина загорелось.
— Мои мысли сказаны твоими устами, брат! Мы должны избавить Землю от войн, или же мы, в конце концов, перережем друг друга, и то, что было начато давным-давно, семенами смерти, посеянными нашими отцами, будет закончено постоянно обагренными кровью мечами и копьями… Мы оставим Землю Чудищам. А в такую возможность я не хочу верить!
— Кантрул сказал, что его народ должен или сражаться, или умереть.
— Так ли это? Есть война разного рода. В пустыне мой народ сражался каждый день, но его врагами были песок и жара, и сама бесплодная земля. И, если бы мы не утратили прежних знаний, мы, наверное, даже смогли бы сражаться, или превратиться в мягкотелое ничто — но пусть он сражается во имя созидания, а не во имя разрушения. Я вижу свой народ обменивающимся изделиями и знаниями с теми, кто рожден в шатрах, сидящим у костров Совета с людьми из горных кланов. Теперь настало время, когда мы должны действовать, чтобы спасти человечество. Потому что если народ из шатров пойдет войной на юг, он зажжет такой пожар, который не сможет загасить вновь, и не сможем загасить ни мы, ни любой другой живой человек. И в этом пожаре мы будем подобны деревьям и степной траве — мы будем полностью сожжены!
В ответ Форс мрачно растянул кожу на лице, покрытом пеплом, и эта гримаса никак не походила на улыбку:
— Нас только двое, Эрскин, а я, несомненно, объявлен вне закона, если жители Айри вообще заметили мой побег. Мой шанс на то, чтобы меня выслушали на Совете, был уничтожен Чудищами, когда они сожгли все мои записи, сделанные в городе. А ты?
— Тут есть кое-что, брат. Я — сын Носителя Крыльев — хотя и самый младший и последний из клана. Так что, наверное, некоторые меня выслушают, хотя бы и недолго. Но мы должны добраться до моего племени раньше степняков.
Форс швырнул в воду обглоданную кость.
— Эге! Тогда, значит, снова пешком. Хотел бы я, чтобы нам удалось увести быстроногих скакунов из табунов степняков. Четыре ноги лучше двух, когда тебе нужна скорость.
— Пойдем пешком. — Но Эрскин не смог подавить восклицания боли, когда поднялся на ноги. Форс видел, что он оберегал плечо, где все еще алела рана. Однако никто из них ни разу не пожаловался, когда они спрыгнули с выступа и побрели через овраг.
У Эрскина есть мечта, и это великая мечта, подумал Форс, почти завидуя ему. Он сам натягивал тетиву лука Чудищ без всяких церемоний и мог драться всеми известными ему способами, когда ставкой была его жизнь, как это было, когда степняки загнали их в угол. Но убивая, он не испытывал никакой радости — такого с ним никогда не бывало. Как охотник, он убивал только для того, чтобы заполнить свой желудок, или для общих котлов Айри. Ему не нравилась мысль о том, что придется пустить стрелу в Мэрфи или стоять с обнаженным мечом против Вокара, не имея никакой другой причины, кроме жажды боя…
Почему все это время жители Айри сторонились других людей? Он знал древние легенды — они гласили о том, что жители Айри произошли от избранных людей. Эти люди спрятаны в горах вместе со своими женщинами, чтобы избежать именно такого конца, который постиг всю их цивилизацию, растерзанную в кровавые клочья. Они были посланы туда, чтобы хранить свои знания — так они и поступали, стараясь их приумножить.
- Предыдущая
- 35/47
- Следующая
