Зеркало Лиды Саль - Астуриас Мигель Анхель - Страница 19

• Предыдущая
• 19/25
• Следующая

Перекрытия и капители из пористого необсохшего камня выкроены чудо-ножницами, будто живая песня; резной потолок из благоуханного дерева. – божественный корабль, парящий в свете высоченных окон; исполненный дерзновения купол; чувственные и ускользающие от глаза кабалистические узоры фасада; четыре арки, опущенные дивной смелостью зодчего на одну-единственную колонну.

Храм святой Клары был почти возведен… и в то июньское утро. – что за диковинное зрелище!. – меж низкорослых каменщиков-индейцев в одеждах из воздуха. – редкие лоскутья прикрывали их смуглые тела, казалось более созданные летать над опорами и помостами, нежели ступать по земле,. – высились великаны-астурийцы с раскрасневшимися лицами и ручищами молотобойцев, подрядившиеся отлить для Кларисе колокол.

Последний колокол. Колокол для этих монахинь будет последним, который они отольют в здешних местах, прежде чем возвернутся в Овьедо, а может, в Новую Испанию. Так говорили они. Звезды и свечи проливали ночные слезы, а мастера меж собой говорили, что взялись за дело с большой неохотой и то лишь по настоянию святых сестер, давших обещание наречь колокол, как повелось исстари, женским именем: Кларой. – коли запоет золотым благовестом, Клариссой. – ежели зальется серебряными бубенцами или Клароной. – если загудит бронзой.

На три лагеря разделился город. Жителей призывали жертвовать в дар колоколу золото, серебро и прочие металлы. Одни. – выходцы из знатных семейств, люди состоятельные и родовитые. – собирали золотые вещи, украшения, монеты, медальоны и даже золотой песок. – индейцы продавали его в трубочках из птичьих перьев, а богачи прятали в кошельки и мешочки,. – пусть колокол обретет златозвонкий говор и назовется Кларой. Другие, многочисленные и неугомонные, расхаживали по улицам и площадям с музыкой и шутовством, уговаривая пожаловать для их Клариссы все, что содержит хоть каплю серебра, тогда как третьи, новообращенные и метисы, смиренно довольствовались тем, что перепадало им от добрых людей,. – ведь любое железо отзовется звоном бронзы и гулом наковальни в их колоколе по имени Кларона.

В то июньское утро у Кларисе не смолкали разговоры. Шепоты, вздохи, умиленье, суета, секреты, восхищенье. Некая послушница собиралась пожертвовать для колокола свадебные кольца своих покойных деда и бабки. Обручальные кольца! Украшения любви! Драгоценные перстеньки в два зернышка весом!. – растерянной скороговоркой повторяли кругом, и никто в этот миг не слушал монахиню, которая описывала браслет белого золота, обещанный ее родными. Увитый золотыми филигранными арабесками, он во времена римских Цезарей принадлежал одной безумной вакханке. Безумной вакханке?. – переспрашивали святые сестры, а самая красивая -дыхание прервалось, глаза полузакрыты, ресницы задрожали. – осеняла себя крестным знамением, и рука ее будто нащупывала на лбу диадему с чела обнаженной богини, на груди. – круг из мягкого золота с лазуритовым египетским скарабеем, на плечах. – струящиеся россыпи мавританских подвесок колец.

Фамильные драгоценности! Золото влюбленных!. – восклицала самая пылкая из Кларисе и после краткого молчания спешила объяснить, какая это неизбывная жертва. – отдать такие сокровища. Не говоря уже о том, сколько все это стоит и как искусно исполнено. – а тут было немало лучших творений старых мастеров,. – дары эти хранят тепло человеческих сердец и душевных переживаний. Любимые вещи бесценны, и оттого пожертвовать дорогие нам сокровища на колокол. – коему всенепременно именоваться Кларой. – будет истинно богоприятным делом.

Фамильные драгоценности! Украшения любви! Золото влюбленных! Средневековые ковчежцы, брачные пояса, кресты с замысловатой сканью, броши-цветы, ладанки, рубленые монеты, эфесы шпаг, бусы, четки, золоченые корпуса часов без механизмов!

Молчала лишь одна монахиня из новообращенных. Сестрой Кларинерой Индейской звали ее за отливавшую голубизной смуглую кожу, длинные черные волосы. – спящие шелковые нити. – и золотые огоньки желтых глаз. Не было у нее богатой родни, никто не приносил ей дорогих подарков, и потому она лишь смиренно внимала разговорам святых сестер, которые собирались найти и для нее какую-нибудь вещицу, ведь не идти же бедняжке к колоколу с пустыми руками, надобно и ей бросить в тигель хоть медальон, хоть цепочку, хоть булавку… разве только, предлагала славопоклонница-португалка, что была прозвана Темночью за ее темное, как ночь, происхождение: не из евреев ли… разве только, предлагала она, потирая веки, и монахини повторяли за ней этот жест… разве только, и остальное произносилось сквозь плотно сжатые зубы… разве только сестра Кларинера Индейская согласится принести в дар свои глаза и бросит их в огненный благословенный сосуд, что потчуют всевозможным металлом асту-рийские великаны.

Живыми факелами вспыхивали очи сестры Кларинеры Индейской. – их красота затмевала все подношения монахинь,. – но она держалась так, будто не о ней толкуют святые сестры, не молвила ни единого слова против искушения отнести к раскаленной печи свои золотые крупинки, упрятанные под веки. А лазоревые клариссы то ходили за нею следом, то окружали толпою, искали ее повсюду и терли глаза свои, терли. И если наяву удавалось ей выстоять пред ужасными намеками Темночи, славопоклонницы, непрестанно твердившей о прославленных мужах и достославных деяниях, если наяву могла она спасти глаза свои, то во сне… о, сон! кому дано повелевать в царстве спящих?! кому под силу помешать в сны погруженным?! …с легкостью вольной птицы, рыбы, призраков, телом оставаясь в постели, но душой паря невесомо, проникает она сквозь толстые каменные стены, подходит к печам. – никто помешать ей не может, даже мастера-великаны, похожие на святого Христофора,. – и бросает в тигель глаз своих сердцевину, золоченые пузырьки в кипящей лаве, а с нею и бело-голубой свинец роговой оболочки, что превращается в волшебное золото. Какой ужасный кошмар. – променять свои глаза на мерцающие звездочки слез. И взирать сквозь влажную пелену на монахинь, скорбящих о ее жертве, на отцов-проповедников в лазоревых стихарях, что сменяют один другого на амвоне и возносят хвалу торжествующей Церкви и новой святой великомученице. Перезвон колоколов, и среди них ее колокол. – ее глаза. Святая Клара Индейская, звоном видящая дева-колокол, славят ее на небесах, молись о нас! Тонкие шелка, серафимы, алая заря, лилии… Святая Кларинера, дева пречистая, страдалица великая, славят ее на земле, молись о нас! Но выколотые глаза, пропоротый язык. – разве это не жертвенные приношения ее древнего племени? По щекам ее струится кровь, что тяжелее, обильнее, безудержнее всех выплаканных слез. Облака. – жрецы храма солнца. – заволакивают небесный свод, разверзшийся, дабы узрела она сонм ангелов Господних. Астурийцы в облике святого Христофора перебираются через реку смерти. Странное дело. – идут они как повешенные. Идут по воздуху, перебирая ногами в пустоте. Бесчувственное небо. Высокие облака. Одно выше другого. Самоуправец, лихоимец, калека, кричала во снах ее Темночь, всякий, кто так или иначе отрекается от света благодати, всякий, кого попусту носила материнская утроба, никчемная утроба никчемной матери, назовет тебя безумной прислужницей демона за то, что отдала ты бесценные золотинки глаз своих, но какое тебе дело до неправедной злобы, если благодаря твоей жертве наш колокол теперь нарекут не просто Кларой, а Кларой Индейской, ведь перед златом твоих очей меркнет все золото, принесенное богомольцами из Золотой Кастилии 10. По изгибу твоего носа (сон не кончался, и снилось ей, что переносицу ее гладит пальцами Темночь) узнаются черты твоих смуглых неторопливых предков со всем, что приняли и отдали они в жертву, и твоих предков-испанцев, отважных и тоже обагренных кровью. В тебе сошлись два истока. Кровь двух народов! Слепота двух народов! Плач двух народов!

Странным казалось ей пробуждение. – воздух вокруг, ее дыхание, сама она, ставшая зеркалом, чья водная гладь отражала ту, другую, что лежала поутру в постели, словно не видела сна, не засыпала вчера вечером… Странным казался первый свет, пробивавшийся сквозь дверные щели и оконце ее кельи. Не могла она объяснить, почему расстаться с глазами ночью и подняться с ними на рассвете стоило ей таких страданий… голова гудит, тело ноет, в ушах. – безмолвие теряющих влагу прудов… дождь. – капля за каплей… плач. – капля за каплей, не сравнить с реками слез, пролитых во сне.

• Предыдущая
• 19/25
• Следующая