Говорящий ключ - Кирюшкин Виктор Владимирович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/69
• Следующая

За время стоянки Саня с Виктором удачно поохотились, они возвратились на стан, с гордостью неся двух тяжелых глухарей. Около лагеря их встретил Марченко. Он похвалил добычу и, усмехаясь, сказал:

— Глухаря подстрелить просто, их тут много, а вот оленеводы сказывали, есть здесь птица, которую пуля не берет, а дробь и подавно.

— Враки, — решительно возразил Саня.

— Птица та не живая, а деревянная, — продолжал Марченко, — на большом дереве вырезана. Стреляй в нее сколько хочешь, с трех шагов пали, а ей хоть бы что: посмеивается да и только.

— Да она же деревянная? — удивленно расширил глаза Виктор.

— В том то и дело, что деревянная, а коли промажешь, то клюв раскроет, глазом подмигнет, смеется, как человек. Заколдованная. Я сам не верю, да проводники говорят. Можете сами взглянуть. Вон там, у сухого дерева с обломанной вершиной. — Марченко показал направление, стал собирать дрова. Заинтригованные ребята, сдав Нине глухарей, тотчас отправились разыскивать таинственную птицу.

К концу четвертого дня непогоды надоедливый дождь как будто стих совсем и в разрывах туч заголубело небо. В палатку к Воробьеву прибежал взволнованный старик-оленевод Чигор. Будучи человеком суеверным, он верил в добрых и злых духов гор и тайги, а также в святых, о которых слышал еще в детстве от шамана. В его голове религиозные понятия смешались с древними эвенкийскими поверьями.

— Зачем так! Черта стреляй, бога стреляй, — говорил он взволнованно, размахивая руками, на ломаном русском языке и потом перешел на эвенкийский. Воробьев позвал Кирилла Мефодиевича. Проводник о чем-то заспорил с Чигором, видимо, успокаивая его. Чигор вдруг круто повернулся и выбежал из палатки.

— Наши ребята, Санька с Витькой, нашли где-то изображение духа гор, на дереве вырублено было, и постреляли в него, как в мишень. Старик сердится, говорит — удачи не будет, дух гор мстить начнет — злой дух. — Большаков усмехнулся и добавил: — Я этому пророку толмачил, толмачил, а ребята глупые, разве они понимают, какой дух злой, какой добрый.

— Выходит, в доброго можно стрелять, он не рассердится, — констатировал Воробьев, — а от злого все равно доброго нечего ждать.

— Однако, правда, — согласился Большаков.

— Вы все же, Кирилл Мефодиевич, побеседуйте с Чигором как следует. Успокойте его. Я пойду взгляну на эту диковину.

Смущенные Саня и Виктор показали Воробьеву священное дерево. Это был старый, дуплистый ясень, проживший не одну сотню лет. На высоте человеческого роста ствол дерева был отесан, и на этом месте грубо выдолблено изображение странного существа, похожего на диковинного зверя с крыльями летучей мыши. Время и черви сильно источили эту древнюю резьбу. Вдобавок ребята всадили в деревянное чудовище несколько пуль.

Николай Владимирович опасался, что Чигор будет каждую помеху в пути, каждую неудачу приписывать мести злого духа гор.

Так оно и случилось. Каравану надо было перебраться на другой берег речушки, но она вышла из берегов, залила всю долину. Бурый мутный поток стремительно мчался, неся смытые с корнем деревья, коряги и всякий лесной мусор. Перейти разбушевавшуюся реку оказалось невозможным. Все поиски брода оказались тщетными.

— Его рассердил, — сказал Чигор, увидя Воробьева, и показал назад, где осталось обстрелянное ребятами изображение духа гор.

Посоветовавшись с Большаковым, Николай Владимирович решил изменить маршрут — пройти по левому берегу реки дальше на север, до первого брода. Километров пять с большим трудом продвигался отряд вдоль реки. Берега становились все круче, угрюмей, и вдруг караван уткнулся в высокую скалу, преграждавшую путь. Высоко поднявшаяся вода омывала совершенно отвесный обрыв. Дальше от берега было такое нагромождение крутых утесов, разделенных глубокими ущельями, что поневоле пришлось вернуться назад. Все приуныли. Большаков вырубил длинный шест и мерил глубину реки, Воробьев искал выход из создавшегося положения, пытаясь найти способ переправиться через реку, а Чигор думал, что обиженный дух гор начал мстить всерьез. Косо поглядывая в сторону Сани и Виктора, Чигор горячо доказывал остальным оленеводам необходимость вернуться обратно в Качанду. Юферов, хорошо понимающий по-эвенкийски, предупредил Воробьева, что оленеводы начинают колебаться и как бы не ушли ночью вместе с оленями. Тогда экспедиция окажется в тяжелом положении. Среди оленеводов лишь один человек был средних лет, остальные немногим уступали Чигору по возрасту и верили в духов. Доказательства гнева горного духа были налицо. Во время короткого привала Чигор подошел к Воробьеву вместе с двумя стариками и, зажимая пальцы, начал перечислять:

— Тайга гори, дождь мешал, река мешал, скала встречал, иди совсем нельзя. Домой надо, начальник.

Николай Владимирович, слушая Чигора, напряженно искал выхода. «Эх, если бы сейчас можно было переправиться через реку и тем доказать, что все препятствия не страшны советским людям и горный дух здесь ни при чем». Ощутив чье-то осторожное прикосновение к локтю, он обернулся. Хитро подмигнув ему, Большаков обратился к оленеводам:

— Тайга сама горела, дождик часто идет, в реке воды много. — Он ткнул пальцем в живот Чигора. — Из ума ты выжил, вот и пугаешь нас злым духом гор. Сам видел, какой-такой дух, дерево просто. Сейчас реку будем переходить в этом самом месте, — Большаков широким жестом показал на бурную реку, разделенную здесь маленьким островком. — Перейдем, а дальше дорога легче будет. Пусть тогда Чигор скажет, помешал нам горный дух перейти реку или нет?

Оленеводы, взглянув на бурный поток, с сомнением покачали головами, а Чигор, усмехаясь, заявил, что если караван переправится в этом месте, он первый пойдет дальше, до самого конца пути.

Николай Владимирович вздохнул с облегчением, хотя не знал еще, как хочет переправиться Большаков через бешено несущийся глубокий поток. Кирилл Мефодиевич объяснил свою мысль. У самого берега росла группа высоких лиственниц с мощными кронами. На островке, разделяющем реку на два рукава, также высились мощные деревья. Прикинув на глазок расстояние до острова, Большаков решил свалить береговые лиственницы, чтобы они перекинулись вершинами на островок. Потом таким же путем спилить растущие на острове деревья, уложив их вершины на противоположный берег. На толстые, прочные стволы положить настил из тонкого леса и, как по мосту, переправить караван на противоположный берег.

Горячо пожав руку старому таежнику, Воробьев приказал начать работу. Завизжали пилы, застучали топоры. Лиственницы, качнув кронами, одна за другой с глухим шумом упали в реку. По ним мигом перебрались к острому Павел, Афанасий и Марченко. Скоро с островка к другому берегу перекинулись могучие стволы деревьев, способные удержать на себе большую тяжесть. Оленеводы, поняв в чем дело, с уважением поглядывали на Большакова и посмеивались над Чигором. Впрочем, Чигор, забыв про собственный страх, первым из оленеводов взялся на топор. Весело покрикивая, он принялся рубить деревца для настила. К нему присоединились остальные. Работа шла быстрее. Все же постройка моста отняла весь день, и только в сумерки отряд переправился на другой берег.

Оленеводы повеселели, словно все страхи перед злым горным духом остались за рекой. Когда на другой день караван неожиданно встретил сплошную стену молодого лиственного леса и пришлось часа три прорубать сквозь него дорогу, даже Чигор отнесся к этому, как к обычному явлению.

Между тем мысль о том, что в отряде находится скрытый враг, не давала Воробьеву покоя. Снова и снова приглядывался он к людям. После неудачной стрельбы Сани и Виктора по священному дереву у геолога зародилось подозрение на Чигора. В самом деле, напуганный собственными суевериями, старик мог сделать какую угодно глупость, чтобы заставить экспедицию вернуться в Качанду. А может быть, все эти разговоры о злом духе просто попытка напугать остальных оленеводов. Видя неудачу с поджогом таёжки, из которой караван выбрался благополучно, Чигор — если допустить, что именно он враг, — решил использовать удобный случай. Это ему вполне могло удасться, если бы Большаков не нашел способа переправиться через року. Воробьев посоветовался с Юферовым, и оба они стали наблюдать за Чигором. Вдобавок на голове старою оленевода вдруг появился такой же малахай, как и у Большакова. По-видимому, он хранил шапку в своем вещевом мешке и теперь надел ее вместо истрепавшейся фуражки. Николай Владимирович, подозвав Вавилова, кивнул в сторону Чигора, идущего за оленями.

• Предыдущая
• 27/69
• Следующая