Знак Кота - Нортон Андрэ - Страница 40

• Предыдущая
• 40/61
• Следующая

Но Равинга не казалась взволнованной. Она подняла ладонь, накрывавшую черный шарик, чуть подтолкнула его, и тот покатился ко мне.

— Посмотрим, — сказала она.

И, как и в тот раз, давно, когда она дала мне кошачью маску, — Алитта сделала протестующий жест правой рукой, но промолчала.

Шар покатился через столик Равинги и перелетел на мой. Я не понимал, как он преодолел малое расстояние между поверхностями. Затем он оказался передо мной. Хотя Равинга не приказывала мне ничего делать, на этот раз она не возражала против того, чтобы я изучил этот предмет.

В нем не было ничего от кристалла. Ни искры, ни блеска, Шар отталкивал взгляд, как ком высохших ядовитых водорослей. У меня не было ни малейшего желания дотронуться до него. Но он менялся у меня на глазах. Его очертания искажались, он принимал различные формы. Одно мгновение я смотрел на голову кота — не котги, не родича Мурри, а гладкую голову леопарда — такого же леопарда, как тот, голубой, что является символом верховной власти.

Он был леопардом, но продолжал изменяться, и я увидел крысу — подобие одной из тех странных и зловещих крупных тварей.

Леопард для правителя, вспыхнула у меня в голове расшифровка этой символики, а крыса — крыса для конца всего, что есть хорошего.

Для человека, привыкшего к относительной тишине Внешних земель, Вапала была местом шумным — хотя не могу сказать, чтобы слух мой оскорбляли какие-нибудь грубые звуки, Музыкальные мобили, которые были частью внутреннего города, постоянно звенели с самого рассвета, когда их отпускали на волю ветра, и до заката. Улицы были полны жизни, и в следующие несколько дней все больше путников и торговых караванов втискивалось в город, пробиваясь сквозь такую толпу, какой житель Внешних земель не мог бы увидеть даже на самом большом празднике.

Я надеялся на дальнейшие разъяснения Равинги, но в то же время не хотел втягиваться в спор по поводу абсурдной идеи, что я стану добиваться леопардового престола. Она каким-то образом заворожила меня теми намеками, которые делала в первую ночь моего пребывания под ее кровом. Но утром она больше не поднимала эту тему, да и я не стремился это сделать.

В лавке было очень оживленно. Куклы императора шли нарасхват — даже если это были только дешевые глиняные поделки, приобретаемые за пару плодов или вязанку хвороста теми, у кого в кошельке было пусто. Обычай требовал, чтобы такое изображение было выставлено у каждой двери — даже если это была дверь полуразрушенной хижины. Я видел, как Равинга с Алиттой даже просто раздавали такие тем, кому было нечем платить и кто лишь тоскливо посматривал на куклы. Император должен раствориться в Высшем Духе, но часть его силы может остаться с теми, кто так почтил его.

Пока что торговля другими ее куклами шла не столь бойко, и я мог рассматривать их на досуге. Мужчины, женщины, дети из всех королевств, всех рангов — от королев, их придворных и гвардейцев до последних слуг или рабов, — все были представлены в ее коллекции,

Целые отряды пустынных разведчиков верхом на ориксенах, в полном вооружении вплоть до жутких засапожных ножей, которые они теперь носили по большей части для красоты, а не для смертельных поединков, как бывало прежде. Вдоль полки двигался целый торговый караван. Собиратели соли из Азенгира, с ветвями, поросшими кристаллами, проводники со светильниками для дюнных парусников из Твайихика. Ни шахтеры Фноссиса, ни представители моего собственного народа не были забыты. А впереди всех стояли знатные мужи и жены и народ самой Вапалы — от последнего уличного метельщика до королевы с ее двором.

Если Равинга изготавливала примеры всех двуногих обитателей королевств, то ей это равно удалось и в отношении четвероногих. Здесь были котти во всех видах — и во время игры, и во время охоты, ориксены с острыми рогами, терпеливые яксы, с повозками и без, и, в собственном углу, песчаные коты.

В этой земле их считали врагами и самой желанной добычей, и я был удивлен, настолько жизнеподобными и детальными были их изображения в коллекции Равинги. Здесь были свободные песчаные коты в разные моменты их жизни — точно такие, как Мироурр и те, что собрались для пения. Не мог человек, который видел их лишь в отдалении или стоял над их мертвыми телами после охоты, изобразить их так.

Я часто думал о шрамах на запястье моей хозяйки, всегда скрытых браслетом. Она никогда не упоминала о них, но я был уверен, что их видел. Когда Равинга вошла в этот иной мир и почему? Я внимательно наблюдал за Алиттой, но у нее таких отметин не было точно.

С детства я привык к терпению, но теперь иногда мне хотелось встать и потребовать у Равинги четких ответов. С того вечера, когда она показала мне черный шар и забрала его из моей руки, пока я изумленно смотрел на него и пытался понять, что означало увиденное мною, она уделяла мне мало времени, занимаясь лавкой и трудясь за своим рабочим столом.

На второй день я решил заняться чем-нибудь полезным. Первым делом я пошел на рынок, чтобы приглядеться к торговцам камнями и ювелирными украшениями. Дважды я видел украшения работы моей сестры, перепродаваемые по ценам, которые, я полагаю, глубоко поразили бы Куру. Я задумался, как можно доставлять ее произведения непосредственно в Вапалу, чтобы их оценили не только коллекционеры, и чтобы у нее появился выбор таких камней и поделочных материалов, какие никогда не появлялись на наших собственных ярмарках.

Равинга торговала не только в лавке, она арендовала место и на рынке, и там ее слуга Манкол продавал оставшиеся ее изделия. Я помог ему отнести туда товар и установить лоток, прежде чем отправился по своим делам.

Бирюзу, которую я нашел в пустыне, я обменял на несколько серебряных обрезков, что показалось мне достойной ценой, хотя я был уверен, что мог бы совершить более выгодную сделку, если бы лучше разбирался в здешних делах. Но тут было слишком много того, что стоило увидеть или услышать и что меня отвлекало.

По улицам туда и обратно постоянно сновали люди. Непрерывные крики охрипших слуг расчищали дорогу представителям того или иного Великого Дома. Прибывала молодежь в лучших своих одеждах — возможно, не для участия в испытаниях, а чтобы просто пообщаться и поиграть, состязаться в скачках на ориксенах под стенами города, отведать вин, не встречающихся больше нигде. В общем, показать себя, и порой далеко не с лучшей стороны.

Однажды я видел даже Шанк-джи с толпой сторонников. Он был светлокож, как все вапаланцы, но не носил пышного воинского парика, хотя имел при себе превосходной работы оружие с усыпанными драгоценными камнями рукоятями. Его собственные светлые волосы были стянуты в такой же простой узел, как и у меня, хотя удерживающий их зажим сверкал алмазами.

У него было узкое лицо без малейшего признака волос на подбородке или щеках, хотя большинство его спутников щеголяли тонкими полосками усов или бороды. Что-то странное было в его неподвижном, похожем на маску лице, на котором нельзя было прочесть никакого выражения. Тяжелые веки прикрывали глаза — сознательно или от природы? Он, несомненно, привлекал взоры — возможно, из-за некоторого напряжения, сковывавшего его, словно он держал себя в тугой узде, не позволяя себе вспышки действия, которого он жаждал.

Он был молод, хотя нельзя было сказать, что он подобен прочим юношам. В нем чувствовалась властность, которая всегда окутывала моего отца словно плащом, не позволяющим приблизиться к нему. Но все равно, хотя он и был сыном императора, по традиции явной власти в Вапале у него не было и по положению он стоял ниже, чем глава любого Дома.

Люди расступались перед ним. Я заметил, что некоторые люди из толпы странно, с сомнением посматривают на него. Однажды я увидел, как женщина быстро осенила себя знаком, считавшимся в моей земле отгоняющим неудачу. С другой стороны, многие выкликали его имя, хотя он ни разу не взглянул на тех, кто его так приветствовал, и не делал ответных жестов.

• Предыдущая
• 40/61
• Следующая