Цветник бабушки Корицы - Соловьева Елена - Страница 24

• Предыдущая
• 24/46
• Следующая

— Они тоже подпитываются энергией, перекачанной из зала, — пояснила Афелия, — здесь мой питомник, корни и семена, моя «Мастерская мечты»! А теперь пойдем в кабинет, я тебе еще кое-что объясню…

Выбравшись из цеха-вольеры, де Сюр заметно повеселел, несмотря на смертельную бледность, покрывшую его щечки. Он все продолжал подносить к лицу надушенный платок, так как, по чести сказать, совершенно не переносил дурных запахов. Он считал себя большим эстетом, Адениум де Сюр, и больше всего на свете хотел забыть, чем порой воняло на кухне его матери, когда та готовила «снадобье» для очередного клиента.

В кабинете режиссер с облегчением вздохнул, оглядывая свое рабочее место, напичканное самой современной техникой. А мадам, усевшись около большого монитора, продолжила лекцию:

— Теперь, когда мы ежедневно проводим кастинги, и силы у нас достаточно, я наделила определенной долей энергии все изображения афелиума. На афишах, билбордах, значках… Даже наклейки. Не говоря уже о рекламных роликах или живых растениях, которые горожане притащили в свои дома. «Частица цветка есть в каждом!» Это не просто слоган, как ты выражаешься. Это часть моей мечты, ставшая реальностью! Мы проникаем в их дома, головы, сердца. В спальни их детей, в их ящики для игрушек. Смотри!

Она пошевелила курсор. На мониторе возникла карта города, густо усеянная светящимися точками.

— Огоньки ты видишь всюду, где есть хоть что-то, связанное с афелиумом: живой цветок или его изображение. Там, где горит огонек, — по сути, стоит наш радар, который абсолютно точно диагностирует энергетическую ситуацию вокруг…

Повторяю для особо одаренных, — продолжила она, уловив на лице де Сюра тень непонимания. — Вот висит рекламный щит. На нем изображен афелиум. Идиоты вроде тебя полагают, что перед ними простая картинка. На самом деле это не просто картинка, а излучатель любви к афелиуму. Глядя на нее, они уже заражаются нашим вирусом! Потому что любовь — тоже болезнь. Постепенно искать изображение цветка станет их привычкой, потом — рефлексом! Со временем они будут хотеть только его, любить только его, они лишатся воли! Помнишь сказку про Снежную королеву? Про эту замороженную индюшку? Там тролли разбили Волшебное зеркало, и каждый, кому попадал в глаз осколок, начинал видеть мир в искаженном свете. А если точнее, то не в искаженном, а так, как нужно было колдуну, который соорудил зеркало. Мы добиваемся того же: если людишки будут видеть окружающее так, как мы захотим, они будут делать то, что мы захотим. Это — власть! Власть через любовь, потому что мы захватим их фантазии. А уж что послужит осколками, засорившими им глаза, — не так важно. По ряду причин я выбрала афелиум! Теперь это наш вирус-агент, наш лазутчик! Ты только представь, как прекрасен будет мир, населенный одним афелиумом! Красота того, что нас окружает, — вовсе не в многообразии. Пестро, шумно, хлопотно, у каждого в голове свое! Тысячи фантазий, тысячи идеалов красоты. Разве это справедливо? Но вернемся к рекламному щиту, — вдруг одернула сама себя Афелия. — Думаешь, он просто висит? Три раза «ха-ха»! Он просвечивает как рентгеном все дома в округе, и, если в радиусе нескольких километров есть человек, которому афелиум почему-то не нравится, информация о нем немедленно оказывается у нас. Видишь, кое-где точки отливают красным? Это — сигнал угрозы.

Афелия покрутила колесико настройки, курсор остановился на пульсирующем багровым цветом огоньке. Картинка начала укрупняться, стали различимы названия улиц, номера домов, и, наконец, появилось изображение уютной комнаты, где женщина крупных форм поливала большой и какой-то по-человечески важный на вид кактус.

— Ну вот, нашли предательницу! — Афелия криво усмехнулась. — Павлина Сергеевна Шишкина, пенсионерка, проживает по адресу улица Трамвайная, дом пять, квартира пять. Среди соседей известна как тетя Паша, она же Старшая по подъезду. Считает афелиум растением вредным и некрасивым. Испытывает к нему ничем не объяснимое недоверие. Горшок с цветком, который с кастинга принесла внучка, выкинула в мусоропровод. Таких, дорогой Адениум, после нашего спектакля мы всех изловим и отправим на принудительное лечение. Мы их исправим, обязательно исправим…

Но де Сюр, глядя на Павлину Сергеевну, задумался о своем и совсем не слышал Блондинку. Ему опять показалось, что не тетя Паша, а его мать бродит в нелепых тапочках-собачках по квартире, которую показывал монитор. Тем более что фигурами пожилые женщины были на удивление схожи. «Неладно дело, неладно, — билось у режиссера в мозгу. — Когда старуха начинает мерещиться мне слишком часто — быть беде». И хорошо знакомый с детства страх опять обволакивал его душу, выползая из самых потаенных уголков сознания.

— А тут у нас что? — вернул его к реальности истеричный возглас Афелии. — Огромная красная клякса в том же доме, где эта… с кактусом! Улица Трамвайная, дом пять, квартира девять. И проживает здесь, точнее, проживала… Не поверишь, де Сюр!.. Наша пропавшая костюмерша!..

Мадам принялась ожесточенно крутить колесико настройки, потом подняла мышку, внимательно осмотрела и в сердцах, со всего размаху трахнула об стол.

Полетели искры, де Сюр испуганно отскочил в угол. За дверью сиреной взвыли золотистые огоньки.

— Я не вижу комнату, Адениум, не могу! — заорала Блюм. — Не могу заглянуть внутрь. Кто-то выставил такую сильную защиту, что даже я не в состоянии пробить ее!

Она вернулась к компьютеру, уставилась на него, будто собиралась взорвать, и де Сюру действительно показалось, что экран задымился, но вместо изображения комнаты на нем по-прежнему мигала надпись: «Задание не может быть выполнено!»

— Что ж, с этими субчиками нужно разделаться до спектакля, они по-настоящему опасны, — зловеще прошипела Афелия. — Готовься, Адениум, после полуночи мы возьмем вражеское гнездо штурмом! На дело поедем лично. Вместе!

— Но вы же знаете, мадам, я не люблю прямых боев! — пролепетал режиссер.

— Привыкай! — отрезала Блондинка.

Корица, не торопясь, ела и рассказывала. Че то и дело останавливал на ней счастливый замирающий взгляд. Но сам к еде не прикасался, сосредоточенно обмакивая одну за другой в миску с зельем шишечки чертополоха. А Корица вспоминала о том, как месяц назад в театре появилась Афелия Блюм. Старушка Франкенштейн водила ее по всем помещениям и представляла как свою родную сестру, успешную бизнесвумен, которая решила оказать их театру финансовую помощь. Та всем улыбалась, не снимая темных очков, и раздавала милые сувениры — кому чашку, кому ручку, кому блокнот с изображением странного цветка.

— Но вот что удивительно, — воздавая должное козьему сыру, говорила Корица, — до этого ни о какой сестре директрисы в театре никто не слышал. И потом — вообразить себе женщину, более громкую, чем Наша Лилечка, просто невозможно. Обычно за день раз пять услышишь, как она кого-нибудь с превеликим наслаждением отчитывает, разносит в пух и прах. А тут ей будто звук прикрутили, и с лица она спала. Тень себя самой. Поначалу все облегченно вздохнули, а потом заволновались. Тут уже в театре и помещение начали ремонтировать под цветочную лавку. Забегали строители, какие-то подрядчики, сметчики. Поползли слухи о странном спектакле. Наконец собрали всю труппу на сцене, как стадо овец, и включили яркие софиты. Блондинка к людям не вышла, а через микрофоны из комнаты осветителей объявила, что готовится новая, совершенно необычная постановка. Осуществит ее известный мастер Адениум де Сюр, который скоро прибудет из столицы. И как только, значит, этот де Сюр объявится, труппа полностью поступает под его начало…

Артисты — народ обидчивый, — продолжала Корица, переходя от сыра к грушам, которыми закусывала шерри-крем густого рубинового цвета. (Че тоже пропустил стаканчик.) — Сперва тихо возмущались по гримеркам, потом решили написать коллективный протест, отказаться от участия в спектакле, упирая на грубость обращения и полную неясность творческой задачи. Мол, раз ваш столичный мэтр такой умный и даже не желает знакомиться с труппой лично, пусть собирает народ на улице. Написали. Тогда всех начали по одному вызывать к Франкенштейн на ковер. Вечером, когда я уже возвращалась с работы, мне позвонил перепуганный Александр Васильевич, наш режиссер, и сказал, что ни до кого не может дозвониться. Мы договорились увидеться у театра минут за двадцать до нашей с вами встречи, Че и Георгий. Едва я подошла к назначенному месту, как меня окликнули, я обернулась — и всё. Яркая вспышка света, потом — ничего…

• Предыдущая
• 24/46
• Следующая