Балерины - Носова Валерия Васильевна - Страница 1

• 1/73
• Следующая

Медленно, словно лениво, поднимается над городом зимнее солнце. Его слабые лучи с трудом пробивают январскую изморозь и падают на крыши большого города. Начинается новый день, полный труда и тревог для одних, праздный и веселый для других.

В такое вот утро последнего дня января 1881 года в семье прачки на свет появилась ранее положенного срока крошечная девочка. Она казалась столь слабой, что ни восприемница ее, ни соседки, суетившиеся возле кровати матери, не надеялись, что девочка будет жить. Как обычно, поторопились окрестить младенца и нарекли Анною — по имени святой, праздник которой значился в церковном календаре. Девочка часто хворала, долгие месяцы ее укутывали ватой, жизнь едва теплилась в ней. Но заботами матери и бабушки ребенок выжил.

Анна Павловна Павлова (по отцу она Матвеевна) оставила мало подробностей о своем детстве и годах, проведенных в Петербургской театральной школе. Не так много их и в книге Виктора Дандре, ее мужа и антрепренера. Еще меньше в мемуарах людей, близко знавших балерину.

В автобиографии, совсем короткой, Анна Павлова пишет:

«Первое мое воспоминание — маленький домик в Петербурге, где мы жили вдвоем с матерью… Мы были бедны, очень бедны».

Отца своего, отставного солдата, Анна, или Нюрочка, как ласково называла ее мать, не помнила. Он жил отдельно от них где-то в деревне и спустя два года после рождения дочери умер.

«…Мама, — рассказывает Анна Павловна, — всегда ухитрялась по большим праздникам доставить мне какое-нибудь удовольствие. На пасху — огромное яйцо, начиненное игрушками; на рождество — елочку, увешанную золотыми орехами. А раз, когда мне было восемь лет, она объявила мне, что мы поедем в Мариинский театр». Любопытству девочки не было предела — она все выспрашивала у матери, что же там будут представлять и как обыкновенные люди превратятся в сказочных. Любовь Федоровна снова и снова переговаривала сказку о Спящей красавице, которую Аня и так знала в мельчайших подробностях.

Снег только что выпал, и город сделался нарядным, чистым, казалось, все приготовилось к празднику. Мать и дочь ехали в Мариинский театр на извозчике, и санки бесшумно скользили по белым улицам Петербурга. Счастливая девочка слушала и не слышала, как мать говорила ей:

— Вот ты и увидишь сейчас волшебников.

«Еще несколько минут — и передо мной открылся неведомый мир, — вспоминает Анна Павловна. — С первых же нот оркестра я вся затрепетала… Взвился занавес, открыв раззолоченную залу дворца, я тихонько вскрикнула от радости…»

Партию юной принцессы Авроры исполняла в ярко-алом эффектном костюме итальянская балерина Брианца. К ее темным волосам и смуглой коже этот костюм очень шел. Она танцевала изящно и легко, покоряя зрителей совершенной техникой своего искусства. Любовь Федоровна обращала внимание дочери на тех героев балета и те простенькие танцы, которые, по ее мнению, были доступны пониманию ребенка: в прологе то были пажи и прекрасные девушки; они несли на парчовых подушках подарки, которые король приготовил для фей, приглашенных на крестины дочери. Торжественно одна за другой появлялись добрые волшебницы. Среди них и фея Сирени — крестная мать принцессы Авроры. С ней шесть юных дев, они поддерживали длинный шлейф ее платья. «Помню, — пишет Павлова, — я закрыла лицо, когда на сцену выехала старая, злая волшебница в карете, запряженной крысами». То была горбатая, страшная фея Карабос, которую забыли пригласить на этот праздник. Ее резкие, быстрые прыжки и верчения были так выразительно угрожающи, что у Ани душа оцепенела.

В третьем акте появляются Белая кошечка и Кот, Голубая птица и принцесса Флорина, Красная Шапочка и Волк, Золушка… Любовь Федоровна спросила дочку:

— А ты хотела бы так танцевать?

— Нет, не так, — твердо отвечала девочка. — Я хочу танцевать, как та дама, что изображает Спящую красавицу. Когда-нибудь я стану Авророй и буду танцевать, как она, в этом театре!

Мать и не подозревала, что Анна предсказала свою судьбу.

Театр ошеломил ребенка. Возвращаясь домой, девочка говорила только о том, как она будет выступать на сцене в роли Авроры.

— Мамочка, милая, ведь ты позволишь мне учиться танцевать… Ты позволишь? — страшась отказа, повторяла она. — Ты позволишь?

И как-то утром Анна объявила матери свое непоколебимое решение — она станет балериной.

— Но тогда тебе придется расстаться со мной, нашим домом и поступить в балетную школу, — пыталась переубедить дочь Любовь Федоровна. — Неужели ты захочешь оставить меня одну на свете?!

Анна уверяла мать, что не хочет расставаться с нею, но тут же спохватывалась, обещала часто приходить домой и лето проводить вместе.

— Если бы ты знала, мамочка, как я хочу танцевать.

В конце концов Любовь Федоровна примирилась с выбором Ани, пожалуй, даже признала его наилучшим ил всего того, что могла предложить столичная жизнь бедной женщине.

Уступая просьбам дочери, Любовь Федоровна осенью привела ее в театральное училище. Но девочка была так худа, мала и на вид беспомощна — к тому же ей было только восемь лет, — что там решительно отказались принять Аню в балетное отделение.

— Приходите, когда ребенок подрастет.

Два года нетерпеливого ожидания заветных десяти лет пролетели быстро. Каждое лето мать и дочь переезжали на дачу — в Лигово, к бабушке, у которой был свой домик с крошечной верхней террасой. Здесь, у бабушки, и проходила дачная жизнь Ани, старушка с любовью учила девочку читать и писать, вязать и шить.

Нюра часто грустила, становилась вдруг задумчивой и оживлялась, только когда заводила разговор о театре, о танцах, о балете, о ее «великом будущем».

Нередко она одна уходила в лес, иногда на речку Лиговку. По речке называлась Лиговом и деревенька, и станция Балтийской железной дороги, самой старой из петербургских дорог. Из Лиговки еще во времена Петра I был проведен канал для фонтанов Летнего сада. В глазах девочки и канал, и темный лес становились декорациями «Спящей красавицы», и в сумраке высоких сосен она воображала себя царевной.

Душе девочки близки были мягкие краски северной русской природы. Сколько ликования доставлял ей найденный ранней весной скромный подснежник! Через многие годы пронесла Павлова нежное чувство к этому цветку. Сидя на лавке у деревянного забора, сбитого из простых дощечек, возле бабушкиного дома, Анна подолгу наблюдала, как весело и забавно купались воробьи в лужицах на уже чернеющей от тающего снега дороге. Яркое весеннее солнце растопляло снега — в лесу расцветали ландыши и фиалки. Девочка любовалась ими, ласково прикасаясь своими маленькими пальчиками к миниатюрным цветкам. Каждый день она обходила бабушкин сад, и чувство сопричастности к природе не покидало ее, когда она смотрела на зеленое кружево оживших берез.

Лето приносило новые радости. Поля покрывались коврами белых, синих, фиолетовых цветов. Птицы, наконец построив гнезда и высидев птенцов, с утра до темноты сновали туда-сюда в поисках корма. Позже, став известной балериной, бывая в разных частях света — в Италии, в Индии, Америке, на Яве, — Павлова, прислушиваясь к шуму леса, глядя на полевые цветы или удивляясь пению какой-либо заморской птицы, неизменно вспоминала Лигово и свое детство.

Целеустремленность порой помогает таланту окрепнуть, но отнимает простые детские радости.

Музыкально одаренная девочка пыталась танцевать как театральная Аврора, упорно училась ходить на пальцах, точнее, на полупальцах. Это не удавалось, и понятно. Стояние и хождение на голых пальцах, не в специальных балетных туфельках, без чего не обходится и самая опытная, технически сильная балерина, было делом необычайно трудным, близким к самоистязанию. Но девочка еще и еще раз поднималась на полупальцы и, пробежав немного, приседала в реверансе, не забывая улыбнуться воображаемой публике.

• 1/73
• Следующая