Джан — глаза героя - Перовская Ольга Васильевна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/25
• Следующая

Семен Гаврилович прилег на диван, накрылся полушубком и сразу впал в забытье.

Джан с тревогой следил за хозяином. Все его поведение сегодня было таким необычным! Он совсем не улыбался, не шутил. Голос у него был какой-то хриплый, чужой, руки слабые, горячие… Собака внимательно, точно не узнавая, вглядывалась в лицо спящего.

Семен Гаврилович спал долго. Только к вечеру он поднял голову и попросил:

— Пить!

Старушка-хозяйка подала ему ковш со студеной водой и разохалась:

— Ну, куда вы пойдете?! Где вам — такому больному! Пятый час на дворе. Темно уж! Метель к ночи заходит…

— Тут недалеко, в «Красный луч». А темно мне, хозяюшка милая, в любой день, в любой час. Как-нибудь Джан меня доведет. Он и в темь видит отлично.

Семен Гаврилович решительно встал. Во время сна он согрелся и как будто немного приободрился.

И вот они снова бредут по хрустящей дороге. Мороз кусает щеки. Пар оседает сосульками на усах.

Семен Гаврилович почувствовал, что пробиваться сквозь такую вьюгу ему не по силам.

С каждым шагом у него все больше захватывало дыхание. Ледяной ветер и выпитая из ковшика вода жгли горло, словно раскаленными иглами. Жестокая ревматическая атака грызла суставы. Сердце словно обрывалось куда-то… Он остановился. Охнул. Палка выпала у него из рук. И сам он начал медленно оседать на землю.

Джан рванулся за палкой. Рука хозяина выпустила кольцо его шлейки. Джан подал палку и понял, что хозяин не может уже взять ее. Джан бросил палку и с жалобным визгом лизнул помертвевшее, покрытое холодным потом лицо.

Собрав последние силы, Семен Гаврилович простонал: «В „Красный луч“, Джан! Скорее! Ох, скорее беги в „Красный луч“».

… Вьюга пляшет над полем… Одни… Ни души, ни жилья, ни лучика света во тьме… Джан не знает, что делать? Хозяин велел ему бежать в «Красный луч»… Джан знает дорогу. Они же прямо туда и направляются… Но почему же он сам не хочет больше идти? Почему он так странно лежит на дороге?! Никогда он так раньше не делал…

Джан чует беду. Нет, он не бросит хозяина! Он хватает зубами воротник полушубка, упирается лапами в землю и со всей силой тянет тело к себе… Не так! Он берется за шапку, дергает, тянет, трясет ее из стороны в сторону… Потом начинает тормошить и ласкаться к хозяину. Он как будто упрашивает его собрать силы…

Но хозяин молчит. Глухой стон вырывается у него при малейшем движении. Враг коварный подкрался невидимо и нанес смертельный удар…

Джан злобно кидается в ночь, рычит, лает… Но врага нет! Некого разорвать на клочки… Снова стон, глуше, мучительнее.

Джан взвывает от горя. С жалобным писком он трется мордой о хозяйское лицо. Ложится на хозяина сверху, прижимается к нему во всю длину своего жаркого мохнатого тела, греет его своей шубой и не перестает ни на минуту громко лаять и выть.

А снег все метет, метет…

И вот уже легкий курящийся вал намело на то место, где лежит человек и собака…

Порыв ветра донес обрывки человеческих голосов.

Пес вскочил и завыл, что есть силы.

— Чудеса! — кричал молодой голос. — «Красный луч» должен быть тут, в двух шагах. Я слышал собак. А вокруг — ни огней, ни околицы…

— Опять собака, — слышишь, Сергей? — откликался второй голос. — Вот… Слышишь, воет?! Колхоз близко…

Парни, перекликаясь, брели по сугробам:

— Бабушка говорила, он вовсе больной, — кричал опять первый.

— С ним Джан. Может, и успели добраться…

Тут оба прислушались, рванулись и завязли в сугробе. Жуткий вой отчетливо донесся до них откуда-то сбоку:

— Это Джан! Его Джан! Джан, сюда!! — закричали, обрадовавшись, парни. Джан, прыгая, погружаясь и снова выпрыгивая, пробивался к ним через завалы.

— Сюда, Джан! Где хозяин? — Ребята осветили собаку фонариками. — Веди нас к хозяину!

Джан захлебывается, урчит, лает, воет… Он только не может сказать.

Вот он вцепился в край шубы одного из парней и тянет его за собою.

— Идем, пес! Веди! Да оставь ты трепать полушубок! Где хозяин? Что с ним?…

Перед ними высокий снежный вал. Джан кидается разгребать его лапами. Люди тоже начинают раскидывать снег. В белом свете электрического фонарика перед ними очертание тела. Джан кидается на грудь хозяина, лижет его руки, лицо…

Парни пробуют растереть замерзающего. Подносят ко рту фляжку с водкой, поят его, тормошат, не дают ему спать.

— В колхоз надо! Надо дать знать немедленно!.. Сергей, беги ты!.. И вот, если бы… Вы… приказали собаке…

— В «Красный луч»! В «Красный луч», Джан, скорей! — прошептал еле слышно Семен Гаврилович.

С громким лаем пес сделал огромный прыжок, взвыл — и снова прыжок… Лай все глуше… все дальше…

— Помчался! — с облегчением сказали юноши.

Один из них двинулся по Джанову следу…

Пляшет в поле метель…

Нету сил у больного подняться…

— Один шаг, только шаг!.. Ну, тогда машите руками! Не спите! Только не спите!..

Краснолучники, словно матросы на утлой лодчонке, ныряя с санками по сугробам, спешили на помощь.

Парень встретился им уже на половине пути, и они приняли его в сани, не останавливая разгоряченной лошади.

Джан мчался у морды коня. Он охрип от волнения и беспрестанного лая. Он понимал, что ведет помощь. Он был словно в истерике.

— … прибежал, словно бешеный, под окошко к нашему Анкудиновичу… Воет, лает, ломится в двери… Анкудиновича, слепого, схватил за полу и тянет во двор. А тетка ихняя сразу за мной! Видим — шлейка на нем, а Семена Гавриловича нету… Беда!.. Собрались вмиг. Водки захватили… Две шубы… А где он? Живой?!

Паренек не успел ответить.

Добрый конь домчал вовремя.

Всю дорогу, лежа в санях на хозяине, Джан согревал его, слушал бессвязный, бессмысленный бред и скулил.

В первый раз он никак не мог уяснить смысла его приказаний и был в полном смятении от своей непонятливости.

В таком виде их встретили дома.

Бред. Стоны. Острые изменившиеся черты…

Все в доме сбились с ног: припарки, горчичники, мази. Что еще? Чем еще можно облегчить такие страдания?

Джан не отходил от постели. Когда Семен Гаврилович начинал кричать и метаться, пес рычал и разъярялся, как бешеный.

Увести его, запереть — не решались. В доме знали: он спас жизнь хозяину.

Джан за всеми следил подозрительным, злобным взглядом, всем мешал, толкался у всех под ногами.

То и дело он вскакивал на кровать и ложился на больного всей своей тяжестью. Сначала его прогоняли. Но вскоре заметили, что только так Семен Гаврилович затихал и спал долго и крепко.

Обо всем этом знали уже повсюду. И в районе, и в цехах, и в клубе нового комбината — везде говорили о Семене Гавриловиче. Товарищи часто навещали его, старались помочь, поддержать родных и облегчить страдания больного.

На залитом солнцем дворе гуляют куры. Петух вскакивает на ограду, охлопывает себя, горланит, вытягивает шею и словно давится собственным криком.

Солнце, солнце… Вся комната в солнце. Джан смотрит в окно. Ему в комнате жарко.

Над окошком скворушке с белыми крапинами тоже, видимо, жарко. Скворец прыгает по своей большой клетке, тоже охлопывается, тоже поет и давится звуками голоса. Они любители передразнивать — эти скворцы.

Семен Гаврилович проснулся и высвободил из-под одеяла потную худую руку.

У кровати, на столике, стояли лекарства и кувшинчик с компотом.

Следя за хозяйской рукой, Джан мягко прикасается к полу пушистым хвостом, И когда исхудалые пальцы поставили кувшинчик на место, пес не выдержал и лизнул эти пальцы.

Теперь хозяин ласкает и гладит Джана еще больше прежнего. Он снова подолгу беседует со своей мохнатой сиделкой И Джан опять понимает отлично каждое его слово.

— Это ты, Джан? — отзывается на ласку собаки больной — А где Нина? Пойди позови, Джан, хозяйку!

• Предыдущая
• 21/25
• Следующая