Три вора - Нотари Гумберто (Умберто) - Страница 18
- Предыдущая
- 18/26
- Следующая
Я, приехавший в Италию случайно, отчасти для отдыха, отчасти из той тоски по родине, которую испытывают все, давно эмигрировавшие, я узнал из вашего потерявшегося письма о существовании этих денег и о мошенничестве, которое служило их источником.
Банальная ошибка, сделанная вами при справке в железнодорожном расписании, помешала мне совершить конфискацию этой суммы, предпринимаемую на основании безукоризненно нравственных принципов и имеющую целью назначение, которое после всего сказанного считаю излишним называть.
Вы, синьора, жена вора, вора, пошлого и презренного.
Вы содействовали и содействуете обеими руками, вашей красотой и вашей родовой гордостью успеху мошенничества вашего мужа.
Итак, вы его сообщница.
И вот, я надеюсь, что хоть раз в жизни вы захотите восстать против этого грязного ненавистного сообщничества, искупив благородным порывом чуткой души молчаливые унизительные сделки с совестью, которые вы заключаете ежеминутно, живя бок о бок с существом, подобным вашему мужу.
И если вам приходится выбирать между вором и вором, то ваше утонченное эстетическое чувство и сама аристократичность вашего темперамента, толкающие вас к более возвышенной человечности, должны подсказать вам без колебания, кто из двух более человечен, более «элегантен», если хотите, – словом, более достоин располагать той скромной суммой, которая находится в ваших руках и которую вы сами, надеюсь, пожелаете вручить мне…
Норис вскочила как под ударом кнута, ошеломленная, растерянная.
Неумолимая, сатанинская логика Каскарилльи с высоты надменной насмешливости, с какой она следила за его опутывающей диалектикой, бросила ее неожиданно на край зияющей пропасти.
– Я?… – пролепетала она машинально. – Вы хотите, чтобы я…
Каскариллья спокойно улыбался.
– Неужели вы стали бы колебаться? – спросил он с холодной вежливостью.
Норис вспыхнула.
– Слушайте, – заговорила она гневно, резким тоном, с дрожащими руками. – В порыве эксцентричности… или учтивости… может быть, по слабости… может быть, также из страха… я терпела до сих пор ваше присутствие… ваши слова… ваши оскорбления… Теперь довольно, понимаете, довольно!…
Каскариллья сделал рукой движение, словно успокаивая ее.
– Вы видите отлично, – заговорил он сухо, – что я имел основание несколько минут назад высказать предположение, что женщины принадлежат к животным низшего порядка…
Послушав вас сначала, затем увидев вас, я думал, что вы дадите наглядное опровержение моему убеждению.
Я обращался к вашему уму, пытался затронуть струны вашего сердца, измерить вашу душевную впечатлительность… Я надеялся… Я ошибся… С женщинами возможен лишь один путь общения… Но я не сатир… не кавалерийский поручик… Я только вор, как вы изволили выразиться, синьора… Но могу вас уверить, что ваше упорство напрасно: с вами или без вас, а я возьму сумму…
Норис хотела закричать. Но у нее не хватило мужества.
– Уходите!… говорю вам… уходите, – твердила она вне себя. – Смотрите! Берегитесь! Я позову мужа…
– И чего вы так волнуетесь? – спросил невозмутимо Каскариллья. – Вы не хотите выдать мне деньги? Но мне этого и не нужно: я возьму их сам… Будьте лишь любезны, во избежание возможных осложнений, лишнего шума, наконец, для избавления меня от долгих поисков и возни, будьте любезны указать мне точно, где находится касса…
– Но вы сходите с ума… Вы с ума сходите… Боже! Умоляю вас… Уходите отсюда… Вы сумасшедший… право сумасшедший… Ах! Боже мой! Что ж мне делать? Что сказать вам, чтобы вы ушли?…
В глазах Каскарилльи сверкнул властный огонек.
– Синьора, не будем терять времени… Уже поздно… а нелепое положение не в моем вкусе… Будьте добры сказать мне, где касса?
– Нет!… Никогда!…
Каскариллья с ленивой беззаботностью развалился в кресле.
– Что ж! Будь по-вашему! – решил он. – Подождем…
В этот момент в передней послышались грузные шаги, и у дверей в комнаты Норис жирный, тягучий голос коммерции советника Орнано окликнул:
– Норис!… А, Норис!…
Синьора Орнано побелела как полотно.
– Боже! Мой муж! – сдавленным голосом воскликнула она, судорожно ломая руки. – Это мой муж…
Каскариллья сохранял свою невозмутимость.
– Не беспокойтесь… Дверь заперта…
– Но он захочет войти… – взволнованно шептала Норис, теряя голову. – Он захочет войти… Если я не отопру, у него явятся подозрения… А если он найдет здесь вас… Боже!… Что делать? Как быть?
Голос советника после выжидательной паузы послышался снова:
– Спишь, Норис?… Норис!… Стук в дверь костями пальцев, сначала осторожный, раздался громче и настойчивее.
– Отвори, Норис, – продолжал муж, – это я! Норис, совершенно разбитая и обессиленная, упала
на кресло.
– Вот полюбуйтесь на этих женщин! – проворчал Каскариллья. – Вы только что грозили мне вмешательством вашего мужа. И вот добрый человек, словно угадав ваше желание, внезапно является сам, а вы с ума сходите от запоздалого страха перед скандалом, который сами же хотели вызвать… Попробуйте, отоприте ему… Что за важность… Увидит меня… Потребует объяснений… Вы скажете, что я вор… А я представлю ваше письмо… без конверта с адресом, конечно… Зачем ему адрес? Не все ли равно вашему мужу… кто любовник его жены, – я или другой кто…
Молния гнева мелькнула в глазах Норис, и с лицом, искаженным презрением, она прошипела:
– Не-го-дяй!
Судорога передернула Каскариллью. Щеки его побледнели. Но он моментально овладел собой.
– Может быть! – отрезал он. – Вопрос оценки… Во всяком случае, это вы вынуждаете меня прибегнуть к оружию, к которому я лично, кстати сказать, не питаю никакой симпатии… Удовлетворите мою просьбу, и я спасу вас…
– Но как? Как? – молила Норис, протягивая в отчаянии руки.
Каскариллья наклонился к ней и настойчиво, словно делал внушение, прошептал:
– Скажите мне, где касса? Скажите! В кабинете? Да?
Удары все более энергичные и нетерпеливые сыпались в дверь.
– Норис, отопри! Неужели не слышишь? Это я… Синьора поняла, что нужно подать признак жизни.
– А? Кто там?… Что такое?… Это ты? – бормотала она полусонным голосом, точно человек внезапно разбуженный. – Он слышал! Он, наверное, слышал наши голоса! Боже мой! Я пропала! Что делать?
Каскариллья бесшумно поднялся с места.
– Успокойтесь, – сказал он, беря руку Норис.
– Да, да… это я! – повторял между тем советник, вертя ручкой двери. – Отопри! Ты спала, Норис? Прости меня… Знаешь… Я хочу сказать тебе…
– Ну, видите, – прошептал Каскариллья, – он ничего не слышал… Это все, очевидно, последствия поезда… Слушайте же меня… Вы пойдете отпереть… Дверь открывается сюда, вовнутрь… Я помещусь между ней и стеной… Он войдет… Со свойственной вам ловкостью вы примете меры, чтобы он не оборачивался закрывать дверь, и в то время, как вы увлечете его в свою комнату, я скроюсь… не бойтесь… Итак, скажите; в кабинете она?
Почти против воли, одним из тех автоматических движений, какие вырываются в момент грозящей опасности или настойчивых требований, Норис сделала утвердительный кивок головою.
– Еще одно слово, – прибавил Каскариллья. – Для вас, едва я окажусь за пределами этой комнаты, исчезает всякая опасность… Но не для меня… Помните, на всякий случай, что письмо ваше в моем кармане… И если… потому ли, что времени у меня осталось немного… потому ли, что я чувствую себя немного утомленным… или, наконец, потому, что задача нелегка… вы понимаете… если бы мне пришлось произвести некоторый шум… о, самый легонький… защитите меня… целуя вашего мужа… в уши…
– Проснулась, Норис? – осведомлялся между тем советник Орнано, голос которого после полученного ответа стал снова податливым и медовым.
Норис с шумом передвинула кресло, чтобы оправдать молчание, и пошла открыть дверь.
Каскариллья с поразительным спокойствием собрал свою накидку, цилиндр и перчатки. Горькая усмешка кривила его тонкие губы.
– Услуга за услугу, – прибавил он легким, как дуновение ветерка, шепотом. – Как только я закончу свое дело, я извещу вас с улицы куплетом песенки… Я не хочу слишком долго затягивать вашу пытку… По этому условному знаку вы можете отправить вашего мужа восвояси… Он уж тогда уплатит по своему счету.
- Предыдущая
- 18/26
- Следующая
