Солдат, который вернулся - Тамоников Александр Александрович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/57
• Следующая

– А разве те эмоции и чувства, которые ты перечислил, не есть любовь?

– Не знаю. Но думаю, что любовь это нечто большее.

Екатерина опустила руки, вздохнула и спросила:

– Значит, ко мне у тебя, кроме жалости, ничего нет? Я так и останусь для тебя капризной, гулящей бабой, которая и с мужем жить не смогла, и под урода легла ради работы, да?

– Заметь, Катя, я этого не говорил.

– Но подумал, вернее, почувствовал. Ну и ладно. – Она подняла на прапорщика глаза, полные слез. – Хорошо, Рома, считай меня кем угодно, делай что хочешь, хоть бей, только прошу, не гони. Позволь остаться, пригреть тебя. Ведь ты не меньше меня нуждаешься в женской ласке. Я только одну ночь, даже остаток ее с тобой побуду, а потом хоть трава не расти. Выгонишь – уйду.

Рома прикурил сигарету и сказал:

– Да, загнала тебя жизнь, Екатерина. Помню, школьницей ты озорная, бойкая была. Парни за тобой хвостом ходили. О танцах не говорю, там за тебя дрались, били морды в кровь. Я в том числе. Казалось, все у тебя для счастья есть. И красота, и фигура, и ум. Прошло восемнадцать лет. Я вижу разбитую, раздавленную женщину. Тебе, Катя, встряхнуться надо, глоток свежего воздуха сделать и начать жизнь с нуля, с чистого листа.

– Так поддержи меня!

– Я же сказал, что помогу устроиться в Москве, квартиру найти. В конце концов, в моей служебной сможешь жить.

– Я не о том, Рома. Помоги мне встряхнуться, глоток свежего воздуха, как ты говоришь, сделать, почувствовать себя женщиной, а не сявкой подзаборной.

Роман видел, что Екатерина готова сорваться в истерику. К тому же и он, что скрывать, желал эту женщину. Хотя бы потому, что давно был один.

Николаев затушил окурок, подошел к Екатерине. Она встала, замерла в ожидании.

– Иди ко мне, – тихо сказал Роман и тут же попал в горячие объятия. Вскоре свет в окне его дома погас.

Петрович, наблюдавший за соседней хатой, отошел от окна и доложил жене:

– Ну вот, вроде осталась.

Марина Викторовна вздохнула и заявила:

– Ни стыда ни совести у Катьки нет. Где ж это видано, чтобы баба сама мужику набивалась, да еще с таким тупым упорством?

– Ты ее не стыди, Марина. Наша дочь попала в сети этой жестокой жизни, а выпутаться сил не хватает. Вот и цепляется за соломинку, чтобы вконец не задохнуться. Не осуждай, Марина. Если бы этого не хотел, то выпроводил бы ее. Вежливо, культурно, без скандала и грубости. Но он так не сделал.

– Так и он по бабе, видать, истосковался на войне своей. Ему сейчас хоть Катька, хоть любая другая, на которой даже клейма ставить негде. Лишь бы получить свое.

Петрович вздохнул:

– А хоть и так. Пусть одна ночь, но желанная, а не мучения с Арсением. Нет, Марина, а как ловко Рома отделал быков Говоркова! Два-три удара, и бугаи на земле. А как пистолет ко лбу депутата поставил, тот так на колени и повалился. Знает Рома, как с этими подонками базар вести. Силу свою чувствует. Не понятно только, почему его хотели списать? Даже комиссовали уже, а потом кто-то из начальства, видать, слово замолвил. И опять абы за кого начальство впрягаться не станет. Значит, Ромка в авторитете на службе.

– Хватит, старый, болтать, ложись, спать осталось ничего. Дверь в сенях погляди, а то будет Катька с ранья барабанить в окно.

– Сейчас. Перекурю, все сделаю и лягу.

– Ты самогон в сенях не ищи, спрятала я его.

– Чего?

– Хватит на сегодня.

– Эх, женщина, не понимаешь ты мужской души.

– Ну, конечно, прожив с тобой более сорока лет. Куда нам? Но все, Степан.

– Иду.

Роман на руках отнес Екатерину в спальню, раздел ее, бросил на пол одежду и одеяло, а потом сжал женщину в крепких объятиях. Почти два часа длилась практически беспрерывная любовная игра людей, истосковавшихся по близости. Наконец Роман выдохнул и лег рядом с Катериной.

Она положила голову ему на грудь и сказала:

– Хорошо-то как, Рома. Знаю, многие женщины на моем месте говорят, что раньше ничего подобного не испытывали. Мол, только ты дал мне понять, что значит настоящая близость. Я не верила, считала, что все это так, просто слова, чтобы мужчине было приятно. Оказывается, я ошибалась. Я сегодня и вправду впервые испытала такое сильное наслаждение, от которого темнело в глазах и перехватывало дыхание.

– Это, Катя, от того, что ты очень хотела близости.

– Нет, Рома. Не обижайся, но мне есть с чем и с кем сравнивать.

Николаев погладил ее волосы.

– Какие могут быть обиды? Мне тоже было очень хорошо.

– Честно?

– Я никогда не обманываю.

– Рада. А что дальше? – Екатерина подняла голову, посмотрела Николаеву в глаза.

– А дальше будем спать. – Роман улыбнулся.

– Я не об этом, а о наших дальнейших отношениях.

– И что ты хочешь услышать?

– Только не то, что получили, мол, свое и разбежались. Возможно, ты и захочешь новой встречи. Конечно, я и на это соглашусь, но…

– Катя, давай не торопить события. Поживем, как говорится, увидим.

– Значит, не сумела я зажечь в тебе искорку любви?

– Не знаю. Не хочу ни о чем думать. Но все, что обещал, в силе.

– Вольному воля. И за то, что было, спасибо.

– Зачем ты так говоришь? За что спасибо? Да и вообще, постарайся уснуть. Утром ко мне должен заехать товарищ. Или он позвонит.

– Это касается твоей службы?

– Не только ее, но и проблем с Арсением.

– Господи, я совсем забыла о нем. Боюсь, утро станет для нас обоих безрадостным.

– Не факт, посмотрим. А сейчас, Катя, баиньки!Николаев поднял с пола одеяло, укрыл им себя и Екатерину, обнял ее. Он приказал себе спать и сразу уснул. Екатерина же до рассвета так не смогла сомкнуть глаз. Противоречивость и неопределенность отношений с Романом, ставшим вдруг самым любимым и желанным для нее человеком, не давали ей покоя. От мыслей разболелась голова. Только к шести часам она задремала.

В семь часов их разбудил пронзительный звонок сотового телефона Николаева. Роман взял со стула мобильник, на дисплее которого светилась буква «Г». Грач? Вот кого, значит, отрядил Седой на решение проблем, связанных с ночной переделкой.

– Привет, Андрей! – заявил прапорщик.

– Привет! Не разбудил?

– Я ждал звонка.

– По голосу заметно. Короче, я на загородном шоссе, в трех километрах от поворота на Шанино. Объясни, как найти твой дом в селе и где встать так, чтобы не привлечь ненужного внимания местных жителей?

– А разговор того стоит? Может, по телефону?

– Стоит, объясняй. Я приближаюсь к повороту.

– Хорошо, как свернешь, иди до лесополосы, там, на опушке, оставь тачку. Дальше пешком, по той же дороге. Мой дом второй справа, но зайди с огорода. Во дворе встречу тебя. Понял?

– Понял. Далеко от лесополосы до дома?

– Метров двести.

– Нормально. Значит, минут через десять буду. Ты один дома?

– Нет.

– Вот как? Уж не с той ли красавицей, из-за которой у тебя вышел конфликт с Говорковым?

– С ней.

– А ты, Бурят, время даром не теряешь. Где беседовать будем? Разговор серьезный, причем не только по депутату.

– В сарае.

– А я, идиот, надеялся, что кофейком угостишь, пирожками домашними.

– Кофе могу в термос налить и пирожков захватить.

– Не утруждай себя, обойдусь. Я у лесополосы, ищу место стоянки. Выходи.

– До встречи. – Николаев отключил телефон и начал быстро одеваться.

Катя подняла голову:

– Рома, может, мне уйти? Чего ты будешь товарища держать в сарае?

– Отдыхай. Прошу до моего возвращения из дома не выходить.

Екатерина обиженно спросила:

– Как ты мог подумать, что я буду подслушивать?

– Я говорил не об этом, просто попросил тебя не выходить из дома ни во двор, ни на улицу. Ты же хочешь узнать, что предпримет Говорков?

– Конечно!

– Вот и жди. Вернусь, объясню обстановку.

– Может, завтрак приготовить?

– Вот это можно. Но все, я пошел.

Николаев не забыл забрать из-под подушки пистолет, набросил поверх спортивного костюма осеннюю кожаную куртку и вышел во двор.

• Предыдущая
• 10/57
• Следующая