Губы Мика Джаггера - Новаковский Доман - Страница 9

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая

ЯН. На сотню!

АННА. А после полуночи я расскажу тебе о той цыганке…

Центральная часть сцены затемняется, Освещается комнатка КАСИ. КАСЯ и БАРТЕК в любовном объятии.

КАСЯ. Оставь, что ты делаешь?

БАРТЕК. Я? Ничего!

КАСЯ. А эта рука?

БАРТЕК. Рука? Какая рука?

КАСЯ. Вот эта. Здесь.

БАРТЕК. Ну, здесь. А где ей еще быть?

КАСЯ. Не знаю. Где-нибудь еще… Совершенно в другом месте… Но уж наверняка не здесь! Ох!

БАРТЕК. Ты уверена?

КАСЯ (слабым голосом). Да… Ох! (Пауза.) Уж не думаешь ли ты, что тебе удастся?

БАРТЕК. Нет, с чего ты взяла? Что должно удаться? Мне никогда ничего не удается, да я, впрочем, ничего и не хочу…

КАСЯ. Это хорошо…А то уж я боялась… Ох!

Комнатка затемняется. Освещается кухня. АННА и ЯН. На часах – двенадцать.

АННА. Ну, как? Все еще веришь цыганкам?

ЯН. Не говори – гоп! А вдруг кто-нибудь постучит в окошко… Может, он уже подходит, может, бродит в ночной пустоте?

АННА. Псих ты мой дорогой! (Взъерошивает его волосы.) Поживешь еще, поживешь… У тебя всегда были красивые волосы… Мой старый мальчик, дорогой…

Слышится далекий волчий вой. АННА и ЯН встревожены. Внезапно проносится порыв ветра. Раздается стук в окно. ЯН отскакивает как ошпаренный. Вдруг ЯН хватается за сердце, начинает задыхаться. Падет на стул. АННА пытается его спасать.

Кухня затемняется, освещается комнатка КАСИ. БАРТЕК и КАСЯ занимаются любовью. Свет попеременно гаснет и включается – то над кухней, то над комнаткой КАСИ. Попеременно – близкая к кульминации КАСЯ и умирающий ЯН, смерть и зачатие. Наконец мы остаемся на кухне. ЯН умирает, АННА кричит. Через окно вваливается МАРЕК.

Сделай же что-нибудь! Он умирает!

МАРЕК. Какой там умирает! Дай ему по физиономии! (АННА теряет дар речи.) Ну, что же ты? Ударь его! Вот так!

МАРЕК дает ЯНУ две крепких пощечины. ЯН садится на полу с очумелым видом. Моргает, непонимающе осматривается. Свет над кухней гаснет, освещается комнатка КАСИ. КАСЯ и БАРТЕК все еще в любовном объятии. КАСЯ постепенно успокаивается.

БАРТЕК. Кто-то кричал!?

КАСЯ. Да. Это я. Ну, видишь? Все-таки тебе удалось, правда? Получил меня… Это чудовищно, невероятно! Добился своего!

БАРТЕК. Да, получил… (Внезапно КАСЯ принимает вдохновенную позу.) Что с тобой?

КАСЯ. Не знаю… Не знаю…

БАРТЕК. О чем ты думаешь?

КАСЯ. Не знаю… Ты не сердись, но… Боже, что я вытворяю, что делаю? Это же не я! (Плачет, перестает.) Я знаю! Наверное, это судьба! За этим что-то кроется, что-то заставило меня, понимаешь?

БАРТЕК. А как же, конечно! Точно, судьба. А от этого не уйти, ясно?

КАСЯ. Уфф! Как хорошо! Знаешь, я уже боялась, что становлюсь распущенной… (Нервно хихикает, потом перестает.) Мне так здорово! (Прижимается к Бартеку.)

БАРТЕК. Прикольно?

КАСЯ. Фристайльно! Супер!

Оба смеются. Комнатка затемняется, освещается кухня. Часы отбивают последний удар. АННА, ЯН и МАРЕК.

МАРЕК. Ну вот, и делу конец. Ему нужно всыпать как следует, и тогда все проходит. Не знала? Он всегда так… Истерик паршивый… Герой из нашей деревни… Боже, что за день!

ЯН. Марек…

МАРЕК. Ну?..

ЯН. Подойди ко мне. Дай руку. (МАРЕК с неохотой подает руку.) Спасибо, сын. Видишь, как оно? Еще немного и я бы не успел.

МАРЕК. Куда не успел? О чем ты?

ЯН сердечно пожимает руку МАРЕКА, обнимает его, на глазах у него слезы.

Да перестань ты…

ЯН. Не беспокойся. Твоя ненависть… Это уже что-то… Пока и этого достаточно. Ну!

МАРЕК выходит, сдерживая слезы.

АННА. Ну и как?

ЯН. С меня сотня… (Садится на стул, АННА показывает на часы.) Не всему и не всегда суждено исполняться, да?

АННА. Чаю хочешь? (Наливает из чайничка.) Холодный… Но не хочется заваривать… Знаешь, ты меня действительно напугал… (ЯН пьет.) А ведь это такая глупая история… Хочешь знать, кто это был, та цыганка?

ЯН. Кто?

АННА. То была совсем не цыганка. То была румынка.

ЯН. В шестьдесят седьмом? Тогда еще не было никаких румынок.

АННА. Надя. Моя однокурсница. А придумала все Моника, понимаешь?

ЯН. Моника? Моя Моника? Мать моего сына?! Что она придумала?

АННА. Все очень просто. Она хотела, чтобы ты оставил меня и вернулся к ней. Да и я тоже… Уже был Здисек… Ну и… Ну и мы все о тебе рассказали Наде.

ЯН. Действительно. Она знала все… А как же будущее?! Откуда она могла знать?! А все совпало. Она же предсказала!

АННА. Если бы не твой сын, ты и в самом деле умер бы сейчас, ведь так? Боже, прожить жизнь, зависящую от кретинской выходки трех студенток?! (Смеется.)

ЯН (тоже улыбаясь). А дата смерти?

АННА. Наверное, она тоже хотела, чтобы ты жил вечно…

ЯН. А четвертый концерт Роллингов? Мифический, недостижимый?

АННА. Ну, тут уж не знаю. Но зато сегодня ты его получишь! А пока – гони сотню, ты, фаталист!

ЯН. Ты знаешь? Кажется, у меня нет сотни…

АННА. Этого я ожидала…

ЯН. Зато теперь – только подумай! Зато теперь я уже на самом деле буду жить вечно, понимаешь? Я чувствую! Во всяком случае, таково мое намерение! Что скажешь? Началась новая жизнь! (Ударяет себя в грудь, раздумывает.) А что это означает? Что сегодня увижу Мика? В первый раз?

АННА. Как это – в первый раз? А тот второй концерт в Праге?

ЯН. Обещаешь не смеяться?

АННА. Да ты что? (С недоверием.) Не может быть!

ЯН (подтверждает кивком, АННА начинает смеяться). Познакомился я с одной чешской чертовкой… По пути, в Малой Болеславии… То был безумный, чешский роман… И, знаешь…

АННА. Погоди! Минутку! Так ты… Ты никогда не был на Роллингах?! Ты?! Никогда?! Серьезно?!

ЯН. Глупая история, правда? Только не говори мальчикам… (Показывает мячик.)

АННА. Боже, какое безумие!

Входит Марек.

ЯН. Безумие?! Безумная ночь только еще начинается! Анулька, я живу! Понимаешь?! Новая жизнь! Новая жизнь, все сначала!!! Я останусь у тебя, будем жить вместе, наконец-то вместе! Вырастим детей, внуков, правнуков, будет чудесно!

МАРЕК. Разумеется! Эту стенку прокроем розовым, ту – оранжевым, здесь протянем бордюр из пацификов, в гостиной на потолке напишем «freedom», а ванную…

ЯН. Замолчи!

МАРЕК. А ванная у нас будет вся в цветочках.

ЯН. Умолкни!

МАРЕК. Ах да, что касается цветочков, сделаем так: в огороде будут две грядки, на одной посадим гашиш, а на другой – грибки, разумеется, галлюциногенные, правда? А в палисаднике, на самом видном месте, – марихуану, она же красиво выглядит.

ЯН. Ты заткнешься?!

МАРЕК. А по утрам, ежедневно, будем с корзиночкой бегать в лавочку за ЛСД, чтобы мило начать день…

ЯН бьет МАРЕКА и выталкивает его за дверь. Возвращается, останавливается возле буфета, берет старую кофемолку производства ГДР.

ЯН (читает). Народное предприятие, Магдебург. Смотри-ка, еще работает… Однако солидно у них все, правда? Аня, не слушай ты его, сопляка, все это не так… Я могу… Я… Мне это нисколько не мешает… (Показывает на плиту, утварь и пр.) Человек – хочет он или не хочет – все равно живет окруженный предметами… Ведь можно, наверное, быть счастливым даже если… Ну, могу же я попытаться… После стольких лет… А… неважно! Ну! Пусть играет музыка, я остаюсь!

АННА. Нет.

ЯН. Что «нет»?

АННА. Не остаешься.

ЯН в недоумении садится.

Мне в самом деле хорошо. Без тебя. И я… и я не хочу иметь в этом доме другого мужчину… Потому что Здисек… Он был добрым человеком и… Нет.

Пауза. ЯН вдруг улыбается как ни в чем не бывало.

ЯН. Вот и прекрасно. Послушай! А сейчас сделаем так: выпьем водки, вина, пива, забьем по косячку, нюхнем коки, кинем кислоты под язык! Что скажешь, Аня? Какое меню, да? Specialite de la maison! Только ширяться не станем, потому что брезгаем, правда? Живем, Анулька, живем! Ну, что ты так? Не хмурься, Анулька! Что с того, что утром я уеду? У нас тысяча лет впереди!!!

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая