Твоя чужая жизнь (СИ) - Андреева Марина Анатольевна - Страница 17

Содержимое документа, вопреки ожиданиям, не оказалось абстрактным дневником, какие ведут девочки в школе, записывая каждый шаг. Длина документа составляла всего лишь двенадцать страниц. Здесь была чётко расписана последовательность расследования с гиперссылками на хранящиеся на компе, а также в сети, документы. «Ну что ж, посмотрим, куда тебя завели расследования…»

Возле ссылок на все доки из папки «Друзья» стояли пометки — «нет мотива». Та же пометка стояла и на некоторых конкурентах и людях, инфа о которых хранилась в разделе «Работа». Решив не тратить время, Юля начала просматривать только тех, напротив кого стоял знак вопроса или «возможно, виновен».

Папка с довольно подробным досье на Юлиного отца оказалась именно с обвинительной пометкой.

Весь остаток дня, за исключением кратких моментов, когда возникала необходимость отвлечься по работе, она посвятила изучению информации о собственном отце. Но к концу рабочего дня, успев узнать много нового, не просмотрела и четверти имеющихся материалов. Попытки оправдать отца ни к чему не приводили. Никаких признаков того, что видео сфабриковано, или фото на самом деле обработано в фотошопе, не нашлось. Всё было либо правдой, либо выполнено профессионально — не придерёшься. Запихав ноут и ботановскую злополучную распечатку в рюкзак, потрясённая Юля наконец-то вышла из клуба. Домой идти не хотелось. Маленькая квартира не позволяла остаться наедине с мыслями, а это сейчас требовалось больше всего. А ещё жутко хотелось напиться. Мутило от мысли об отце. Не давало покоя то, как несправедливо она обошлась с Колей — ставшим ей родным человеком…

— Колян! — раздался сзади бодрый голос.

— Кира? Привет, — обернувшись, отозвалась Юля и опешила: «Они знакомы?», но вслух спросила: — Ты что, поджидал тут?

— Ну, если ты на связь не выходишь, то как ещё? — удивился друг. — Твоя мать сказала, ты тут работаешь.

— Кстати… она говорила, нам помогает кто-то. Не ты, случаем?

— Есть маленько. Да ты не парься, знаешь же — мне не в тягость. Я за вечер могу спустить больше, чем вашей семье на месяц надо. Да и не было тебя, кто их прокормил бы? Хотя из тебя тоже кормилец ещё тот.

Юля едва не рыдала: «С этим переселением… я потеряла такого человека!»

— Даже и не знаю, что сказать. Спасибо — мало.

— Забей! Ты уж извиняй, я сейчас на встречу еду. Но твой дом по пути. Подкину. Или, мейби, ты куда в другое место собирался?

— Давай домой, — угрюмо ответила Юля, плотнее вжавшись в сиденье.

Говорить не хотелось. Печальные мысли давили со всех сторон. С одной стороны, останься она прежней — никогда не догадалась бы об истинном лице того человека, которого считала отцом. И тут она вспомнила: давно, ещё года четыре назад, ей в руки попалось собственное свидетельство о рождении, тогда её очень смутила дата его выдачи и печать «повторное», но спросить о причинах у отца она так и не решилась. И вот теперь, оказавшись в теле когда-то совершенно незнакомого ей молодого человека, она окунулась в непредставимую, сложную жизнь бедняков, обрела друзей-ботанов, прозрела в отношении отца и с опозданием оценила своего жениха. Вот и что лучше? Быть наивной и счастливой дурой или умной, но несчастной?

Кирилл, словно чувствуя, что на душе у друга паршиво, с разговорами не лез. В молчании довёз до дома, махнул на прощание рукой и уехал. А Юля грустно взглянула на окошко на третьем этаже и, вместо того, чтобы идти к подъезду, пошла к ларьку. Купив пачку сигарет, зажигалку и две банки пива, она обустроилась на пустовавшей в позднее время детской площадке.

«И что теперь делать?» — выходя из автобуса под холодные, светящиеся в лучах ночных фонарей плети дождя, подумал Коля.

На улице было зябко.

«Корешами и подругами в этом теле я не разжился. Кирилл остался. Но шансов, что он в городе — ноль. Слоняться по ночным заведениям или вокзалам небезопасно. Придётся вернуться на Рубинштейна. Рискованно. А вдруг «папашка» куда-нибудь переехал?» Но Колины страхи не оправдались. Выпучившая глаза консьержка без вопросов пропустила его в подъезд, а открывший дверь Юлин отец какое-то время стоял, не в силах произнести ни слова. «Любит свою дочь, сука! А о том, что моего отца тоже кто-то любил, не думал! Глянь-ка, как осунулся, как исхудал. И поделом…»

— Юля… как же? Мы всё обыскали! В полиции сказали, что пора признать пропавшей и…

— Я тут, и всё, — сухо ответил Коля и взглядом потребовал освободить проход в квартиру.

— Ой. Входи, конечно.

Попытка обнять блудную дочь оказалась пресечена на корню. Коля прошёл в свою комнату, взял чистые вещи, с наслаждением искупался под тёплым душем и добрался до холодильника.

— Я утром в участок позвоню…

— Зачем?

— Чтобы прекратили процесс объявления тебя пропавшей.

— А, ну это — да, — прочавкал в ответ Коля.

— Что произошло? Ты куда пропала-то? Я же половину охраны после того уволил.

— Ничего. Новую работу найдут.

— Да. Это да. С тобой-то что?

— Что? Ничего. По две ноги и руки на месте, голова вроде тоже тут, только вот… документы пропали.

— Не беда. Восстановим. Но…

— Я устала и меньше всего хочу выслушивать твои проповеди о моем поведении, — отрезал Коля и, прихватив с собой бутылку молока, отправился в свою комнату.

— Могла бы хоть записку оставить… — донеслось вслед.

В комнате порядок, все вещи на прежних местах, вокруг ни пылинки. Очевидно, папик не терял надежды. Коля проверил комп — полазали в нём основательно. Как ни странно, интернет оказался оплачен. Словно наркоман, долго воздерживавшийся от употребления дозы, вместо того, чтобы лечь спать, Коля вошёл в сеть.

В почте обнаружилось множество писем от Кирилла, нарывшего новую информацию о деятельности «папика». Но последние письма были полугодовой давности. «Однако долго он надеялся», — по Колиному лицу расползлась довольная улыбка. Приятно осознавать, что, кроме ничего не ведающих родных, есть на свете ещё кто-то сопереживающий, надеющийся и верящий в твоё возвращение.

На ознакомление с прикреплёнными файлами ушло около получаса, больше времени было потрачено на систематизацию имеющейся информации с учётом накопленных за время общения с Юлей данных. Что-то начинало вырисовываться, но полной картины по-прежнему не было. «Для возбуждения дела этого недостаточно. Посадить, конечно, можно, но без привязки к гибели отца всё это теряет смысл».

Уснул Коля глубоко под утро. А в десять его поднял настойчивый звонок в дверь. «Папик» к этому времени давно был на работе, но, несмотря на вечную занятость, не забыл связаться с органами.

На лестничной площадке топтался темноволосый мужчина лет тридцати пяти со смутно знакомым лицом, в форменной одежде полицейского.

— Здравствуйте. Участковый уполномоченный, двадцать восьмой отдел полиции, старший лейтенант Василий Прутко. А вы — Юлия Станиславовна Розенфельд? Станислав Витальевич сообщил о вашем появлении, а также об утере документов. Извините, если разбудил… — полицейский был явно смущён, — необходимо заполнить некоторые бумаги. Обычно это делается в отделении. Однако ваш отец настоял на визите к вам.

— Знаете… — Коля окинул оценивающим взглядом гостя. — Я при папаше не курю. Как раз собиралась. Дома камеры. Может, составите компанию? — взглядом он указал на окошко в парадной.

— Ну… можно, — растерялся полицейский.

Перекур прошёл в молчании.

— Заходите. Пойдёмте на кухню, там удобнее, — предложил Коля.

Мужчина явно неловко чувствовал себя в подобных апартаментах. Он то и дело бросал украдкой взгляды на элементы интерьера. «Был бы я девкой реально, наверняка мне такой типаж понравился бы. Как же хочется обратно в родное тело», — с горечью замечая на себе заинтересованный и смущённый взгляд полицейского, думал Коля.

Все формальности заняли немногим более часа. И под конец визита Колю осенило: именно этот полицейский участвовал в расследовании гибели его отца. Это было чем-то сродни провидению. Судьбе.