Выбери любимый жанр

Мой Карфаген обязан быть разрушен - Новодворская Валерия Ильинична - Страница 18

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Москва очень хорошо всем воспользовалась. Новгород не умел договариваться. Вы это помните. Он с Псковом не сумел договориться, а ведь у Пскова была та же структура, что и в Новгороде.

Новгород не захочет спасать Русь от татар. Он сочтет, что это не его дело, он откупится, у него есть серебро. Татары никогда не дойдут до Новгорода. Есть чем откупиться. Татарам нужны деньги. Они покладистые. Давайте деньги — и дальше не пойдем. Новгород, который так великолепно расправляется с псами-рыцарями, с которыми, может быть, вовсе и не нужно было расправляться, а надо было заключить союз, будет платить отступное Орде. Хотя это и не будет выражаться в унизительных формах. Новгород будет далеко от этих унижений, но новгородские князья (эти демократически выбранные князья!), будут ездить в Орду, будут вносить деньги, будут заниматься народной дипломатией и интригами. Они смирятся с этим положением вещей и, когда Тверь призовет, Новгород не пойдет воевать. Не пойдет против Москвы, не пойдет против Орды. Новгород даст уничтожить Тверь. Даст уничтожить второй центр собирания Руси. Если бы Твери было суждено объединить Русь, если бы это была не Москва, судьба Руси была бы совершенно иная. Возможно, мы бы вылезли из нашей с вами ситуации. У нас был шанс прорваться. Мы не прорвались. Новгород не помог.

И когда Новгород останется наедине с Москвой, и столкновение станет неминуемым (Москва не могла долее его терпеть), тогда начнется самое страшное — социальная рознь. Охлос Новгорода сыграет свою роковую роль. Новгородцы, совершенно обезумев, начнут жаловаться на своих бояр в Москву. Они начнут апеллировать к московским князьям. Уж очень они ненавидели этих самых богатых бояр. И вот из-за этого социального ложно понятого чувства, из-за неумения смириться с социальным неравенством, из-за неумения его полюбить, потому что социальное неравенство — это двигатель прогресса, все и произойдет.

Московский князь постепенно, по шагу, вонзит свои коготочки в Новгород. Он начнет играть роль посредника. Он начнет как бы вершить справедливый суд. Выяснять, кто здесь прав, а кто виноват. Начнет мирить новгородцев. Еще немножко, и возникнут голубые каски из московских гарнизонов. Такие посредники, как в карабахском конфликте. Давайте мы вас всех помирим, мы скажем вам, кто прав, кто виноват. Пошли только за посредником и считай, что ты пропал.

В этот момент московский князь сделает потрясающий шаг. Он присвоит звание бояр московских новгородским боярам. Это все равно что орден дать. Как Жаку Шираку дали за заслуги перед нашим Отечеством (Первой степени!), вот точно так же дадут звание новгородским боярам. Им будет это очень лестно, все-таки иноземный орден. Мало того, что они у себя бояре, они еще бояре на Москве. А знаете, чем это кончится? Это кончится тем, что их сопротивление будет сочтено государственной изменой, когда начнется война между Новгородом и Москвой.

Иван Третий был великим государственным деятелем. Это был автократор первого класса. Иван Третий уничтожит Новгород его же руками. Иван Третий употребит на милитаризацию Москвы все лишние средства. Он создаст роскошную армию. А новгородцы будут жалеть денежек на военные расходы, поскольку социальные программы им покажутся более привлекательными. И когда они останутся наедине с милитаристской Москвой, выяснится, что давно уже московское войско, то есть эти их железные имперские легионы куда лучше, чем новгородское ополчение. Потому что новгородцы давно ни с кем не воевали. Они расслабились, на них никто не нападал. А Москва к тому моменту уже успеет покорить всех. Москва будет воевать целый век. Поэтому с Новгородом она справится достаточно легко.

И когда состоится битва при Шелони в 1470 году, все будет кончено. Ивану Четвертому нечего было делать в Новгороде. Все совершится руками Иоанна Третьего. Он уничтожит свободу. Совершенно необязательно после этого топить население. Надо просто закрыть Вече, увезти в Москву вечевой колокол. Первое, что Москва делала, это отовсюду увозила ненавистные ей вечевые колокола. Заметьте, и из Твери, и из Новгорода. Она просто коллекционировала эти колокола, потому что сама идея, что кто-то может говорить без ее разрешения, была ей ненавистна.

И достаточно было казнить всего-навсего нескольких человек: Дмитрия Борецкого, Василия Губу-Селезнева, Киприяна Арзубьева, Еремея Сухощека. Выбранных представителей: от бояр, от сенаторов — Дмитрий Борецкий и Василий Губа-Селезнев; от купцов — Еремей Сухощек; от дворян — Киприян Арзубьев. И достаточно. Достаточно вывезти в Москву в ссылку (Сибирь тогда была не наша, не могли в Сибирь ссылать, приходилось в Москве держать всех ссыльных), лучшие боярские роды, обезглавить Новгород и сделать его таким же обыкновенным городом с холопами и с господами, да еще и под московской эгидой, то есть под московским управлением, как все города на Руси. Когда закрывается эта страница, когда захлопывается эта книга, можно уже сказать, что Русь приговорена. Но приговор еще не прозвучал, то есть судьбы уже отмерены, судьбы уже известны, — но кто может их прочитать?

А тут еще одно несчастье. Переселение на финно-угорские земли. Русь уходит на Север. Ей кажется, что она спасается от кочевников. Но на самом деле это добровольное изгнание, такое же, как во времена сарматов, как во времена печенегов, то, что случилось после Траяна, то, что случилось после союза с эллинами, как всегда, когда наступали эпохи упадка и затмения. Русь уходит на Север в финно-угорские края. Она теряет этот широкий окоем, она теряет огромный Днепр, который течет в какие-то неведомые страны. Она теряет историческую перспективу. Она теряет то минимальное чувство общности с человечеством, с Ойкуменой, которое было у киевских князей. Она теряет широту и беспечность натуры. Она теряет богатство, потому что не будет черноземов, не будет такого количества мехов.

И вместо богатых, щедрых и беспечных князей-витязей, сильных князей (даже в Чернигове, даже в каком-нибудь маленьком Ростове Великом!) она получит князей слабых. Они все попадут на север, где за темным лесом ничего не видно. Где реки крошечные, где области в силу географической структуры очень маленькие. Да вы и сами помните, что они еще все раздробились. Раздробились так, что остались одни молекулы. Бедный князь — зависимый князь.

Бедный князь не может быть гордым, он не может себе позволить никакой гордости, он не может себе позволить никакой независимости. Пока ему еще некому отдать свою независимость. Но когда появятся желающие, эта независимость упадет желающему в подол, как спелое яблоко.

Начинается эпоха первого Сталина на Руси — Андрея Боголюбского.

Лекция № 4. Страна рабов, страна господ

Рынок князей возник на тощей суздальской почве.

Но уже не тех широких витязей, потомков викингов, а других, почти забывших про скандинавскую традицию, у которых было мало богатств, была очень маленькая дружина. Рынок князей, которые готовы были прислониться к любому сильному плечу, пойти под любую сильную руку.

А когда есть товар, обязательно появляется купец. И купец появился. Юрий Долгорукий не только основал Москву. Юрий Долгорукий родил очень своеобразного князя Андрея Боголюбского, того, кто основал Владимир. 1111-1174 год. Как рано. XII век. Тем не менее, в XII веке впервые была сделана попытка править на Руси по вполне авторитарной формуле, через голову абсолютизма. Еще абсолютизма никакого не было. Была попытка авторитаризма, попытка с ходу ввергнуть страну, которая еще не была, по сути дела, единой державой, в звездный час автократии.

Юрий Долгорукий был чистым носителем византийской традиции. Ему нравились кесари Византии, давно сошедшие во тьму. Может, он начитался византийских хроник, а может быть, это были природные способности. Но так как правил он, не правил никто. Он был внуком Мономаха. Того самого Владимира Мономаха, который сделал после Ярослава первую робкую попытку вестернизации Руси. Вестернизации авансом, потому что тогда, по сути дела, Русь от Польши и от Литвы не отличалась ничем. Отставания не было заметно ни по сравнению с Чехией, ни по сравнению с Францией. А с Британией сравнивать было невозможно, потому что в Британию никто из русских не ездил. У нас не было общих дел. По сравнению со Скандинавией тоже не было материального и культурного отставания. И по сравнению с Западной Европой, не считая Италии.