Пряный кофе (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 47
- Предыдущая
- 47/53
- Следующая
– И зачем ты меня позвала? – спрашивает леди. Голос её холоден и отстранён.
Девушка с тёмной кожей улыбается невинно, как старуха, потерявшая рассудок и память.
– Мне показалось, что ты могла её знать.
Леди смотрит на бродяжку, распростёртую на полу, и пожимает плечами:
– Ты ошиблась.
Она шагает со ступени вбок; долю мгновения виден ещё полупрозрачный силуэт – вполоборота, с занесённой рукой; веет призрачным запахом вишнёвого табака. А потом нас остаётся только трое.
Улыбка темнокожей девушки меркнет. В рокоте барабанов мне слышится мужской голос, то свистящий, то дребезжащий, то низкий и глубокий, то режуще-высокий: «…и посей их, и взрасти их, и собери урожай, а как иссохнут они, как иссякнут они, отдай их огню, и брось их семена в землю. И взрасти их…»
А потом темнокожая спрыгивает со своего тюка и встаёт на колени рядом с бродяжкой. Гладит её по лбу, обводит скулы, касается разбитых губ.
Дымом пахнет всё сильнее.
– Они забыли тебя, оставили здесь. Ты пойдёшь со мной?
Издалека доносится женский крик – надрывный, полный ужаса; он сливается с рокотом барабана, с пробирающим до костей «…а как иссохнут они, как иссякнут они…», и с неровным дыханием бродяжки.
Надвигается что-то страшное – настолько неимоверно жуткое, что я не выдерживаю. Отталкиваюсь ногами, что есть силы – и взмываю, точно всплываю со дна. Сквозь искрошенную каменную кладку, сквозь ревущий огонь, и проваленную сцену в клубах дыма, и обугленную лестницу, и девичий будуар – когда-то устеленный голубыми шелками, а теперь чёрный, чёрный; мимо искажённого девичьего лица, знакомого и незнакомого одновременно, сквозь облизанный пламенем потолок, через наклонные балки, дрожащую крышу, по которой улепётывает драная кошка, выше, выше…
Горло сводит; я раскашливаюсь, жмурюсь, утираю непрошенные слёзы, но когда снова открываю глаза, то обугленные развалины подо мною уже топорщат рёбра балок, а дым обращается вонючим эйвонским туманом.
«Театр Уиллоу», – шепчет ночь над Бромли.
На выщербленной мостовой напротив театра замерла женщина в жёлтом платье; за спиной у неё большая плетёная корзина, а в корзине – два мальчика.
Я перевожу взгляд в сторону – и вижу, как в конце улицы с подножки кэба спрыгивает девушка, прижимая к груди что-то чёрное, металлически блестящее.
Вглядываюсь в её лицо.
Вспоминаю, кто я.
И спокойно открываю глаза.
Моя собственная комната выглядела пугающе чужой. Ловец снов раскачивался в изголовье кровати, точно от ветра; лопнувшие нити свисали с почерневшего кольца основы.
– Интересно…
– И это первое, что вы говорите, очнувшись, – нервно усмехнулся Лайзо. Я скосила на него глаза и с трудом удержалась от гримасы: в голову точно пружинами ввинчивалась боль.
– Сколько прошло времени?
– Почти час, – откликнулся другой голос, нежный, девичий. Мне с трудом удалось узнать его.
– Юджиния, – выдохнула я и попыталась встать, опираясь на постель. Руки тонули в перинах. – Юджи, как ты себя чувствуешь? Что произошло?
– Ох, леди Виржиния… Такой страх тут творился… такой страх!
Она обняла меня, помогая хотя бы сесть – для начала. Тело сковала болезненная слабость. Всё вокруг казалось ненастоящим, и люди, и предметы. Лиам, замерший в изножье моей кровати, напоминал куклу. Юджиния – призрачное видение, мираж, и даже тёплые её руки не могли разрушить этого впечатления. Лайзо, в нарушение всех мыслимых правил, стоял около моей кровати, опираясь рукою на изголовье. Впрочем, некому было попенять на такое бесстыдство – больше никто не нарушал покой моей спальни.
Лишь два ребёнка, я и он.
– Где миссис Мариани? И Мэдди?
– Паола Бьянки в своей комнате. Спит, – коротко ответил Лайзо и отошёл к рабочему столу. Сцедил из глиняного кувшина дымящийся отвар через ситечко, поставил чашку на поднос и протянул мне: – Пейте. Вам силы нужны. А я покуда расскажу, что знаю.
– Будьте так любезны, – светски кивнула я, не столько для него, сколько для Юджинии с Лиамом, бледных, но отчаянно храбрящихся.
История выходила не слишком приятная.
Около десяти вечера Юджиния уложила детей спать, а сама осталась в смежной комнате – взяла книгу и решила повторить последний урок Паолы по аксонской литературе. Около половины одиннадцатого навалилась неодолимая сонная истома. Затем во входную дверь громко постучали. Удостоверившись напоследок, что мальчики крепко спят, Юджи спустилась в холл.
Оказалось, что это вернулись из кофейни Паола и Лиам.
Внезапно наверху раздался детский крик. Гувернантка кинулась вверх по лестнице, Лиам – следом. Юджиния, всё ещё сонная, замешкалась, прикрывая дверь. А когда обернулась – увидела…
– Собаку я увидела, леди Гинни, – виновато перебила она Лайзо, опуская глаза. Присловье Лиама слетело с её губ так легко, что сразу стало ясно – общаются они куда больше, чем полагается простой горничной и юному баронету. – А у меня на собак всегда такой страх был… Братика задрала большая собака, ему два годика только было, а мне семь. А эта псина точь-в-точь оказалась, как та. Большая, серо-бурая, как волк, уши обрезанные, хвост метёлкой, а пасть во всю голову. Я закричала. Собака на меня прыгнула. А дальше не помню…
– Примерещилось, – качнул головой Лайзо. – Нет внизу собачьих следов.
Что случилось потом, я знала частично.
Мы вернулись после дуэли Клэра Черри и Фаулера и обнаружили Паолу и Лиама, запертых в детской. После этого сознание меня оставило. Лайзо привёл в чувство Юджинию, отправил спать гувернантку, которая всё никак не могла успокоиться, оставил меня на попечение Лиама и отправился на кухню – заваривать укрепляющие травы из тех, что продавала Зельда.
Затем я очнулась.
– И что же мы теперь будем делать, леди Гинни? – рассеянно спросил Лиам, глядя на меня исподлобья.
Я вспомнила усталое лицо Клэра, напряжённую линию плеч Эллиса…
И она мысль поразила меня, как молния: на второй вопрос никто так и не ответил.
– Так где же Мэдди? – произнесла я тихо.
Лайзо отвёл глаза.
– Убежала она. Не доглядел… Я верну её.
Горло мне сжало чувством вины. Если бы не мой обморок, Лайзо бы никогда не позволил Мадлен скрыться. Но, выбирая между мной и ею, он не мог поступить по-другому.
«Не всё потеряно», – повторила я про себя и, преодолевая дурноту, выпрямила спину:
– Мистер Маноле, приготовьте машину. Лиам, будь любезен, ступай вместе с Юджинией к миссис Мариани. Присмотрите за ней несколько часов, а мы пока возвратим Кеннета, Чарльза и Мадлен… – «до того, как вернётся Клэр» – это осталось недосказанным.
– Ну уж нет! – неожиданно вспылил Лиам. – Один раз я проворонил, когда малявок со двора увели, второй раз – когда Мадлен дёру дала… А теперь вас одну отпустить? Ещё чего!
– Мистера Маноле вполне хватит, чтобы меня защитить, – спокойно ответила я, что наверняка польстило самолюбию Лайзо. Он, впрочем, этого не показал – только забрал у меня пустую чашку и отнёс её на стол.
– Ну, да… – глаза у Лиама забегали. – А… это… оно самое… – мучительно выискивал он предлог, чтобы поехать с нами. Капризы и угрозы никогда не помогали убедить меня, лишь факты – это он усвоил накрепко. – В общем…
Юджиния отчаянно покраснела, стиснула юбку на коленях… и пискнула:
– А ваша репутация?
От неожиданности я даже не нашлась, что сказать. Уж от кого, а от детей подобное слышать было странно.
– Что, простите?
– Репутация и девичья честь, – произнесла Юджиния твёрдо. Щёки её в этот момент цветом напоминали вишню, а на висках выступила испарина. – Если вы с мистером Маноле только вдвоём поедете… ну, как же тогда ваша честь?
Очи у Лиама загорелись:
– А точно! Вот Эллис всегда рассказывал, что Лайзо девиц… Ай! А-а-а!
С невозмутимым лицом Лайзо выкрутил ухо Лиама, а потом заметил в сторону:
- Предыдущая
- 47/53
- Следующая