Гонец из Пизы - Веллер Михаил Иосифович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/89
- Следующая
– Вольно! Разойтись по заведованиям.
В десять пришел Иванов-Седьмой и, потрясенный новостью, немедленно уединился над заветной папкой. Объявленное начинание породило в нем такой богатый урожай мыслей, что черные каллиграфические буквы клонились и спешили, как матросский строй по команде: Не в ногу – бегом марш!
Трудно даже описать энтузиазм, с которым встретил экипаж приказ командира, – писал он. – Наконец-то наша служба обрела подлинный смысл. Мы ощутили себя единой семьей, спаянной великим общим замыслом – дать новую жизнь историческому крейсеру Аврора.
Эхо Октябрьского выстрела еще живет в грозных обводах корабля. И вот это эхо наполнилось сегодняшним звучанием. Мы еще повоюем, черт возьми! Мы еще покажем всем, кто поспешил похоронить великие идеалы Свободы, Равенства и Братства, что есть порох в пороховницах и огонь в сердцах!
Память об историческом выстреле согревает нас. Кто знает – История совершила диалектический виток, и не суждено ли нам повторить свою великую миссию!
А пока надо все силы отдать подготовке корабля. Куда мы пойдем? Видимо, говорить об этом еще рано. Но каждый знает, где находится причина всех бед нашей многострадальной Родины. Как пелось в священном старом гимне: Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой! И еще одна цитата приходит на ум: Трепещите, тираны!
Задача потребует напряжения всех усилий. Но мы знаем, что весь Балтийский флот мысленно с нами! И не сомневаемся в оказании нашему кораблю всемерной помощи от товарищей по оружию и вышестоящих инстанций.
Так и хочется воскликнуть: Братья, помощь близка!
Офицеры корабля словно помолодели. Лица матросов полны молодым задором. Недаром говорится: Русскому матросу все по плечу!
Несомненно, новый распорядок будет способствовать прекращению пьянства и нарушениям дисциплины на корабле. Великие задачи объединяют людей!
Теперь каждый из нас мечтает только об одном: чтобы именно ему была доверена великая честь произвести знаменательный выстрел из бакового орудия!
Делая эти записи, я заметил, что у меня поднялась температура и начала кружиться голова. Думаю, что это сейчас можно сказать о каждом.
Вопреки последнему предположению легковозбудимого директора музея, пустое гудение в голове у Ольховского прекратилось, и он не мог согреть ледяные пальцы. В реальный мир его вернули слова Колчака, вошедшего без стука и швырнувшего фуражку через всю каюту на диван:
– Чего сидишь? Теперь поздно сидеть, гудок дан. Хорошо бы особиста утопить, командир.
– Что-о?
– То. Нечего кому не надо знать о наших делах. Раньше времени, по крайней мере.
– Ерунда, – отмахнулся Ольховский.
– Ого?
– А его эти вещи не касаются. Его касается идеологическое состояние команды и отсутствие должностных преступлений. А мы работаем над материальной частью. Ни воровства, ни политических лозунгов – напротив, сами все доставать будем. На хрена ему себя затруднять?
– А чуть любая проверка?
– А что они будут проверять? Наличность экипажа и порядок в помещениях? Сколько влезет. Они что, в рулевое полезут?
– А если?
– Э. Инициатива снизу.
– За инициативу снизу стержень и вставляют… снизу. Зачем, почему?
– Пионеров катать будем. По Неве. За деньги.
– Каких пионеров?! Бредишь своим детством?
– Тогда депутатов. Да брось ты – первый год на флоте, Палыч? Никого ничто не колышет. Выпьем и отбрехаемся!
– Узнаю любимый флот, – вздохнул Колчак. – Сначала делаем, потом думаем – когда уже тонем. Ты что, не понимаешь, что через неделю, максимум, все все будут знать?
– Откуда?
– От верблюда. Из воздуха. Не знаю откуда, но только через несколько дней всегда все все знают, вот так флот устроен. И тогда плакала твоя Москва, в Мордовию по этапу пойдешь.
– Легенду пустим. Мечтаем пойти в Лондон с визитом дружбы.
– Крыша у тебя съехала на этом Лондоне! Ты мне напоминаешь сейчас чеховских сестер, которые рвутся: В Москву, в Москву! – а сами дуры дурами… прости ради Бога.
– Между чеховской сестрой со слезами и крейсером первого ранга с шестидюймовками есть маленькая разница. Но в чем ты прав, конечно, – подсуетиться надо, чтоб не успели нас прихватить и стопорнуть.
– Так что – поднимаемся привычным хозспособом?
– 7 —
Строительство хозспособом развратило вооруженные силы давно и до крайности. В основе его лежало благое намерение, которыми вымощены у нас все дороги: направить воровскую смекалку в полезное русло, на решение нужных армии и флоту задач. Неудержимую склонность пристраивать все, что плохо лежит, задумано было использовать как созидательную силу. Этим остроумным ходом предполагалось безостановочно убивать по два зайца сразу: как бы покончить с воровством путем придания ему легального и даже похвального статуса, ибо все другие пути мгновенно впадают в традиционное российское бездорожье – и одновременно тем самым получать то, что нужно, если получать это неоткуда.
По преданию, Петр I, стремившийся привести в порядок и стройное подчинение всю деятельность в стране, озверел от повального воровства и однажды поделился с Меншиковым мыслью подписать нехитрый и эффективный высочайший указ: кто украдет что-либо стоимостью дороже веревки – да будет повешен на этой самой веревке. Меншиков был министром отменно проворным во многих смыслах – отчего посвящение его в план кампании первым носило угрожающий характер. Ответ Меншикова история для нас сохранила. Мин херц, – сочувственно отвечал он, – останешься без единого подданного. Оценив перспективу и затруднившись в поисках веских контраргументов, Петр обломал об спину оппонента трость, и с тем кампания завершилась. В очередной раз русский народ был спасен от геноцида со стороны властей. Поскольку любимой цитатой нынешних поколений из всей мировой поэзии стала бессчетно повторяемая но ворюги мне милей, чем кровопийцы – достойно удивления, что ни в Петербурге, ни в этом нашем Меншиковбурге – Москве, ни даже в Березове нет до сих пор памятника Меншикову, бизнесмену и гуманисту; было бы как нельзя более уместно и своевременно исправить сейчас это историческое упущение.
Хозспособ заключался в том, что командир вел строительство (ремонт, переоборудование) силами подчиненных во время и вместо службы, а нужные материалы и все на свете где мог крал, клянчил, выменивал и одалживал – короче, доставал. Начфин вел бухгалтерию, по которой все добытое значилось приобретенным в кредит. Годовой отчет подбивал баланс этим подвигам Геракла. А уже в новом году финуправление округа или флота гасило расторопной части показанные ею затраты в той или иной мере. То есть: ты сначала вынь да положь! – а потом я погляжу, как ты умеешь выполнять приказ, и покрою тебе расходы насколько смогу и захочу. Крутитесь товарищ командир! И крутились: тридцать два фуэте по сравнению с этим – переход улицы паралитиком после двойной дозы снотворного.
Командир воспитывался в духе сметливости и инициативы. Требовалось мочь все, не прося ничего. Манна небесная в паек не включалась. Сверху не сыпалось ничего, кроме выговоров и мата. Мудрость гласила: Делай что хочешь, пока тебе не запретили. Шевелись, рыбий корм!
Получив своего рода духовного пинка, народ слегка выпал из духовной спячки и зашевелился. Выпадение из спячки обычно сопряжено с открытиями, некоторые из которых бывают приятными. Первым открытием явилось, что рулевая система находится в состоянии хотя нерабочем, но поддающемся наладке.
Старшина трюмных Сидорович влез вниз в румпельное отделение и убедился, что сама рулевая машина цела. От недостатка витаминов и плохого освещения у него в последний год развилась близорукость, и теперь он выудил из кармана робы очки и пристроил на кривоватый нос: очки преобразили старшину трюмных в маскарадного интеллигента. Этими очками он повел во всех направлениях и обнаружил, что электромотор покоится на предназначенном ему месте, но передаточные тяги в приводах отсутствуют. Сидорович покивал сам себе и отправился к боцману.
- Предыдущая
- 13/89
- Следующая