Гражданин О (СИ) - "Amycus" - Страница 32

• Предыдущая
• 32/53
• Следующая

Когда шутки стали совсем уж скабрезными, он отговорился тем, что устал, и слинял в свой номер.

Лежа на кровати и наблюдая вращающийся потолок, Олесь подумал о том, что Гордеев вел бы себя по-другому. Он бы не напивался и очаровывал окружающих, умело маскируя за почти искренней улыбкой свое отношение к скоплению пьяных директоров и прочего офисного планктона. Но у него опыт, мысленно спорил с собой Олесь. Один Митя чего стоит, такая же тупая скотина, как этот, Владислав Маргулин. Продажник херов, родную мать продаст, видно же. Гоша непременно сказал бы Галине, что она очаровательно выглядит и изящно проигнорировал бы пошлые намеки. Да, снова начал доказывать себе Олесь, что этот Гоша может? Даже от Мити отмазался с Олесиной помощью, дипломат чертов.

— А надо было Галине сказать, что я гей, — произнес он вслух и заржал, но смех быстро закончился, потому что слово прозвучало, а Олесь оказался к этому не готов. — Глупости какие, — он сел на кровати и посмотрел на свое отражение в зеркальной дверце шкафа. — У меня жена, какой я, нахрен...

Его душевные метания прервал настойчивый стук в дверь.

— Не спишь? — Галина сжимала в руках бутылку коньяка и два бокала. — Решила составить тебе компанию.

Он охренел и только поэтому отступил в сторону, впуская ее внутрь.

— Выпьем?

Олесь кивнул и опрокинул в себя первые пятьдесят грамм, даже не поморщившись. Потом они, кажется, танцевали в тишине комнаты, потом Олесь пытался объяснить, что женат и так далее, а после наступила блаженная темнота.

Утро встретило его головной болью и запахом лака для волос.

Рядом на подушке разметались высвеченные соломенные пряди, а Галина посапывала, смешно приоткрыв рот. Покрывало сползло, и Олесь смог оценить огромный темный сосок на необъятной груди.

Единственное слово, которым бы он мог описать происходящее, было "пиздец".

Он это озвучил. Вербализированный пиздец у Галины никаких эмоций не вызвал и даже не разбудил, самому Олесю в качестве аутотренинга тоже не помог. Варианты с "бляпиздец" и "значитнегей" тоже мало помогли: Олесь захотел не только внезапно умереть, но и не рождаться вообще. Точкой отсчета его жизни до и после теперь был вчерашний вечер, когда надо было подпереть дверь стулом и на все стуки, будь то даже пожар, потоп, наводнения, цунами и сели одновременно, не отвечать.

Оказалось, что он умеет быстро собираться: вещи волшебным образом сами сложились в сумку, а сам Олесь ровно через пять минут, полностью одетый, прокрался к двери и выскользнул в коридор.

В холле почти никого не было, а большие круглые часы над стойкой регистрации показывали восемь сорок три. Олесь честно сдал ключи, но предупредить о гостье постеснялся, а сам все ждал вопроса девочки-администратора. Но... она снисходительно ему улыбнулась и пожелала счастливого пути.

Домой Олесь добрался на попутке. Отвалил кучу денег, в другой раз бы пожалел, но сегодня хотелось бежать, бежать и никого больше не видеть.

Телефон зазвонил, когда он выходил из машины.

— Олесь, ты уехал?

Тон Галины был слишком игривым, чтобы надежда на благополучный исход выжила.

— Да, я уехал.

— А меня почему не разбудил?

— Потому что ты спала, — ответил он и стиснул челюсти, чтобы не добавить какое-нибудь крепкое словцо.

— Но корпоратив же двухдневный... — протянула она. — Павел Николаевич уехал, потом ты...

Ага, подумал Олесь. Ладно.

— Мне нужно на завтра отчет подготовить для налоговой, так что... — и, услышав в трубке грустный вздох, добавил: — Между нами ничего не было.

— Да-да, — сказала Галина и засмеялась. Заговорщицким таким смехом. "У нас одна тайна", послышалось Олесю, и он продолжил:

— Я не трахаюсь по пьяни. Не могу. Не стоит. Так что прости, подруга дней моих суровых, но у нас ничего не было.

— Как не было? — возмутилась она.

— А вот так. И я предлагаю забыть этот досадный инцидент. Я женат и никогда не изменял жене. И, несмотря на провалы в памяти, уверен, что мы не... не занимались сексом.

Олесь мог собой гордиться: ему удалось выдать речь ровным, не терпящим пререканий тоном.

— Чтобы избежать неловких ситуаций в будущем — предлагаю ограничиться рабочими отношениями.

— Хорошо, — снова вздохнула Галина, — но не стоит злиться, я ведь ничего плохого не...

— Я понимаю, — перебил ее Олесь, — поэтому давай забудем.

Настроение поднялось от отметки в "минус сто" до "чуть ниже нуля".

— А, знаешь, — сказала Галина, чуть помедлив, — верно, что Павел Николаевич не просто так людей выбирает.

Он списал это на похмельный бред и уже приготовился быстро проститься, как вдруг Галина добавила:

— Они тебя "Олесиком" прозвали, а надо бы по имени-отчеству.

Понятно, кого она имела в виду.

— Галина, мне пора. До завтра.

— До завтра.

Уже подходя к подъезду, Олесь прислушался к себе: никакого омерзения или отвращения. Ничего не было, повторил он про себя. И даже какое-то желание возникло вернуться и порулить, но смысла не было.

Катерина открыла дверь и непонимающе нахмурилась:

— Ты чего так рано?

— Выгоняй любовников, я вернулся, — сказал Олесь, чмокая ее в щеку, а жена поморщилась, показывая, вероятно, что запахи были сногсшибательные.

— Выгнала уже, как знала, — ответила Катерина. — Иди в душ, от тебя разит как от твоего этого...

Он слегка напрягся, сразу подумав о Гоше и о том, чем от него может разить, но вовремя вспомнил о Михалыче.

— Я приличный человек, не путай меня с разными...

Но в душ все-таки пошел — не хватало еще, чтобы за ароматом переработанного виски Катерина различила другие запахи. Например, секретарских духов...

Накрыло его чуть позже. Олесь набрал себе полную ванну, лег, закрыл глаза — и началось. До тошноты: жирная пьяная Галина со съехавшей помадой, растекшейся тушью, в этом ее платье с декольте... Как он мог думать, что ему нравятся бабы с грудью пятого размера? Ведь в институте еще с парнями обсуждали, что главное — большие сиски. Сейчас от одного воспоминания передергивало.

И ладно бы с кем-нибудь молодым, так нет же! Некстати вспомнился Ростик с его локтями-коленками, и затошнило с новой силой. Олесь сел, включил холодную воду и направил себе в лицо, пытаясь понять, какого же черта. Уже ведь разобрался в своих предпочтениях, смирился, но от одной только картинки тошнота подкатывала к горлу, и пришлось дышать часто-часто, чтобы не вырвало прямо в ванной.

А потом вспомнил эту ужасную огромную грудь, складки на животе, лоснящуюся кожу, и стало чуть полегче. Тошнило не от воспоминаний о Ростике. Олесь снова плеснул в лицо холодной водой и окончательно понял, что почти сказанное накануне было правдой. Его тошнило от допущения, что Галина спала в его постели не просто так.

— Я гей, — сообщил он смесителю. — Я не люблю женщин.

Смеситель молчал, а потом Катерина постучала в двери и спросила, все ли у него хорошо.

— Отлично, — сказал Олесь, — просто прекрасно.

На стиральной машинке, куда случайно упал взгляд, обнаружился чужой ежедневник. Олесь вытерся, тщательно вытер руки, взял его в руки и понял, куда уезжал Пашка. Это была его личная черная книжка, с которой Павел Николаевич не расставался и берег как зеницу ока.

Первым порывом было устроить скандал и выспросить у Кати, какого черта происходит, потом вспомнилась Галина, Ростик, Гордеев, и желание ругаться мигом испарилось.

— К лучшему, — пробормотал он себе под нос.

***

Вечером он сбежал якобы в магазин. Катерине тяжелое носить было все равно нельзя, но в доме водились продукты, появлявшиеся словно из ниоткуда. Ну, Олесь всегда подозревал, откуда, но теперь уверился на все сто. Дурацкая была ситуация, идиотская по всем показателям.

Олесь спускался по лестнице и раздумывал, стоит ли говорить Пашке про ежедневник или просто положить завтра на стол. Не любил Олесь все эти выяснения отношений, разговоры. А с другой стороны — Катерину ему зачем удерживать, смысл какой?

• Предыдущая
• 32/53
• Следующая