Нежный защитник - Беверли Джо - Страница 47

Он выпрямился. В его глазах был арктический холод.

— Подойди сюда.

От страха у нее душа ушла в пятки. И кто тянул ее за язык? Разве можно дразнить этого дракона?

— Подойди сюда, — повторил он.

Имоджин готова была пуститься наутек, но гордость не позволила ей спастись бегством. Она двинулась к нему на непослушных ногах.

— Сядь. — Он показал на скамейку.

Имоджин рухнула на скамью — ноги ее не держали. Она не смела оторвать глаз от своих судорожно стиснутых рук.

— Имоджин, — миролюбиво заговорил он, взяв в руки рубашку. — Я искренне хочу быть с тобой добрым, но временами ты сама напрашиваешься на ссору. Я не…

Он умолк, не найдя нужных слов, и Имоджин от удивления забыла о своем страхе. Она и думать не смела, что когда-нибудь сподобится увидеть, как Фицроджер пришел в замешательство. Он не смотрел на нее, делая вид, что целиком занят своей одеждой.

— Я не очень-то привык к доброте, — продолжал он, — потому что пропитался жестокостью до самых костей, прокладывая себе путь наверх зубами и когтями.

— Прости, — смутилась она. — Я не хотела тебя обидеть…

Его глаза холодно сверкнули.

— Ты не обидела меня. Но ты задела мое больное место. А это очень опасно. Мудрая жена ради собственной пользы во время ссор и стычек не станет упоминать о моем прошлом и о моем происхождении.

— Но я не хотела ссориться! — возразила она.

— Тогда можно лишь подивиться тому, что ты только и делаешь, что затеваешь ссоры, — проговорил он, натянув наконец рубашку.

А потом внезапно повернулся.

Одной рукой он схватил Имоджин за руки, другой — за волосы. Он даже успел обхватить ее ногами, не позволяя двинуться с места. Она оказалась совершенно беспомощна в этой ловушке из твердого, сильного мужского тела. Ее сердце колотилось, как бешеное, а с губ слетел слабый испуганный писк.

— Вот видишь, — ухмыльнулся он, — с кем ты связалась.

Ее страх немного утих, когда до нее дошло, что он не собирается причинять ей боль.

— Я никогда не сомневалась, что ты превосходишь меня в силе, Фицроджер!

— И во всем остальном тоже, Рыжик.

— Я хочу быть равной тебе! — обиженно сказала она и затихла: вот сейчас он рассмеется!

Но он не поднял ее на смех.

— Тогда добивайся поставленной цели. — Он равнодушно отпустил ее и поднял с пола тунику. Имоджин, содрогаясь от пережитого страха, осторожно потерла побелевшие запястья. Белые отметины на нежной коже — свидетельство его власти над ней — приводили ее в отчаяние.

— Предлагаешь мне научиться владеть мечом? — горько спросила она. — И постараться обзавестись такими же мускулами, как у тебя?

— Иди к цели так, как считаешь нужным. В конце концов, я тоже был когда-то хилым, недоношенным ребенком, да вдобавок еще и бастардом. — Фицроджер завязал тесемки на вороте туники и накинул сверху куртку. — Но дело не в физическом превосходстве. Я сильнее короля и могу убить его в поединке. Но делает ли это меня выше его — или хотя бы равным? Нет. Я выполняю его приказы. И я буду сражаться на его стороне.

Имоджин окинула взглядом его мощное, поджарое тело, и ее осенила новая мысль:

— А за меня ты будешь сражаться?

— По-моему, я уже это делал, — напомнил он ей.

— Да, верно… — смутилась Имоджин. — А почему ты служишь королю?

— Он помог мне стать тем, кем я стал, и я в долгу перед ним и считаю себя его союзником. А кроме того, он может меня наградить.

— А почему ты готов служить мне?

— Возможно, по тем же причинам. — Он бросил на нее из-под ресниц загадочный взгляд.

Награда! Это слово разбудило в ней тревогу и недоверие.

— Я понимаю, ты думаешь, что я помогу тебе карабкаться вверх, но какая награда у тебя на уме, Фицроджер?

Он отвернулся, чтобы взять расшитый золотом пояс, лежавший на сундуке. Его голос снова стал бесстрастным и невыразительным:

— Я не сомневаюсь, что у Сокровища Кэррисфорда найдется что предложить грязному бастарду. — Когда он снова посмотрел на нее, от восхищения у Имоджин перехватило дыхание. В черной тонкой тунике, подпоясанной золотым поясом, Фицроджер выглядел так внушительно, что его слова казались нелепой шуткой.

— Как бы ты ни начинал, лорд Фицроджер, сейчас вряд ли кому-то придет в голову тебя жалеть!

— Меньше всего я нуждаюсь в чьей-то жалости, Рыжик! — Он с издевкой указал на ее залатанное платье. — Или ты уже утратила желание перещеголять меня хотя бы в нарядах?

— У меня почти ничего не осталось! — ответила Имоджин, злясь на его жестокость. Снова и снова, едва между ними забрезжит хотя бы намек на понимание, на что-то близкое и душевное, чего ей так не хватает, как он тут же натягивает на себя пресловутую маску. И Имоджин остается лишь гадать, была ли на самом деле эта искра нежности или она снова забивает себе голову глупыми иллюзиями?

Он принялся перебирать принесенную ей стопку одежды и, разумеется, как все мужчины, за одну минуту превратил ее в бесформенную кучу. Он выбрал лиловое платье и накидку из золотистого шелка. Все было безнадежно изорвано, и Имоджин не выбросила эти вещи только из-за хорошей ткани.

— Надень это.

— На накидке такая дыра, что ее уже не заштопаешь. Посмотри, какие это лохмотья!

— Все равно надень! — Он кинул ей платье. — Если на тебе будет достаточно украшений, никто не обратит внимания на дыры. Я хочу, чтобы сегодня люди видели Сокровище Кэррисфорда во всей его красе.

— То есть полюбовались на твою добычу?

— Совершенно верно. — Он надел на руки тяжелые золотые браслеты. Затем извлек из сундука кошель и протянул Имоджин. — Твой утренний подарок.

— Но… — Она покраснела от стыда.

— Я не считаю себя недовольным, жена.

Она посмотрела ему в глаза и поверила.

Она раскрыла кошель и вынула оттуда драгоценный пояс, инкрустированный аметистами и слоновой костью. Он был выполнен с изумительным мастерством и не уступал в красоте ни одному из ее прежних украшений. Она догадывалась, что это очередное проявление его доброты: по обычаю молодожен преподносит невесте утренний дар или объясняет, чем он недоволен, — и на глазах у нее выступили слезы.

— Спасибо.

— Одевайся, — приказал он. — Король вот-вот войдет в зал.

Он опустился на скамью и вытянул ноги.

Он собирается смотреть, как она одевается? Имоджин застыла.

— Вид твоего обнаженного тела не распалит во мне греховную похоть, Рыжик. Одевайся.

Имоджин начала стаскивать с себя тунику, но вдруг опустила руки и, повернувшись к Фицроджеру, гордо вздернула подбородок, хотя от страха пересохло во рту.

— Нет!

— Почему нет? — На лице его не дрогнул ни один мускул.

— Это может быть правильно по закону, это может быть правильно даже перед Господом, но это неправильно для меня!

Он встал и двинулся к ней, излучая угрозу каждой клеточкой своего огромного тела.

Имоджин испуганно моргнула. Наверное, она перегнула палку. С мужеством отчаяния она осталась на месте и даже постаралась выдержать его взгляд.

Но вот он расслабился, и в его зеленых глазах мелькнула усмешка.

— Хорошая попытка. — С этими словами Фицроджер оставил ее одну.

Ноги ее подкосились, и она рухнула на пол, содрогаясь от ужаса. Как ей это удалось? Она никогда в жизни не посмела бы перечить своему отцу, не говоря уже о Фицроджере!

Похоже, у нее просто не было иного пути, как постоянно сражаться за свои права, даже не зная толком, остались ли у нее эти права или уже нет… Единственным человеком, советовавшим ей не уступать ни в чем, был отец Вулфган. Все прочие наверняка в один голос уговаривали бы ее покориться своему супругу и быть ему хорошей женой.

Особенно в постели.

Вот только супругу, судя по всему, доставляло удовольствие провоцировать ее на ежедневный, ежечасный бунт.

Когда Имоджин спустилась в зал, она была одета в выбранное Фицроджером платье и подаренный им роскошный пояс. Она приказала служанке заплести волосы в две косы, демонстрируя свое положение замужней дамы, но не покрыла голову вуалью, потому что у нее не было подходящего обруча.