Нежный защитник - Беверли Джо - Страница 81

— Хорошо, — вздохнула Имоджин, стараясь не выдать свое удивление. — Не хотите ли вы отправиться туда прямо сейчас? — с надеждой добавила она.

Капеллан кивнул и нарисовал в воздухе крест.

— Пусть Господь направит тебя, дочь моя, хотя я и уверен, что ты — пропащая душа.

Имоджин следила за тем, как он ковыляет по дороге в Гримстед, и гадала: не следует ли и эту победу отнести на счет Фицроджера?

Она отправилась на поиски Реналда.

— Сэр Реналд, когда следующий гонец будет собираться в Кэррисфорд, поручите ему рассказать там об отце Вулфгане, удалившемся в монастырь Гримстед, дабы вести отшельническую жизнь. — Как ни старалась, она не смогла удержаться от лукавой улыбки.

— А каково будет ваше следующее чудо? — поинтересовался Реналд, качая головой.

Имоджин, погрустнев, тяжело вздохнула.

— Я бы хотела превратиться в настоящую жену, но не знаю секрета такого превращения.

Она взобралась на крепостную стену и долго всматривалась в сторону Кэррисфорда, хотя с такого расстояния разглядеть его было невозможно. Интуиция подсказывала, что Фицроджер больше не гневается на нее, однако она не могла быть уверена, что он когда-нибудь за нею пошлет. Ее недомогания начались в срок и уже прошли. Значит, на беременность надежды не было.

Она с трудом удерживалась, чтобы самой не явиться в Кэррисфорд в надежде, что при встрече им скорее удастся помириться. Она легко могла ускользнуть из-под стражи. Но пусть сначала Фицроджер убедится, что в самых главных вопросах она будет безропотно ему подчиняться.

На следующий день гонец принес известие, что в Кэррисфорд приехал король. Замок Уорбрика взяли штурмом и сровняли с землей, а его люди разбежались, кроме тех, кто был пойман и повешен за кровавые злодеяния. Гонец охотно излагал самые дикие сплетни и слухи о пытках и казнях, однако у Имоджин были все основания считать их достаточно правдивыми.

— А как насчет смерти самого лорда Уорбрика? — спросила она у гонца. — Что слышно об этом?

— Вроде бы король не очень обрадовался, леди, — смущенно проговорил он. — Говорят, он против того, чтобы на его земле творили самосуд.

Имоджин вернулась к себе в комнату, согнувшись под грузом новых переживаний. Она понимала, насколько зыбка надежда на то, что Фицроджер сменит гнев на милость. Но король? Как постоянно твердит Фицроджер, для Генриха на первом месте стоят интересы королевства и он пойдет на что угодно, если сочтет это необходимым. Его не смутит любая жестокость, если, по его мнению, она поможет установить мир и порядок в его стране.

Остаток жизни, проведенный в монастыре, становился все более реальным, и она не смогла удержаться от слез. Разве она сможет жить в разлуке с мужем?

На следующий день у гонца не нашлось никаких интересных новостей, кроме той, что король с Фицроджером без конца о чем-то спорят и что когда Фицроджер упражнялся на мечах с сэром Уильямом, на них сбежался поглазеть весь замок. Хозяин дрался так яростно, что обычная тренировка могла привести к смертельному исходу.

Имоджин не требовалось смотреть на угрюмое лицо Реналда, чтобы понять: это не предвещает ничего хорошего.

На рассвете следующего дня в Клив явился королевский конвой с приказом доставить леди Имоджин из Кэррисфорда в ее замок. Отрядом командовал седой ветеран с непроницаемым выражением лица — сэр Томас из Гиллертона. Он не обмолвился ни единым словом о том, зачем ее везут в Кэррисфорд, но Имоджин не сомневалась: ее ждет суд короля.

А Фицроджер чуть не убил сэра Уильяма.

Имоджин в панике оглянулась на Реналда, и тот ласково пожал ей руку:

— Имоджин, Тай ни за что не позволит королю вас казнить.

— Но этого-то я больше всего и боюсь! — воскликнула она. — Получается, что он из-за меня пойдет против короля. И я стану причиной его опалы!

— Не думаю, что Генрих подвергнет Тая опале, чтобы наказать за Уорбрика. — Однако Имоджин успела заметить, как на его добродушную физиономию набежала тень сомнения.

— Я могла бы бежать…

— Нет, Имоджин. — Его хватка стала железной, а в голосе послышались нотки, до боли напоминавшие тон Фицроджера.

Имоджин смирилась с судьбой. Настала пора отвечать за свои поступки. Однако Генрих занимал все ее мысли, пока она собиралась в путь.

Она должна найти способ предотвратить эту новую напасть и не позволить Фицроджеру пожертвовать собой ради нее.

Но по крайней мере она хотя бы увидит его снова.

Несмотря на тревогу и страх, Имоджин не смогла подавить восхищенной улыбки при виде гордых башен Кэррисфорда с трепетавшими на ветру яркими вымпелами.

В окружении конвоя она медленно проехала по внешнему двору, высматривая среди встречающих своего мужа. Он не мог не выйти ей навстречу — к добру или к худу. И хотя сердце ее тисками сдавила тревога, ей ужасно хотелось бы знать, что он подумает, когда увидит ее. С лица почти сошли синяки, и рана на щеке стала менее заметна, но волосы по-прежнему выглядели ужасно, и никакая вуаль не могла скрыть эту жуткую массу кудряшек.

Царившая во дворе чопорная атмосфера быстро придала ее мыслям куда более суровый настрой. Все как один — и слуги из Кэррисфорда, и солдаты — хранили строгое молчание, провожая взглядом ее кавалькаду. Она не могла сказать, чем это вызвано: гневом на нее, страхом или состраданием, — но никто не посмел улыбнуться.

И вдруг один солдат демонстративно плюнул себе под ноги. Теперь стало ясно, как относятся к ней эти люди.

Замирая от страха, она снова стала оглядываться в поисках Фицроджера. Она отдала бы все на свете, лишь бы он оказался рядом и сам поставил Имоджин перед ее судьбой — пусть даже это будет публичная порка. Но его не было во дворе. Как ни старалась, она не нашла ни мужа, ни рыцарей из его или королевской свиты — никого, кроме сэра Томаса.

Он сам помог ей спешиться и грубо потащил за собой в главный зал. Имоджин подняла глаза на высокое крыльцо, уже понимая, что ничего хорошего ждать не приходится. Она расправила плечи и с гордо поднятой головой двинулась навстречу своей судьбе.

От крыльца цитадели в зал можно было попасть через небольшой коридор, заканчивавшийся дверями. Сейчас эти двери были закрыты, и перед ними стояли часовые. При ее появлении они молча распахнули створки и впустили Имоджин в зал, полный суровых, молчаливых мужчин.

Взволнованная Имоджин вошла внутрь.

Король сидел на почетном месте за господским столом, но Имоджин видела одного Фицроджера. Он сидел сбоку.

Она упивалась каждой мелочью. Он был одет в черное, и она в дикой панике подумала, что, может, это в знак траура?.. Кроме знакомого кольца, на нем не было никаких украшений. Он не выказал никаких чувств при ее появлении. Он ответил на ее взгляд непроницаемым взором, хотя ей показалось, что он нахмурился.

— Леди Имоджин! — Резкий голос короля заставил ее вздрогнуть. — Подойдите к нам!

Имоджин, побледнев, подошла к столу и присела перед Генрихом в низком реверансе.

— Ага! Значит, ты все-таки знакома с правилами хорошего тона! — язвительно заметил он. — Имоджин из Кэррисфорда, тебе предоставлено право быть выслушанной королевским судом только из-за твоего статуса хозяйки замка Кэррисфорд — статуса, которого ты очень легко можешь лишиться.

Имоджин и сама понимала, что ей будет мало проку от того, что ее считают хозяйкой Кэррисфорда, когда она окажется в стенах монастыря.

— Тебя будут судить, — продолжал Генрих, — по обвинению в нападении на двух моих вассалов. Один из них — твой муж и господин, на которого ты напала, другой — лорд Уорбрик, убитый по твоему приказу. Что ты на это скажешь?

Имоджин перепугалась до смерти. Она никогда даже не думала, что ее поступки можно истолковать как нападение на вассалов короля, то есть как бунт против самого Генриха. От ужаса у нее подгибались колени, но она постаралась держаться достойно.

— Я признаю оба эти действия, мой государь, хотя ни одно из них не было направлено против вашего величества.