Один плюс один - Мойес Джоджо - Страница 58

• Предыдущая
• 58/82
• Следующая

И Джесс Томас замерла, осторожно прислонившись к нему, уткнувшись лицом в его голую грудь. В конце концов Эд обнял ее, прижал к себе и дал выплакаться.

Он слышал рассказы религиозных людей о божественных откровениях. Якобы в один прекрасный миг все становится ясно, а все дрянное и преходящее испаряется. Он всегда считал это маловероятным. Но в жизни Эда Николса случился такой миг в бревенчатом домике рядом с полоской воды, не то озером, не то каналом, в темноте не разберешь, неподалеку от Карлайла. Видите ли, он знал одну женщину, которая говорила себе, что может справиться с чем угодно, а потом решила, будто ни на что не способна; женщину, которая оказалась на самом дне и всеми силами пыталась оттолкнуть окружающих. И в тот миг он понял, что должен все исправить. Он переживал причиненную ей несправедливость сильнее, чем любые свои беды. Сжимая ее в объятиях, целуя в макушку и ощущая, как она цепляется за него, Эд понял, что сделает все, лишь бы она и ее дети были счастливы, лишь бы они были в безопасности и получили шанс на успех.

Он не спрашивал себя, как может это знать после четырех дней знакомства. Просто знал – отчетливее, чем все, что понял за целые десятилетия своей жизни.

Так он ей и сказал. Тихим голосом, словно на исповеди, пообещал, что все будет хорошо. Что он обо всем позаботится. Потому что она самая потрясающая женщина на свете, и ему ясно, что он сделает все возможное, чтобы все было хорошо. И когда она подняла на него опухшие глаза, хмурясь и пытаясь понять, о чем он говорит, Эд Николс вытер ее кровоточащий нос, нежно прижался губами к ее губам и сделал то, что ему хотелось сделать последние сорок восемь часов, даже если поначалу он был слишком туп, чтобы понять это. Он поцеловал ее. И когда она поцеловала его в ответ, сначала робко, а затем с отчаянной страстью, обхватив за шею и закрыв глаза, Эд подхватил ее на руки, стараясь не тревожить сломанный палец, отнес в дом и постарался показать ей, что имеет в виду, единственным доступным ему способом, который нельзя было истолковать превратно.

Дело в том, что в этот миг Эд Николс понял, что был больше похож на Марти, чем на Джесс. Он был трусом, который всю жизнь убегал от проблем, вместо того чтобы посмотреть им в лицо. И он понял, что надо что-то менять.

– Джесс? – тихо произнес он через некоторое время, уткнувшись в нее лицом, лежа без сна и восхищаясь крутыми жизненными поворотами. – Можно тебя кое о чем попросить?

– Опять? – сонно откликнулась она. Ее рука невесомо лежала на его груди. – О боже.

– Нет. Завтра. – Он прислонился головой к ее голове.

Она пошевелилась и скользнула ногой по его ноге. Эд ощутил ее губы на коже.

– Конечно. Чего ты хочешь?

Он поднял глаза к потолку:

– Ты не могла бы съездить со мной к моему отцу?

Любимая присказка Джесс сразу после «Все будет хорошо», «Мы что-нибудь придумаем» и «О господи, НОРМАН» – это то, что семьи бывают разного размера и формы. «Сейчас не обязательно иметь 2,4 ребенка», – твердит она, как будто от частого повторения нам всем придется в это поверить.

Что ж, если раньше наша семья была странной формы, теперь она стала и вовсе безумной.

У меня нет настоящей мамы на полную ставку, какая, наверное, есть у вас, но, похоже, у меня появилась еще одна мама на полставки. Линзи. Линзи Фогарти. Я толком не знаю, что она обо мне думает. Я вижу, как она наблюдает за мной краешком глаза, пытаясь понять, не собираюсь ли я сделать нечто мрачное и готическое, или сжевать черепаху, или еще что-нибудь. Папа сказал, что она занимает высокое положение в местном совете. Он явно этим гордится, как будто это его личное достижение. Сомневаюсь, что он когда-нибудь смотрел на Джесс с такой гордостью.

Примерно час после нашего приезда мне было ужасно неловко, словно я оказался в очередном месте, которое мне не подходит. Дом очень чистый, и в нем совсем нет книг, а у нас Джесс насовала книг во все комнаты, кроме ванной, и даже в туалете обычно лежит хоть одна. И я все время смотрел на отца, потому что не мог поверить, что он жил здесь как совершенно обычный человек и при этом постоянно нам врал. От этого я ненавидел Линзи, как ненавижу его.

Но потом Танзи что-то сказала за ужином, и Линзи расхохоталась – да что там, загоготала, загудела, просто СИРЕНА В ТУМАНЕ, – и прижала ладонь ко рту, и они с отцом переглянулись, как будто она изо всех сил старалась не издавать подобных звуков, и, глядя на морщинки в уголках ее глаз, я почему-то подумал, что, может, она вполне ничего.

Я имею в виду, ее семья тоже только что приняла странную форму. У нее было двое детей, Сюзи и Джош, и мой папа. И тут внезапно появляемся мы – Юный Гот, как меня называет отец, как будто это смешно, и Танзи, которая носит вторую пару очков поверх первой, потому что первая не совсем подходит, – и Джесс устраивает истерику у нее на дорожке и пинает ее машину, и мистер Николс, который явно неровно дышит к маме, болтается поблизости и спокойно пытается все уладить, как будто он здесь единственный взрослый. И несомненно, папе пришлось рассказать Линзи о моей биологической матери, которая тоже может однажды с воплями заявиться к ней на дорожку, как в первое Рождество после моего переезда к Джесс, когда моя мамаша кидала бутылки в окна и орала до хрипоты, пока соседи не вызвали полицию. Так что, если хорошенько подумать, у Сирены в Тумане тоже есть все основания чувствовать, что ее семья приняла какую-то неправильную форму.

Я толком не знаю, почему рассказываю вам об этом. Просто сейчас три часа ночи и все в доме спят. Нас с Танзи положили в комнате Джоша, а у него есть собственный компьютер (у обоих детей есть компьютеры, да не какие-нибудь, а «Маки»), но я не помню его коды и не могу поиграть. Я все думал о словах мистера Николса – мол, если вести блог, рано или поздно появятся твои люди.

Наверное, вы не мои люди. Наверное, вы просто сделали опечатку, когда искали шины со скидкой, порнографию или что-нибудь еще. Но я все равно это выложу. Просто на случай, если между нами есть что-то общее.

Потому что за последние двадцать четыре часа я кое-что понял. Возможно, я подхожу своей семье не так идеально, как вы – круглые колышки в идеально круглых лунках. В нашей семье колышки и лунки приходится обстругивать, потому что раньше они стояли в других местах и к тому же их заклинило и они слегка покосились. Но дело вот в чем. Я кое-что понял, когда папа сел и сказал, что рад меня видеть, и у него увлажнились глаза: да, мой отец козел, но он мой козел, и другого козла у меня нет. И, ощущая тяжесть ладони Джесс, когда она сидела у моей больничной койки, слушая, как она пытается не расплакаться в трубку при мысли о том, чтобы оставить меня здесь, и глядя, как моя младшая сестра, которая изо всех сил храбрится насчет этой истории со школой, хотя даже мне понятно, что ее мир рухнул, я понял, что в мире есть место, где я свой.

Думаю, я свой среди них.

Эд лежал, опершись о подушки, и смотрел, как Джесс красится, замазывая синяки на лице консилером из маленького тюбика. Ей почти удалось замаскировать синяк на виске, в том месте, где ее голова отскочила от воздушной подушки. Но нос был фиолетовым, кожа туго натянулась на шишке, а верхняя губа выглядела опухшей и раздутой, как у женщины, опрометчиво воспользовавшейся нелегальными филлерами.

– Похоже, тебе кто-то врезал по носу.

Джесс нежно провела пальцем по его губам:

– Тебе тоже.

– Так и есть. Моя собственная машина, по твоей милости.

Джесс наклонила голову, глядя на отражение Эда у себя за спиной. На его губах играла ленивая кривая ухмылка, подбородок оброс колючей щетиной. Джесс невольно улыбнулась в ответ.

– Я не уверен, что есть смысл замазывать синяки. Ты будешь выглядеть избитой, как ни старайся.

– Я собиралась печально сообщить твоим родителям, что налетела на дверь. И возможно, украдкой покоситься на тебя.

• Предыдущая
• 58/82
• Следующая