Выбери любимый жанр

Лазоревый петух моего детства (сборник) - Погодин Радий Петрович - Страница 9


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

9

— Одинаково. Просто там меньше народу. А уехала потому, что в школу. Где мы раньше жили, там школа была, там большой поселок. Сейчас моих папу и маму перевели в океан. А мне либо на Диксон, в интернат, либо сюда, к бабушке. Мы решили — пусть я лучше сюда поеду.

Они опять помолчали.

Воробьи, видя такое дело, взялись за охоту. Ведь как ни говори, свой желудок гораздо требовательнее чужого горя. Пустились мух ловить. Роскошные осенние мухи гудели и нахально кусались.

Аркашка поймал одну муху с выпученными глазами, оторвал ей крылья.

— Мухи гады! Мухи гадят! Мухи мучают людей! — пропел он.

Ольга подняла опавший лист, разгладила его на колене.

— Почему опавшие листья никто не называет падалью?

— Они красивые.

— Но ведь они тоже рыжие.

Аркашка задумался.

— Ха, — сказал он. — Осенью все листья рыжие. Все, понимаешь? Если бы все люди были рыжими, никто бы на тебя и внимания не обратил. Стань как все и живи себе преспокойно. Слушай, давай мы все-таки тебя перекрасим.

— Чтобы перекраситься, в парикмахерскую идти нужно.

— В парикмахерской не перекрасят. Ты еще несовершеннолетняя. Тебе сколько?

— Двенадцать.

— Прогонят.

— А как же тогда?

Аркашка подумал. Когда он думал, то втягивал голову в плечи. И чем крепче думал, тем глубже втягивал голову, словно старался плечами заслонить свои горемычные уши.

— У нас в квартире одна тетка живет, Зоя Борисовна. У нее всяких красок навалом. Я у нее стяну что-нибудь подходящее. Тебе какой цвет?

— Лучше бы черный, — сказала Ольга.

Аркашка помчался домой.

Ольга взяла книжку из Аркашкиного тайника, развернула. Стала читать:

«Велик ваш грех перед господом нашим. Мерзкие отродья дьявола бродят по нашей планете, оскверняя образ божий, по которому он создал нас с вами. Я, ребята, имею в виду рыжих. Разве этот богомерзкий цвет волос был у наших прародителей, некогда изгнанных из рая? Нет, и тысячу раз нет! Рыжий цвет пошел от дьяволицы Лилит…»

Ольга застонала, рванула себя за волосы.

— За что? — сказала она. Сгребла книжки в охапку и запихала их обратно в тайник, словно в печку. И привалила камнем.

Прибежал Аркашка с красивой черно-белой коробкой в руках.

— Будешь как Кармен. Вот. «„Суппергаммалонель“ черный, — прочитал он надпись на коробке. — Подкраска для волос. Дает черный глубокий цвет с блеском. Нетоксична. Укрепляет корни волос. Придает волосам пышность. Одновременно является средством от облысения. Особо рекомендуется при раннем поседении. Подкраска легко смывается».

Ольга взяла коробку.

— «Нашей фирмой выпускается „Суппергаммалонель“ всех цветов и всех существующих в природе оттенков. Тем самым фирма пытается разрешить большую гуманистическую проблему — цвет и настроение, цвет и жизненный тонус, цвет и работоспособность…»

— Ты способ употребления читай, — подсказал ей Аркашка и сам принялся читать: — «Подкраска наносится на влажные, чисто промытые волосы нанизанным на расческу кусочком ваты. Волосы красятся по частям, прядь за прядью, до полного их потемнения». Айда в прачечную. Там вода есть нагретая. Там и свитер скинешь, чтобы не замарать.

— Подкраска легко смывается, — сказала Ольга.

— Ничего. Я с Зоей Борисовной поговорю, она тебя навсегда перекрасит.

Ольга села, стиснула каменную скамейку пальцами.

— Навсегда? И тогда мне всю жизнь придется лгать?

Аркашка потянул ее за рукав.

— Брось. Чего ты задумываешься?..

Ольга вяло пошла за ним.

Воробьи бросили мух ловить, уселись на нижние ветки и нахохлились.

Из кустов вышел шут с балалайкой.

Трень-брень.

— Я пришел извиниться. Может быть, сегодня в театре присутствуют химики, парфюмеры и парикмахеры. Может быть, они скажут, что нет такой замечательной черной подкраски для волос, что покамест ее не придумали. Я напомню: история эта началась неизвестно когда и, наверно, не скоро закончится. Представьте, что действие моего рассказа происходит в том, будущем году, когда черная краска «Суппергаммалонель» уже изобретена и уже продается во всех киосках, как нынче продаются спички. Хотя мне очень желательно, чтобы такой рассказ в том, будущем году был невозможен. Надеюсь, благородные юные зрители, досточтимые пионеры, простят мне такое вольное передвижение во времени.

Шут ударил по струнам своей балалайки.
Вошел к парикмахеру, сказал — спокойный:
«Будьте добры, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный,
Лицо вытянулось, как у груши.
«СУМАСШЕДШИЙ!
РЫЖИЙ!»
Запрыгали слова.
Ругань металась от писка до писка.
И до-о-о-олго
Хихикала чья-то голова,
Выдергиваясь из толпы, как старая редиска.[1]

Двор зашумел контрабасовым голосом. Из подворотни появилась старуха Маша.

— Милиция знает дело. Милиция уже по всему городу рыщет. Найдут. Тем более что она такая заметная. — Старуха Маша увидела на скамейке Аркашкину кепку. Взяла ее в руки и принялась по сторонам озираться.

Пошарила за кустами, обошла вокруг вазы, в вазу заглянула. Встала на скамейку, посмотрела на дерево — может быть, ее внук в ветках спрятался.

— Он же не воробей, — сказал ей шут с балалайкой.

— Воробей не воробей, а он еще шустрее воробья. У меня от него каждый день седых волос прибавляется. — Старуха слезла со скамейки, недовольно глянула на шута. — Опять со своей трынкалкой?

Шут струны погладил. Они тихонько запели.

— Брось свою трынкалку, — строго сказала старуха Маша. — Культурный человек с балалайкой ходить постесняется.

Шут поиграл немного «Наш паровоз летит вперед…».

— Тьфу на тебя. Была бы жива твоя мать, она бы глаза со слезами выплакала. Я тебя вырастила с Дашей и Клашей. А ты кем стал? Шутом, прости господи.

Шут ударил по струнам. Струны крикнули.

— Шурка, — прошипела старуха, — я у тебя сейчас эту балалайку схвачу да как тебе по башке-то трахну… Из-за ней, из-за балалайки, ты холостой. Какая приличная девица на тебя с балалайкой поглядит?

— Не отвлекайтесь, тетя Маша, — сказал ей шут (дядя Шура).

Из прачечной вышли Аркашка и Ольга. Ольга — черноволосая. Ольга — пышноволосая. Аркашка вокруг нее вьется.

— Законно. Кармен — как две капли.

Ольга взяла у него зеркало, принялась волосы поправлять. Лицо у нее спокойное, как вода в тазу, и не понять, нравятся ей черные волосы или не нравятся.

Старуха выскочила на середину двора.

— Где ты был? — грозно спросила она у Аркашки.

— Там.

— Где это — там?

— Ну там, в прачечной.

— А это кто?

— Ну, девчонка из нашего класса. Пришла, чтобы я ей объяснил уроки.

— Ты ей уроки в прачечной объяснял? Что же это за уроки, скажите на милость?

— Обыкновенные. Из двух труб вытекает вода…

— За рояль!

Скользкие Аркашкины уши выскользнули из старухиных пальцев. Аркашка нырнул в парадную.

— За рояль! — Старуха Маша, как поршень, вошла вслед за ним.

Тень опустилась на двор. Все во дворе замерло, будто гром сейчас грянет — огнем опалит. Двор зашумел грустно и жалобно. Из подворотни повеяло холодом.

Ольга уходила, оглядываясь, словно прощалась. Но из подворотни навстречу ей появился Аркашка. Как он из парадной вылез, только ему известно. Недаром мальчишки знают дома лучше строителей и управхозов.

— Не робей, — сказал он. — Дело обыкновенное.

— Я улечу. Принеси мне, пожалуйста, мой портфель. Там у меня деньги и документы. Денег мне до Архангельска хватит. Дальше меня знакомые летчики довезут через Амдерму.

— Я, может, тоже с тобой улечу. Папа по морям плавает, мама в командировке. Пускай сама сидит со своим роялем. Жди меня в охотничьем магазине на соседней улице. Если магазин закрыт или мало ли что, жди меня в парке. Там парк рядом.

вернуться

1

В. Маяковский. «Ничего не понимают».

9
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело