Медный кувшин старика Хоттабыча - Обломов Сергей - Страница 43
- Предыдущая
- 43/53
- Следующая
— Магазин есть, — Соня открыла переднюю правую дверцу «Тойоты» и кивком пригласила Гену сесть, — только сигареты в нем вряд ли продаются.
— Почему это? — Гена подавленно опустился на продавленное сиденье.
— В армию США уже давно практически не берут курящих, — пояснила Соня, захлопывая за ним дверцу.
Гена уперся затылком в подголовник, обитый дешевым поношенным велюром, и тихо застонал. Соня села за руль, пристегнулась и попросила гостя пристегнуться тоже. Машина медленно тронулась; вопреки ожиданиям Гены, «Додж» не последовал за ними. Они миновали пропускной пункт и вяло покатили по узкой дороге, утыканной по обеим сторонам желтыми ромбами дорожных знаков с надписями Speed Limit 30.
— Ну, может, магазин какой-нибудь будем проезжать, — не унимался Гена.
— Зачем магазин?
— Сигарет купить.
— Магазин… — Соня задумалась. — Ближайший молл находится в двадцати милях, это полчаса езды, а у нас совершенно нет времени, мы очень торопимся.
Гена посмотрел в боковое стекло, мимо которого медленно проплывали калифорнийские пейзажи, потом на спидометр, стрелка которого жестко стояла чуть ниже цифры тридцать — спидометр был в милях, это означало менее пятидесяти километров в час, — и недоуменно пожал плечами. — Почему тогда мы так плетемся?
— Здесь нельзя быстрее, видите — знаки, — спокойно ответила Соня, держа левой рукой руль, а правой поднимая пластиковый термостаканчик из подставки подлокотника. — Кофе хотите? Горячий…
— Без сигареты — не хочу, — разозлился Гена.
— Как угодно. — Соня отхлебнула из стаканчика водянистый напиток. — Вы знаете, я должна вам сказать кое-что важное. — она неторопливо сделала еще глоток. Гена посмотрел на нее с испугом. Соня наморщила лоб, как бы собираясь с мыслями и сомневаясь, выдавать Гене ужасную военную тайну или повременить, но все же решилась: — Курить — очень вредно, можно заболеть ужасными болезнями, даже смертельными, такими, например, как рак легких. Ну, не пугайтесь так, если бросить курить прямо сейчас, риск существенно снижается.
Гена облегченно вздохнул:
— Ну ладно, а бар какой-нибудь деревенский или заправка есть здесь рядом?
— Зачем вам заправка?
— Да сигарет купить, вот зачем! На заправках продаются сигареты?
— Продаются, но… неужели вы совсем не хотите потерпеть?
— Да сколько можно терпеть-то! Я со вчерашнего дня не курил!
— У нас так мало времени, я не знаю… В этом районе… У меня должна быть карта в перчаточном ящике, вас не затруднит мне ее передать?
— Не затруднит, — буркнул Гена, полез в бардачок и увидел там красно-белую картонную пачку с надписью «Marlboro».
— Можно? — радостно выпалил он. Соня густо покраснела. Для японки это выглядело особенно забавно.
— Не знаю… Это… это не мое… это… это, наверное, моя подруга оставила…
— Ну ладно, она не обидится, я возмещу, — торопливо пробормотал Гена, открывая, почти разламывая пачку. Сигарета в пачке была одна. Вернее, там было примерно три четверти сигареты — бумага на кончике была закручена колбаской, а вместо фильтра вставлена свернутая короткой трубочкой тонкая картонка. Гена присвистнул.
— Странная такая сигарета… — ухмыльнулся он.
— Она, наверное, плохая, — промямлила Соня, нервно покусываю нижнюю губу — Может быть, ее лучше выбросить?..
— Ага, выбросить… Не дождетесь. Табак-то там хоть есть? Правда, курить очень хочется…
Если бы Гена не хотел курить так сильно и давно, он бы, конечно, никогда не стал бы рисковать. Во-первых, ответственная встреча, а во-вторых, жизнь в государстве, где запрет на любую связь с каннабиолом являлся колоссальным источником доходов винтиков государственной машины, приучила его не выказывать либерализма к косякам в присутствии незнакомцев; в случае, когда винтики должным образом не подмазывались, машина съедала любителей неалкогольного восприятия реальности.
— Есть там табак?
Соня неопределенно пожала плечами:
— В каком смысле?
— Да ладно, не мнись, все свои, вижу, что есть. Вообще почти один табак. Там гашиш? А то подсунете крэк какой-нибудь, я в газетах читал… Ну колись, колись, у тебя на лице все написано… гашиш?
Соня кивнула:
— Совсем чуть-чуть, — и добавила: — Может, лучше не надо, потом…
— Да лучше потом, но курить-то хочется сейчас. Как я, по твоему, табак-то отделю… Прикуриватель работает?
— Работает.
Гена посмотрел на свои часы и понял, что время на них — без двадцати одиннадцать — московское, вечернее. Зелененькие электронные часики на панели под лобовым стеклом показывали десять сорок.
— Нам во сколько нужно быть там?
— Встреча назначена на одиннадцать пятнадцать. Вы уверены, что с вами все будет в порядке?
— Уверен, — Гена глубоко затянулся, — или не уверен — какая разница. Да не волнуйся, я выспался, поел — сильно не торкнет.
Докурив сигарету до фильтра так, что она погасла сама. Гена на минуту задумался.
— Слушай, — сказал он, — а Монтерей отсюда далеко?
— Да нет, — ответила Соня, — рядом. А что? У вас там друзья?
— Друзья… — пробормотал Гена, устраиваясь в кресле поудобнее, чтобы расслабиться.
Минут через пять торкнуло, правда несильно, но все-таки торкнуло — вместе с чувством глубокого удовлетворения никотинового голода появилось внимание к несущественным деталям. Например, Гена обнаружил, что из его рукава торчит кончик картонной бирки — их было так много на одежде, что обрезать все у Кости не хватило терпения. Гена потянул за кончик и вытащил черную карточку с белыми, похожими на паучков вензелями в виде кириллической буквы "я" и симметрично к ней прилепленной отраженной кириллической буквы "я" в разомкнутом круге лаврового венка и надписью латиницей «Cerrutti 1881». Он почему-то заметил, что восьмерки были похожи на сдвоенные нули. Гена откусил пластиковую нить, державшую картонку за рукав, и, покрутив ее в руках, положил в нагрудный карман рубашки — все карманы пиджака были зашиты.
Еще одна несущественная деталь всплыла у него в голове. Он немного поразмыслил, не пробило ли его просто-напросто на измену, но решил, что так быстро — вряд ли.
— Слушай, Соня, — заговорил он. — Ты знаешь, в Москве ко мне приставили охрану, везли в бронированной машине… Костя сказал, что мне что-то угрожает. Я даже думал, что и здесь будет так.
— Лучшая безопасность — это конфиденциальность, — ответила Соня. — Никто ведь не знает, что ты здесь, поэтому и охрана не нужна. Аэродром закрытый, самолет частный, машину мы специально взяли старую. А с охраной было бы заметно со спутников. Не волнуйтесь, здесь вам нечего бояться.
— А я и не волнуюсь, — заволновался Гена. — А в Москве мне чего было бояться?
— Я не имею права говорить, скоро вы все сами узнаете. — Соня с визгом затормозила на пустом перекрестке перед знаком «стоп», секунду постояла и резко тронулась. — Или не узнаете, все зависит от вас.
— Это в каком еще смысле?
— В прямом.
И Соня замолчала.
Гена понял, что она ничего больше не расскажет, и решил потерпеть. Потом, чтобы нарушить затянувшуюся паузу, он спросил:
— А ты кто по национальности?
— Как — кто? — удивилась Соня. — Американка, разумеется.
— Да нет, не в этом смысле.
— А какие еще бывают смыслы?
— Ну это, как его, ну корни там, предки…
— Происхождение?[3]
— Ага, я просто слово это никак не мог вспомнить.
— Я — японская американка. А ты?
— А я русский русский.
Соня засмеялась.
— Так не говорят. Американские американцы называются, например, кавказцы…[4]
Теперь засмеялся Гена. Вполне понятно, что смеялся он несколько дольше и интенсивнее, чем полагается даже в очень смешных случаях. Соня отнеслась к его смеху дружелюбно и сама тоже понимающе улыбалась.
— Американские американцы, — выдавил наконец Гена, вытирая выступившие слезы, — называются индейцы.
- Предыдущая
- 43/53
- Следующая