Рейнеке-лис - фон Гёте Иоганн Вольфганг - Страница 32

Все от велика до мала покинули круг, где остались

Оба противника только. Но лису шепнула мартышка:

«Помните, что я сказала, советы мои соблюдайте!»

Рейнеке весело ей отвечал: «Наставления ваши

Мужества мне придают. Успокойтесь: еще я владею

Смелостью, хитростью, что не однажды меня выручали

Из переделок, опасней, чем эта, когда приходилось

Кое-что приобретать, разумеется в долг, но бессрочный.

Да, рисковали мы жизнью! Так неужель я сегодня

С этим злодеем не справлюсь? Его осрамить я намерен

Вместе со всем его родом, себя же и близких— прославить.

С ним я за всю его ложь разочтусь!..» На кругу они оба

Так и остались одни. Глазами их все пожирали.

Изегрим сразу же рассвирепел и, с разинутой пастью,

Лапы напрягши, наскакивать стал на противника грозно.

Рейнеке, более легкий, успел увернуться от волка,

Жидкостью едко-зловонной он хвост окатил свой пушистый

И проволок по арене, песку на него набирая.

Изегрим думал, что лис уже в лапах, но плут как ударит

Мокрым хвостом по глазам, — тот лишился и зренья и слуха!

К этому лис не впервые прибег, и немало животных

Всю вредотворность той влаги едчайшей уже испытало.

Так он и волчьих детей ослепил, как рассказано было,

Так и отца их отметить решил. По глазам его смазав,

Сразу же в сторону он отскочил и стал против ветра

Рыть торопливо песок — и густою песчаною пылью

Волку глаза он засыпал. Тут Изегрим нетерпеливо

Стал их тереть, протирать, и тем свою боль он усилил.

Рейнеке-лис в это время, владея хвостом превосходно,

Снова хлестнул им противника — и ослепил совершенно.

Плохо тут волку пришлось: перевес ведь использовал мигом

Рейнеке хитрый. Увидев, как страшно слезятся от боли

Волчьи глаза, на противника прыгать он бешено начал,

Зверски его избивать, и кусать, и когтить, в то же время

Не забывая хвостом по глазам его шлепать и шлепать.

Волк, обезумев почти, все на месте топтался, и тут-то

Рейнеке стал издеваться над ним еще более нагло:

«Сударь мой волк! На веку вы своем уплели, извините,

Несколько агнцев кротких, а также изволили скушать

В общем достаточно всяких невинных зверушек. Надеюсь,

Впредь их родня заживет припеваючи! Так иль иначе —

Вы их оставите в мире, сподобясь за то благодати.

Жертва такая спасет вашу душу, особенно если

Вы терпеливо дождетесь конца. Все равно ведь на сей раз

Вам от меня не уйти — уж разве что просьбе смиренной

Внял бы я и пощадил вас, и жизнь даровал вам, быть может».

Рейнеке все это выпалил быстро — и волка за горло

Крепко схватил он, в расчете закончить на том поединок.

Изегрим, бывший намного сильнее, рванулся могуче

Раз и другой раз — и вырвался было, но Рейнеке вгрызся

В морду его и жестоко поранил, и глаз ему вырвал.

Кровь так и хлынула, с волчьего носа стекая на землю.

Рейнеке крикнул: «Того и хотел я! Какая удача!»

В смертном отчаянье волк, окровавленный, глаза лишенный,

В бешенство впал и, забыв о раненьях, о боли ужасной,

Прыгнул на лиса — свалил его наземь, прижал его крепко.

Тщетно лис призывал свое хитроумье на помощь:

Лисью переднюю лапу, ему заменявшую руку,

Изегрим стиснул зубами, держа ее мертвою хваткой.

Рейнеке грустно лежал на земле, он боялся, что лапы

Может лишиться вот-вот, и тысячи дум передумал.

Волк, задыхаясь от злобы, над ним прохрипел в это время:

«Пробил твой час, наконец, негодяй! Так немедля сдавайся,

Или тебя я на месте прикончу за все твои плутни!

Я уплачу тебе. Ты потрудился, хотя и напрасно:

Скреб ты песок, изливал свою жидкость, остриг свою шкуру,

Жиром намазался… Горе тебе! Ты мне сделал так много

Всякого зла: клеветал на меня, ослепил. Но, мерзавец,

Не улизнешь ты теперь! Иль сдавайся, иль будешь растерзан!»

Рейнеке думал: «Дела мои плохи. На что мне решиться?

Если не сдамся — я буду растерзан. Если же сдамся,

Буду навек опозорен. Да, я заслужил наказанье:

Слишком дразнил я его, оскорблял его слишком уж грубо!»

Волка смягчить попытался он сладко-смиренною речью.

«Дядюшка мой дорогой, — он сказал, — я бы тотчас охотно

Стал вашим верным вассалом, со всем, чем-где-либо владею.

На богомолье за вас я пошел бы ко гробу господню,

В землю святую. Все церкви я там обошел бы и ворох

Вам отпущений принес бы: и вашей душе во спасенье

Это пошло бы, и папеньке с маменькой вашим покойным

Тоже хватило б на вечные веки в их жизни загробной

Благом таким наслаждаться. Кому же оно не потребно?

Чтить я вас буду, как римского папу; священнейшей клятвой

Клясться готов, что отныне и присно я буду всецело

В вашей зависимости находиться со всем своим родом.

Клятву за всех приношу я — служить вам во всякое время.

Я самому королю предложенья такого б не сделал!

Дайте согласье — и быть вам владыкой всего государства.

Все, что поймать мне удастся, то вам приносить обязуюсь:

Рыба ль, курица ль, гусь, или утка— я всей этой снеди

И не попробую, прежде чем вам, и супруге, и деткам

Я не представлю на выбор. К тому же и добрым советом

Вам помогать я берусь, дабы неудач вам не ведать.

Я ведь слыву хитрецом, вы силач — значит, вместе мы можем

Делать большие дела, но держаться нам нужно друг друга.

Силища ваша да сметка моя — кто же нас одолеет?

Наша публичная драка в сущности — глупость большая.

Я бы на это не шел, если б как-нибудь благопристойно

Мог избежать поединка. Но раз вы мне бросили вызов,

Должен был я согласиться во имя приличья и чести.

Все же признайтесь, что в битве держался я с вами учтиво,

Даже всей силы своей не выказывал, ибо я думал:

«Рейнеке! Дело чести — ты должен быть с дядей гуманным».

Если б я вас ненавидел, пришлось бы вам хуже гораздо.

Собственно, вы и не так пострадали, а если случайно

Глаз я задел ваш, то это, поверьте, мне искренне больно.

Все же утешен я тем, что известно мне верное средство

Вылечить вас. За него вы мне будете век благодарны.

Если бы глаз и пропал, а, в общем, вы были б здоровы,

Проще вам было б: ко сну отправляясь, одно бы окошко

Вам закрывать приходилось. Двуоким — двойная работа.

Чтобы верней вас умилостивить, всю родню я заставлю

Земно вам кланяться, я прикажу и жене и детишкам

У короля на глазах, перед всем этим знатным собраньем

Слезно просить, умолять вас и вымолить ваше прощенье

И дарованье мне жизни. Тогда я открыто признаю,

Что сочинял небылицы на вас, клеветою позорил

И что всегда вас обманывал. Я обещаю поклясться,

Что ничего я худого не знаю о вас, что отныне

Я вас бесчестить не буду. Навряд ли когда-нибудь сами

И про себя вы мечтали о большем удовлетворенье.

Что вам за смысл убивать меня, вечно потом опасаться

Мести кровавой родных и друзей моих? Если, напротив,

Вы пощадите меня, то покинете с честью арену —

И благородным и мудрым вы будете признаны, ибо

Тот надо всеми возвышен, кто истинно великодушен.

Помните: вряд ли вам снова представится эта возможность.

Впрочем… жить, умереть— мне теперь уж совсем безразлично».

«Хитрая лисанька! — волк отвечал ему. — Ах, как ты хочешь

Освободиться! Но если бы мир весь из золота даже

Был сотворен и его предлагал ты в беде — я бы все же

Не отпустил тебя. Мало ли раз ты мне клялся фальшиво?

Лживый пройдоха! С тебя же потом скорлупы мне яичной

Не получить. А родня? Да плевать мне на все твое племя!

Ждать от них можно, конечно, всего. Но уж как-нибудь с ними