Сломленные - Коул Мартина - Страница 42

Сплетники ничего не знали.

Голдинг вообще недоумевал, почему Патрик Келли с его внешностью, деньгами и славой связался с уже немолодой женщиной, работающей в полиции. Голдинг убеждал людей в существовании делового соглашения Келли — Берроуз. Он постоянно твердил о том, что подлинное увлечение Патрика — безмозглые блондинки с большими сиськами и маленьким кругозором.

Кейт обвела взглядом мрачную столовую полицейского участка: грязные, обсыпанные пеплом столы, болтающие мужчины и женщины… Ей показалось, что она спит. Патрик умирает. Он умирает, а она от него дальше, чем от Луны. Он никогда не узнает, как сильно она его любила, как сильно нуждалась в нем и как много он для нее значил, несмотря на все их разногласия.

Дженни взяла Кейт за руку и осторожно вывела из столовой. По радио передавали знакомую песню, и ее слова окончательно лишили Кейт самообладания. В кабинете она заплакала, пытаясь делать это как можно тише. Иногда все же раздавались приглушенные всхлипывания, а плечи Кейт так тряслись, что казалось, будто все ее тело вот-вот разрушится от горя.

— Поплачь, Кейт. Просто поплачь. — Дженни крепко ее обнимала. — Тебе станет легче.

И Кейт плакала.

Джереми Бленкли дрожал от страха. Ему казалось, что у него вот-вот случится сердечный приступ. Он оглядел выкрашенные зеленой краской стены камеры, исписанные непристойностями, почувствовал обычный для подобных мест запах мочи, испражнений и отвратительной тюремной пищи, и на глазах у него выступили слезы.

Как-то в молодости Джереми сидел в тюрьме. Он вспомнил, как однажды мирно спал в камере, когда надзиратель привел к нему троих заключенных, отбывавших пожизненный срок. Они злобно бранились и размахивали рукоятками от швабр. Его использовали как мальчика для битья. Преступникам просто позволили выпустить пар, а он загремел в больницу на три месяца.

Теперь дело касалось маленьких детей, а значит, он уже покойник, хотя еще ходит и дышит. Джереми знал: даже если его посадят вместе с насильниками, те тоже будут считать его полным ничтожеством. И это еще лучшее, на что он может надеяться. Его будут ненавидеть все, начиная с надзирателей и заканчивая самыми презираемыми заключенными. Ему придется проверять свою еду, постоянно быть начеку. Существует сто и один способ, как уничтожить человека в тюрьме: стекло или мыло в еде, соль, засыпанная в глотку, избиение, не оставляющее следов… Ему придется жить, вечно озираясь по сторонам.

Дверь в камеру отворилась, и Джереми вздрогнул. Он облегченно вздохнул, увидев высокую привлекательную женщину с грустными глазами и стройной фигурой.

Джереми робко улыбнулся. Она посмотрела на него как на грязь. Когда она заговорила, его испугала ярость, звучавшая в ее голосе:

— Я детектив Кэтрин Берроуз. Я намерена надолго упрятать вас за решетку, мистер Бленкли, чтобы вы никогда больше не смогли наслаждаться солнечным светом, разве только через окошко камеры. Ты понимаешь, что я тебе говорю, ты, кусок дерьма?

Джереми кивнул и уставился на пол камеры. Он не мог выносить взгляда этих глаз, полных презрения и ненависти.

— В какой бы тюрьме тебе ни пришлось отбывать срок, имей в виду: о тебе будут знать абсолютно все и абсолютно всё. Это я тебе, Бленкли, клятвенно обещаю.

Она помолчала несколько минут. Тишина давила на него не меньше пугающих тюремных шумов.

— Тебе следует хорошенько подумать над тем, что ты расскажешь мне через пару часов, и еще тебе следует подумать о хорошем адвокате, поскольку я сдохну, но тебя засажу. Возможно, у тебя есть высокопоставленные друзья, но мне на них плевать. Мне плевать на всех, кто попытается тебе помочь. Я прищучу тебя, парень, и сделаю это с огромным удовольствием.

Она вышла из камеры так же тихо, как и вошла.

Дежурный офицер смерил Бленкли презрительным взглядом, прежде чем закрыть дверь. Джереми услышал, как голос из соседней камеры прокричал:

— Это что, чертов извращенец? Я сижу рядом с извращенцем?

Полное одиночество и отчаяние накрыли Джереми, словно волна.

У себя в кабинете Кейт просматривала папки с документами, которые ей дал Роберт Бейтман. Она поражалась тому, какие условия соцработники называют приемлемыми для детей. По мнению опеки, с родителями, каковы бы они ни были, детям все равно лучше. Что ж, Кейт изучит документы, постарается найти связь между подозреваемыми, и пусть мамаши потеряют не только детей, но и свободу.

Теперь она уже не была уверена в невиновности Джеки Палмер. Все начинало смахивать на заговор. Между женщинами явно существовала связь.

Когда она просматривала доклады и вчитывалась в отвратительные подробности дела, перед ее глазами возникало безжизненное лицо Патрика.

Она резко выдохнула и потрясла головой, пытаясь отогнать удручающий образ. Она потерла глаза, чувствуя, что размазывает тушь, но не обращая на это никакого внимания.

Придется работать на износ, поскольку Ретчет использует любой предлог, чтобы отстранить ее от расследования. Патрик Келли умирал, и главный инспектор хотел поскорее оставить в прошлом все свои связи с ним.

Она не винила, даже понимала Ретчета. Он бежал, словно крыса с тонущего корабля, заботясь только о собственной шкуре. Патрик аплодировал бы ему, нисколько не обижаясь. Почему же ей не поступить так же?

Теперь у них появился Джереми Бленкли, и она должна сосредоточиться на нем, на его омерзительных подвигах. Каждый раз, когда она вспоминала фотографии в деле, ей становилось тошно. Она не могла понять, как такое можно делать с ребенком, как можно даже захотеть сделать такое.

В ее воображении снова возник образ Патрика, и она подумала об этом русском: знает ли он, к чему привели его действия? Она понимала: Патрик по уши вляпался в какие-то денежные разборки, и его клуб оказался миной замедленного действия. Как ей вести себя в такой ситуации? Вилли пропал, кругом сплошное вранье, и тем не менее все концы ведут к Патрику Келли. Она не может вмешиваться в то, что происходит вокруг Патрика. Не может официально. Неофициально же она намеревается сделать для Патрика все, что в ее силах. Но даже в этом случае ее расследование не должно пострадать. На первом месте — дети, она обязана подумать сначала о них. Сам Патрик настоял бы на этом.

Кейт встала и потянулась. К разговору с Джереми Бленкли она готова.

Кейт посмотрела в испуганные глаза Джереми Бленкли и хмыкнула:

— Видок у вас какой-то встревоженный, мистер Бленкли. Неужели, черт возьми, вас что-то беспокоит?

Эта женщина наводила на Джереми ужас. Она словно видела его насквозь, читала его мысли. Казалось, о каждом грязном поступке, который Джереми совершил в своей жизни, на его лбу имелась запись на каком-то понятном только Кейт языке.

Он закурил самокрутку. Рука так дрожала, что Джереми пришлось второй рукой придерживать себя за запястье.

— Слышали такое выражение «невиновен, пока не доказана вина», мисс Берроуз? — хрипло спросил он.

Кейт саркастически усмехнулась:

— Приберегите это для присяжных. Они обязаны выслушивать любое дерьмо. Я же собираюсь взять вас в такой оборот, что вам небо с овчинку покажется.

Она, словно фокусник, веером разложила перед ним фотографии.

— Узнаете кого-нибудь, мистер Бленкли? Кого-нибудь кроме себя, естественно.

Он глубоко затянулся и вытер губы тыльной стороной руки.

— Сделку мне предлагаете?

Она покачала головой:

— Ни в коем случае, приятель. Я хочу упрятать тебя за решетку как можно скорее и на самый большой срок. Так что кончай нести эту чепуху.

Даже полицейский, присутствовавший на допросе, был поражен агрессивностью Кейт.

— Представляешь, что будет, когда присяжные увидят эти фотографии и узнают на них твои татуировки? Как и татуировки твоего братца. Приношу свои соболезнования, разумеется, но, по-моему, Кевину повезло. Когда я возьмусь за тебя по-настоящему, ты пожалеешь, что Ленни Паркс не добрался до тебя первым. — Она злобно рассмеялась: — У тебя ни малейшего шанса, приятель. Присяжные захотят вздернуть тебя на первом же суку. А кто их осудит? Видишь ли, большинство людей, и присяжные тут не исключение, любят своих детей. Любят всех детей. Такова людская природа. А людишки вроде тебя — извращенцы и прочая нечисть — портят жизнь нам, нормальным людям. Я искренне надеюсь, что ты не успел наметить планы на эти выходные, ибо еще очень и очень не скоро тебе представится возможность куда-либо поехать.