Вперед, к победе! Русский успех в ретроспективе и перспективе - Фурсов Андрей Ильич - Страница 40
- Предыдущая
- 40/69
- Следующая
А потом в 60-е годы стало выясняться, что и у нас есть неравенство. И уязвимым местом советской системы было то, что идеология говорила, что мы строим общество равных, а реальность-то говорила нам совсем другое. Скажем, в этом отношении нынешняя постсоветская система менее уязвима. Она не говорит, что она строит общество равных. Она говорит совсем другое. И поэтому её с этой точки зрения не зацепишь. Так же, как и западное общество, которое говорит: «Да, люди неравны. У каждого есть шанс. Есть американская мечта». Хотя понятно совершенно, что в нынешней Америке американская мечта… Там, скажем, сын сапожника не может стать миллионером. Это миф.
Если элита, которая должна быть главной ударной силой информационной войны, если она смотрит на мир чужими глазами, это означает, что она поставлена под поток чужой информации. Это означает, что у неё выбито из рук информационное оружие, она информационно безоружна. У неё нет оружия.
Скажем, тебе говорят: «Твоя страна плоха». — Да, моя страна плоха. Вот смотрите: предпринимается попытка навязать России, современной России, тезис о том, что Россия так же виновата в развязывании Второй мировой войны, как Гитлер, как Третий рейх. Начинаются оправдания: «Да нет, мы хорошие».
Вместо этого должен идти другой удар. Мы должны доказывать (и для этого вполне хватает доказательств), что главные виновники Второй мировой войны вместе с Гитлером — это британцы и американцы.
Именно их противоречия породили взрывоопасную ситуацию, которой воспользовался Гитлер. Не надо оправдываться, надо атаковать.
Russia.ru,
24.12.201
СМЕНА МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ РОССИИ В МИРОВОЙ СИСТЕМЕ В КОНЦЕ XX ВЕКА И ЕЁ РЕЗУЛЬТАТЫ
В 1980-е годы «горбачёвщина» превратила структурный кризис советского общества в системный. Его источником и одновременно составной частью была смена модели интеграции России/СССР в мировую систему.
В доиндустриальную эпоху Россия (с середины XVI в.) была отдельной мир-системой — как Западная Европа, Китай, аль-Хинд (северное побережье Индийского океана от Восточной Африки до Зондских островов). В этом качестве она успешно противостояла как Османской империи, так и Западу, будь то Швеция Карла XII или наполеоновская Франция. В то же время уже с середины XVIII в. Россия начинает активно втягиваться в мировую экономику (екатерининский заём, торговля зерном), где доминирует Великобритания. До тех пор, пока и Россия и Запад «играли» в одной — доиндустриальной (или раннеиндустриальной) — «лиге», это включение не создавало для России серьёзных внутренних и внешних (политико-экономических и геополитических) проблем. По крайней мере, она их решала, как это показали наполеоновские войны — «постой-ка, брат мусью».
Однако к середине XIX в. ситуация изменилась. В первой половине XIX в. Великобритания создала индустриальную систему производительных сил. В результате западноевропейская (североатлантическая) мир-система отбросила дефис и превратилась в «длинные пятидесятые» (1848–1867 гг.) в подлинно мировую систему производства и обмена, которая была несовместима с другими мирсистемами и должна была включить их в себя в качестве зависимых элементов, периферии, подавить их, поставив под прямой или косвенный контроль, а для этого — уничтожить.
К середине XIX в. таких мир-систем оставалось две — Россия и Китай, и обе стали объектом англо-французской агрессии: Крымская война и Вторая опиумная война начались одновременно. В отличие от Китая, Россию не удалось ни превратить в полуколонию, ни загнать, как планировалось, в границы начала XVII в. (это будет сделано позже — в 1991 г.); более того, Россия нанесла Великобритании ответный асимметричный удар — «Большая игра» в Центральной Азии. И, тем не менее, возможности России после Крымской войны были ограничены, модель Петра I — Николая I, по сути, была предана забвению, началась её интеграция в мировую, контролируемую англосаксами систему в качестве поставщика сырья, сырьевого придатка, а следовательно — финансово зависимого элемента. Эту модель можно условно назвать «моделью Александра II», поскольку именно в его царствование был заложен её фундамент, именно благодаря его политике в 1860-1870-е годы она стала необратимой (при сохранении самодержавного строя), несли Александр III пытался, иногда не без успеха, затормозить её действие, то при Николае II она реализовалась полностью, приведя к революциям 1905 и 1917 гг., к крушению самодержавия и самой модели Александра II.
И это не случайно. Объективно эта модель предполагала нарастающее проникновение иностранного капитала; занятие им важнейших позиций внутри страны; рост финансовой зависимости от западного капитала и, как следствие, — ослабление внешнеполитических позиций и даже ограничение суверенитета, международной субъектности; формирование западоподобных (западоидных) господствующих групп с соответствующим образом жизни; обнищание широких масс — рост социально-экономической поляризации; нарастание социальной напряжённости и политической нестабильности. Всё это Россия и получила в конце XIX — начале XX в. Результат — революция, распад страны, гражданская война. В лице большевиков, интернационал-социалистов русская история подписала приговор «модели Александра II», «модели белой полуимперии».
Вторая, а точнее, альтернативная модель — Россия не элемент мировой системы, а альтернативная мировая система, антисистема по отношению к капиталистической, системный антикапитализм. Эта модель, которую условно можно назвать «сталинской», или моделью «красной империи», возможна только на основе технико-экономической и финансовой независимости от капиталистического мира, а следовательно — на основе создания мощного военнопромышленного комплекса (ВПК), значительной автархии по отношению к внешнему миру, мобилизационной экономики, высокой степени контроля центральной власти над верхами (вплоть до сферы потребления) и населением в целом. Результат реализации этой модели — восстановление великодержавного статуса России в виде СССР, биполярный (ялтинский мир), второе место СССР в мировой экономике, прогресс в науке, технике и структурах повседневности.
По целому ряду причин, которые здесь не место детально разбирать и которые, если говорить вкратце, были связаны с развёртыванием двух первых базовых противоречий советского коммунизма как системы, со второй половины 1950-х годов началась эрозия этой системы, и тип её отношений с мировой капсистемой был интегральным элементом этой эрозии. Советская номенклатура решила интегрировать СССР в мировой рынок. Отчасти это было связано со стремлением включиться в западную систему потребления, отчасти с экономическими успехами 1950-х годов, благодаря которым советская верхушка приобрела уверенность в том, что сможет победить Запад на его поле — на мировом рынке, действующем по законам капитализма. Данную точку зрения разделяли многие западные политики и журналисты, и это ещё более усиливало советское «головокружение от успехов».
С середины 1950-х годов СССР резко активизирует продажу нефти. Сначала — по политическим причинам (удар по «реакционным арабским режимам» по совету Насера Хрущёву), однако довольно скоро главную роль стали играть экономические Интересы, так как технико-экономический прогресс СССР в мирном секторе стал замедляться, и почти единственное, что СССР мог предложить на мировом рынке — это сырьё: нефть и газ. В ещё большей степени этот процесс подстегнули кризис 1973 г. («нефтяной шок») и рост цен на нефть.
В результате в 1980 г. советский топливно-энергетический комплекс (ТЭК) давал 10 % мировой добычи нефти и газа; с 1960 по 1985 г. доля ТЭК в экспорте СССР увеличилась с 16,2 % до 54,4 %, а доля сложной техники упала с 20,7 % до 12,5 %. Страна стала постепенно превращаться в сырьевой придаток Запада, усиливалась финансовая зависимость от него, т. е. СССР «выруливал» к «модели Александра II», что объективно противоречило и состоянию антисистемы, и великодержавному статусу. В реальной истории это противоречие разрешилось крушением ИК (исторического коммунизма), уничтожением СССР и возвращением русского мира на новом витке истории, в условиях глобализации (она же — глобальный кризис Современности) к «модели Александра II».
- Предыдущая
- 40/69
- Следующая