Два талисмана - Голотвина Ольга - Страница 23

Хозяйка вернулась к столу, разворошила поделки покойной Афнары:

— Да где же… что же это такое… нету! Ни одного браслета нету!

— И ладно, — с легким раздражением отозвалась Авита, которой надо было обсудить с Прешриной куда более важные вопросы, чем талант покойной рукодельницы Афнары.

— Да что «ладно»? — взвизгнула хозяйка. — Не «ладно», а Гортензия своровала! Некому больше!.. Ну, служанка, — пояснила она на вопросительный взгляд барышни. — Обоих браслетов нет… и еще что-то пропало, не вспомню сразу… — Шершавые, с крепкими короткими пальцами руки яростно рылись в груде украшений.

— Остальное прошу принять на память о жилице, — поспешно сказала Авита, чтобы прекратить эту неприятную сцену.

Вопли и сетования оборвались. Ладони хозяйки плотно легли на столешницу. Глаза Прешрины стали маслеными: хоть каждая вещица не была сокровищем, вся груда — недурной подарок!

Женщине захотелось достойно ответить на щедрость барышни.

— За проживание госпожи Афнары вперед заплачено, деньги не все вышли. Как раз хватит на погребальный костер. Пригляжу, чтоб все было как положено. Барышне только и надо будет поднести к костру факел и сказать: мол, спасибо, тетушка, что жила на свете.

— Вот славно! — обрадовалась Авита, на которую наводила тоску мысль о предстоящих хлопотах.

Ларш, про которого женщины успели забыть, встрял в разговор:

— Мне про смерть госпожи надо докладывать, а я толком не понял, отчего она умерла. Ушиблась обо что-то, верно?

Прешрина смерила наглого «краба» недовольным взглядом.

— Чем порядочных женщин перебивать, лучше бы мерзавку Гортензию ловил за кражу. А госпожа Афнара с того померла, что головой ударилась. На сундук полезла, оступилась — да о край сундука головой и…

— На сундук? — хором удивились «краб» и барышня.

— Ну да. Вон полочка приколочена, высоковато малость. Чтоб с нее что-то снять, надо на сундук забраться.

Прешрина, чуть подобрав подол, хотела привычно вспрыгнуть на сундук, чтобы показать, как добираются до полочки. Но побледнела, выпустила подол из пальцев:

— Я… ох… голова что-то кружится…

Авита поспешно подхватила женщину под руку, помогла дойти до стула.

Ларш нахмурился: «Пьяна она, что ли? До сих пор не было заметно… Нет, просто переволновалась. Шутка ли — в своем доме труп найти…»

— Что бы могло среди ночи понадобиться старой женщине на высокой полке? — спросил он.

— На полке-то ладно, — отозвалась Авита, — а вот чем она себе светила? В подсвечнике две свечи, новенькие совсем… Их сегодня меняли? — спросила девушка хозяйку.

Та отрицательно покачала головой, и Авита с тревогой заметила, что глаза у женщины странные — мутные, бессмысленные.

— Ага, — прикинул Ларш, — стало быть, упала хоть и вечером, но засветло еще… Госпожа обычно ложилась рано? — обернулся он к хозяйке.

Ответом было мирное сопение. Прешрина спала, прильнув к высокой резной спинке стула. На губах поднимался и опадал пузырь слюны.

— Понервничала, измаялась, — заботливо шепнула Авита. — Пусть спит, я потом еще зайду. А нам пора…

— Сейчас, — отозвался Ларш. Вспрыгнул на сундук, глянул на полку и сказал недоуменно: — Ни ночью, ни вчера ничего тут не было. Такая пылища, что таракан пробежит — борозду оставит…

За чернильным порошком Мирвик смотался бегом: боялся опоздать на репетицию. Ведь это же с ума сойти: ему, вчерашнему бродяге и мелкому воришке, предстоит увидеть то, на что дозволяется смотреть только тем из знатных и богатых господ, кто дружит с артистами! Да еще смотреть на игру актеров не из зала, а прямо со сцены! Мало того — указывать им, что говорить! Ох, Мирвик, воробушек с припортовой улицы, до чего же ты высоко залетел — выше и не надо! Предлагайте теперь Мирвику хоть должность городского советника — откажется!..

Должность городского советника ему никто предлагать не стал, а вот за водой сгоняли. Афтан, которого парнишка много раз видел в ролях доблестных воинов, поймал Мирвика в коридоре и брюзгливо сообщил, что кувшин на полке пуст. Тоном сварливой бабы он пообещал пожаловаться Раушарни на нерадивость и нерасторопность портового прохвоста, прибившегося к театру.

«Портовый прохвост» не стал доказывать, что совсем недавно приносил воду. Молча схватил кувшинчик и помчался на соседнюю улицу.

На улочке этой был не колодец, а маленький фонтанчик: заключенный в трубу ручеек, бегущий из расселины скалы. Как ни странно, возле круглой гранитной чаши, полной воды, не было болтливых девиц с кувшинами, парню не пришлось ждать очереди. Он сунул под тонкую струю один из кувшинчиков, что держал в руках, и нырнул в сладкие раздумья: как бы красивее изложить стихами угрозы королевы юной сопернице?

Кувшинчик наполнился. Мирвик хотел накрыть его крышкой — и обомлел: вода была угольно-черной.

Да провались в трясину Многоликая со всеми ее кознями! Как это Мирвик ухитрился забыть про чернильный порошок! Он же его и разводить-то правильно не умеет… можно ли писать тем, что колыхается сейчас в кувшинчике?

Огорченный парень наполнил водой второй кувшин и поспешил вернуться в театр. В душе его не звучали строки будущих стихов, а стыло ожидание нахлобучки.

В полутемном коридоре Мирвик поставил на полочку кувшин с водой и хотел было идти на сцену — но в недоумении остановился. По коридору на него надвигалось некое… э-э… некое сооружение: внушительного размера конус из ткани, натянутый на твердую основу и богато украшенный цветами и бантами.

Мирвик ойкнул и шарахнулся к стене.

Сооружение нырком ушло в сторону, из-за него возникла физиономия бутафора.

— Что, впечатляет?

— А то! — осторожно отозвался Мирвик. — Впечатляет. А что это такое?

— Головной убор королевы из «Двух наследников».

— Ничего себе… королевы когда-то носили такое?

— История не сохранила… — смутился Бики. — Я домыслил… опыт и фантазия… — И закончил обиженно: — А Барилла отказывается даже примерить!

Мирвик представил себе прекрасную Бариллу, увенчанную нелепым убором. Все равно что лебедю нацепить на голову кочан капусты!

— Поговорю с нею перед репетицией, — озабоченно сказал бутафор. — Может, передумает. А заодно гляну, как на Лейфати будет выглядеть вот это…

На локте бутафора висела цепь из плоских глиняных звеньев, выкрашенных золотой краской. Самое крупное звено украшал гигантский рубин, явно родом из стеклодувной мастерской.

— Этот рубин украшал золотой трон короля Джайката, — объяснил Бики. — Трон-то актеры по пьяни разломали в щепки три года назад, а рубин я спас. Хорош?

— А то! А уж как из зала будет смотреться! — отозвался Мирвик подцепленной сегодня фразой.

— Правда? — просиял Бики.

Тут Мирвик сообразил, что опаздывает на репетицию, и помчался по коридору, а Бики замешкался позади — возился со злосчастным убором, отвергнутым Бариллой.

Ну и зря парень торопился — все равно пришел первым!

По-хозяйски окинул взглядом сцену. Отметил, что с нее убрали занавес. Уселся за стол, поставил перед собою кувшинчик. Глянул на разбросанные листы бумаги, с важным видом взял перо (можно подумать, что он писать умеет!). И тут накатил страх: а вдруг он опять перепутал кувшинчики? Они же одинаковые, такие у любого гончара десятками продаются! Вдруг сейчас кто-то из актеров захочет пить — и глотнет чернил? Может, сам Раушарни…

Ух, спасибо Безымянным! Не перепутал! Вот она, блестящая черная жидкость! Мирвик макнул в нее перо и изобразил на бумаге все четыре известные ему буквы. Отлично пишет!

Потом парень вспомнил предупреждение торговца: «Осторожнее с чернилами! Порошок потому и дешевый, что едкий. Заляпаешься — кожа красными пятнами пойдет, чесаться будет. И отмываться замучаешься, несколько дней пятна держатся…»

Аккуратно прикрыл кувшинчик крышкой и поставил поближе к локтю — так, чтоб никто невзначай из него не отхлебнул.

Тут вошли Барилла и Джалена с веселой, говорливой свитой: четверо знатных молодых людей и Лейфати, первый любовник, в огненно-красном плаще, длинном и просторном, обвивавшем хозяина, словно пламя костра.