Берлинский трюк - О'Доннел Питер - Страница 3

• Предыдущая
• 3/9
• Следующая

Он машинально взял протянутый ему стакан и пробормотал «спасибо».

— Это всегда было трудно, — продолжал Таррант. — А теперь попросту невозможно. Количество туннелей, прорытых под стеной за эти годы, описывается трехзначным числом, но не больше дюжины остались незамеченными. Теперь существуют приборы, которые фиксируют подкопы. Пользовались особыми беседками, скользившими по проводам. Проламывали стену паровыми катками. Шли на всякие ухищрения, но после очередной такой попытки восточногерманские власти предпринимали новые меры предосторожности. А жители Западного Берлина перестали оказывать беглецам содействие. Им надоели инциденты у стены. — Таррант устало улыбнулся Модести: — Я не могу вас туда послать. Там сотни охранников, овчарки, мины. Перед самой стеной запретная зона — тридцать ярдов, отгороженных колючей проволокой. Там-то в основном и погибают те, кто решил бежать. Там есть скрытые камеры, фотоэлементы, ловушки. И уж никто не пытается провезти тайком перебежчиков через пропускные пункты. Во всяком случае, к Окубе это уж точно неприменимо.

Он допил стакан и поставил его на столик.

— Я знаю вашу изобретательность и находчивость. Возможно, если вам дать время, вы что-нибудь придумали бы. Но даже попасть в Восточный Берлин нельзя сразу: чтобы сделать нужные документы и приготовить легенду, понадобятся месяцы.

— Не надо сгущать краски, — улыбнулась Модести. — У меня есть знакомый, который может обеспечить мне въезд в Восточный Берлин.

Не успел Таррант ответить, как услышал шум поднимавшегося лифта. Двери его открылись, и в фойе показался высокий человек в дорогом костюме. Его когда-то светлые волосы сильно поседели, причем, судя по лицу, это была несколько преждевременная седина. Лицо было круглым и загорелым. На носу у него были очки в роговой оправе, и талия утратила былую стройность.

— А вот и вы! — воскликнула Модести и пошла ему навстречу. — Я рада, что вы смогли бросить дела и так быстро появиться здесь. Сэр Джеральд, позвольте вам представить Свена Юргенсона.

Тот, обменявшись с Таррантом рукопожатием, сказал:

— Рад познакомиться, сэр Джеральд.

— Как поживаете? — отозвался Таррант. Он был несколько удивлен и даже огорчен. Ну с какой стати Модести понадобилось вовлекать чужака-иностранца в их секретные переговоры? Он, конечно, очень доверял ее чутью, и тем не менее…

И почему этот самый Юргенсон продолжает трясти ему руку, так странно глядя в глаза?

— Вы не сосредоточились, сэр Джи, — сказал иностранец голосом Вилли Гарвина.

Таррант услышал, как Фрейзер восхищенно выругался и сделал над собой усилие, чтобы не показать собственного удивления. Да, теперь он видел все сам — так в детской головоломке, если хорошенько присмотреться, из сплетения узоров проступает человеческое лицо. Грим был довольно легкий. Имелся неплохой парик и подушечки за щеками, которые несколько меняли форму лица, но основное искусство перевоплощения заключалось в новой манере держаться, двигаться, говорить.

— Привет, Вилли, — отозвался Таррант. — Да, вы правы. Я и впрямь несколько расслабился.

— Мы прилетим из Швеции, — сказала Модести. — Вилли — герр Свен Юргенсон, который имеет антикварный магазин в Гетеборге и также интересуется редкими книгами. Я его секретарша. Пока не могу показать вам, как буду выглядеть, потому что для этого мне придется покрасить волосы, но уверяю вас, что вид у меня будет вполне убедительный.

— Не сомневаюсь, — покачал головой Таррант. — Но все равно так дело не пойдет. Все иностранцы, в том числе и бизнесмены, автоматически попадают на заметку тайной полиции. Ваши номера в гостинице будут прослушиваться, ваши паспорта начнут проверять. Нет, этот номер не пройдет.

— Эти номера проходили у нас из года в год, — отозвался Вилли голосом Юргенсона и вынул из кармана пачку шведских сигарет.

— Мы посещали Восточный Берлин ежегодно последние пять лет и проводили там по десять-двенадцать дней. Антикварный магазин в Гетеборге реально существует и принадлежит нам.

— Но зачем это вам было нужно? — удивленно спросил Фрейзер.

— Мы начали все за пару лет до того, как отошли от прежних дел. Нам казалось любопытным узнать, что творится за «железным занавесом», и заодно войти в доверие к тамошним властям. И мы поддерживали легенду, потому что было жалко снимать с репертуара хороший спектакль. Полиция Восточного Берлина давно уже ведет досье на герра Юргенсона и фрекен Ослунд. За нами столько следили, подслушивали наши разговоры в номерах, приставляли к нам хвостов… Под разными предлогами и ненавязчиво допрашивали. Теперь к нам хвостов не приставляют. Возможно, наши номера по-прежнему прослушиваются. Мы не проверяли. В этом нет нужды. Потому что они всегда могут поставить жучки в чистый номер, пока мы уходим в город. Но это ничего не меняет. В помещении мы изъясняемся соответственно своим ролям.

— Вы выезжали за пределы Берлина? — поинтересовался Таррант.

— Да. Мы помещали в газетах объявления, и люди, у которых были какие-то старинные штучки, звонили нам в отель. Мы приезжали к потенциальным клиентам, смотрели, что у них имеется, и порой кое-что покупали, если они не заламывали непомерные цены. Мы бывали в Потсдаме, Дрездене, Франкфурте и разных маленьких городках. Мы делали все, как положено, покупали антиквариат, платили кронами или долларами и отправляли приобретения в Гетеборг. Никому и в голову не приходило, что мы не те, за кого себя выдаем.

— Вы бываете там раз в год? — осведомился Фрейзер, и в его голосе было почтение. — Вы проводите по десять дней в этом чертовом городе, только чтобы не портить легенду?

— Это работа, — сказала Модести, — но нам казалось, что наши труды принесут свои плоды. Как, например, теперь. Если их тайная полиция что-то и подозревает, так это то, что я любовница Вилли и он таскает меня с собой, чтобы немного порезвиться подальше от родного очага. — Она усмехнулась и сказала: — Жучки не дают им возможности утвердиться в своих подозрениях.

Вилли закурил сигарету и двинулся к бару походкой Юргенсона.

— Мы можем быть на месте через тридцать шесть часов, — сообщил он.

Таррант прикрыл глаза и потер лоб, пытаясь собраться с мыслями.

— Вам все равно придется поломать голову, чтобы найти способ вытащить оттуда Окубу, — медленно произнес он.

Тут он почувствовал, как на запястье ему легла рука, и услышал голос Модести. Она-то знала, что его роль — ожидание результатов в безопасном лондонском офисе — самая тяжелая.

— Не волнуйтесь, — сказала она. — Пока что мы всегда возвращались.

— Пока что да, — сказал Таррант и, открыв глаза, посмотрел на Модести.

Таррант был вдовец, а его сыновья погибли во время второй мировой. С неожиданной болью он вдруг осознал, что эта красивая молодая женщина, которая так ласково ему улыбалась, заполняла страшную пустоту, которую создала в нем жизнь. На какое-то мгновение он снова возненавидел свою работу, а потом и себя за то, что позволил сентиментальности взять его за горло своими бархатными пальцами. Тарранту казалось, что он бросает голодным волкам куски собственного мяса, когда сказал:

— Только хотелось, чтобы на сей раз ваше возвращение состоялось без обычных осложнений.

Она взяла его под руку и повела в фойе со словами:

— Чем хмуриться, лучше полюбуйтесь на мой комод. Я купила его на аукционе в Ротли-Мэнор.

Это был красивый комод, инкрустированный способом «интарсия», причем в отличном состоянии. От вида этого комода у Тарранта на какое-то время даже поднялось настроение. Он обратил внимание на то, что Модести очень гордилась приобретением — ее лицо светилось радостью.

— И всего за пятнадцать фунтов, — с каким-то смущением добавила она.

— Господи, да у «Кристи» за эту вещь с вас содрали бы по меньшей мере тысячу. Надо просто не иметь глаз… Куда смотрели дилеры…

— Их там не было. Если поехать на аукцион подальше от Лондона, то никаких дилеров не встретите. Но я покупала не для перепродажи. Хочу оставить у себя. Буду смотреть и радоваться.

• Предыдущая
• 3/9
• Следующая