Вкус к смерти - О'Доннел Питер - Страница 24

• Предыдущая
• 24/68
• Следующая

Проволока разорвалась в том месте, где она проходила через отверстие шурупа в потолке. Сжимая бомбу обеими руками, Вилли медленно опустился на колени. Он склонился над ней, потирая изуродованную кисть и пытаясь остановить дрожь, сотрясающую все тело. И в этот момент оконное стекло разлетелось вдребезги.

Он повернул голову. На подоконнике, на высоте четвертого этажа, сидела Модести Блейз. Она повела пистолетом, оглядывая комнату. Потом ее взгляд остановился на Вилли. И вдруг он ощутил приближающийся приступ какого-то дурного, безумного смеха. Но все же смог удержать его, потряс головой, что должно было выразить его одобрение, и поднял, большим пальцем вверх, окровавленную непослушную руку.

Модести была уже рядом с ним. Она решительным рывком содрала пластырь с его лица — это было больно, но невыразимо приятно. Опустив ослабевшие руки, Вилли сделал несколько огромных глотков воздуха, потом прохрипел:

— Рейли?

— Это тот, в вестибюле?

Модести показала автоматический «МАБ».

— О Боже. А они ведь не сомневались, что ты погибнешь в любом случае. Если что-нибудь помешает Рейли, тебя должна была убить эта штука, когда ты попытаешься открыть дверь.

Модести сунула пистолет в кобуру системы «бухаймер», скрытую под рубашкой. Вилли Гарвин сам подгонял для нее эту кобуру.

— Наверняка должно было быть что-то еще, Вилли. Поэтому я спустилась сюда из комнаты, расположенной этажом выше. Эти огромные каменные плиты с выступами — точь-в-точь хорошая лестница.

Вилли кивнул, и на его бледном, измученном лице появилось некое подобие усмешки.

— Значит, я мог и не калечиться. — Голос его звучал все еще хрипло, но теперь в нем было гораздо больше силы и уверенности.

Модести нежно взяла его руку. В том месте, где наручник разодрал мускулы, уже выступила кровавая полоса. Только теперь, осмотревшись, Модести заметила второй наручник, болтающийся на трубе, потом увидела свисающую с потолка проволоку, шурупы с отверстиями, и наконец ее взгляд остановился на желтой банке, из крышки которой торчал другой конец проволоки.

Модести медленно произнесла:

— Признаюсь, я только половину всего поняла, милый мой Вилли.

— В сущности, все прошло совсем не плохо. — Вилли провел рукой по лбу, смахивая пот. — И в конце концов, в такие переделки попадаешь не каждый день.

Прошло пятнадцать минут. Модести Блейз разобрала бомбу, вынула из гранаты взрыватель и открыла замок наручника, оставшегося на руке Вилли. Тот лежал на кровати, совершенно расслабившись, дымя сигаретой. В его желудке бултыхались две солидные порции неразбавленного виски, по телу разливалось приятное тепло.

К счастью, оказалось, что рука у него не сломана. Сидя рядом с ним, Модести делала ему перевязку. Капитан Сагаста вызвал было врача, но она отослала его обратно. Позвонила Стиву Колльеру, и тот на радостях так замысловато выругался, что, вероятно, и сам удивился этому.

Сагаста превратил номер во временный полицейский штаб. Он буквально не слезал с телефона. Злость не давала ему успокоиться. Он ненавидел американских гангстеров и излюбленные ими методы и уж никак не мог стерпеть такого наглого покушения на убийство на своей собственной территории.

Модести закрепила повязку, вынула сигарету изо рта Вилли, поцеловала его в щеку и вложила сигарету обратно. Она делала нечто подобное два или три раза за все годы их дружбы, и Вилли понял, какая тяжесть свалилась с ее души. Она уже приготовилась увидеть его мертвым. Или не увидеть вообще. А все получилось иначе.

Вилли Гарвин закрыл глаза, чувствуя себя безмерно счастливым. Он ведь тоже был уверен, что она мертва. Интересно, смог бы он сделать то, что сделал, если бы не думал так? Мелькнувшая у него мысль, что можно было бы этого и не делать, снова изумила его. Да, кобура Бухаймера — истинное произведение искусства, особенно после того, как он приспособил ее для Модести. А неплохо было бы своими глазами посмотреть, как она расправилась с Рейли. Такие эпизоды только в книгах можно найти.

Сагаста наконец положил телефонную трубку и встал.

— Пока ничего, — хмуро произнес он. — Я поднял на ноги всех своих людей. Боюсь, в ближайшее время мы потревожим своими расспросами множество ни в чем не повинных американцев.

Модести спросила:

— Когда мы можем считать себя свободными?

Капитан развел руками.

— Когда пожелаете. Неприятностей от Габриэля, пожалуй, пока больше не будет. Он в бегах и слишком занят спасением своей собственной шкуры.

— О, он наверняка вывернется, — заметила Модести. — Отсюда совсем недалеко до трехмильной зоны. Но, во всяком случае, сейчас ему не до нас. А как насчет того человека, которого я убила в вестибюле?

— Какого человека? Человека с автоматом, который мне угрожал? Да я его сам убил.

— Пулей двадцать пятого калибра, выпущенной из пистолета сорок пятого калибра?

Сагаста улыбнулся.

— Вряд ли полицейский врач будет спорить со мной.

— Это незаконно, Мигель.

— Конечно. Но меня интересует справедливость, а не законность. К несчастью, дистанция между этими понятиями иногда довольно велика.

Модести стояла перед ним, чуть заметно улыбаясь.

— Вы мне нравитесь, честный полицейский, — мягко сказала она. — Скоро я вернусь, чтобы поблагодарить вас. Не сейчас, но вскоре.

Темные глаза полицейского капитана ярко блеснули, и он ответил ей изящным поклоном.

— Никаких обещаний, прошу вас. Но знайте: я буду чертовски рад.

Просторное помещение с высоким потолком и толстыми каменными стенами было лишено окон и освещалось только электрической лампочкой. Где-то невдалеке слышался ровный гул работающего генератора.

В комнате находились два человека. Один из них, которому необыкновенно подходило прозвище Большой парень, снял наушники и выключил приемник. Потом он беззвучно рассмеялся, затрясшись при этом так, что складной стул под ним заскрипел.

На нем была армейская рубашка хаки и того же цвета брюки, прекрасно сшитые и даже в какой-то мере скрадывающие несоразмерность его фигуры.

— О Боже, Боже. Бедняга Габриэль.

Его собеседник тем временем делал гимнастические упражнения. Он был в белой спортивной куртке и темных, великолепно отглаженных легких брюках. Правильное, несколько высокомерное лицо, коротко подстриженные волосы. Даже занимаясь гимнастикой, он держался подчеркнуто прямо, словно старался ни на минуту не потерять военной выправки. Ему бы очень пошла старинная офицерская форма венгерской кавалерии. Звали его Венцель.

Снаружи, за скалами, окружавшими глубокую долину, под палящими лучами жестокого солнца, лежали в безмолвии пески пустыни. В самой долине, защищенной стенами камня, было тоже жарко, но не настолько. В комнатах и коридорах, высеченных из дикого камня руками давно умерших строителей, температура воздуха была лишь на несколько градусов выше обычной комнатной.

Венцель наконец закончил свои упражнения. Несколько раз подпрыгнув напоследок, он подошел к столу, на котором стоял радиоприемник.

— Девчонка у них? — спросил он.

— У них ее нет, — ответил гигант, расплываясь в широкой улыбке. — Гарвин их обдурил. Они схватили его и даже устроили ловушку для Модести Блейз. Ну что ж, она попала в нее — и пристрелила идиота, который собирался ее убить. Бедный Габриэль вынужден был рвать когти из Панамы со всей своей кодлой.

— Не вижу в этом ничего смешного, — хмуро произнес Венцель. Он говорил по-английски совершенно правильно, но с заметным акцентом.

— Ага. — Большие голубые глаза насмешливо посмотрели на Венцеля. — Естественно, ты не видишь. Я полагаю, что недостаток чувства юмора и глупость в человеке чаще всего успешно сочетаются. — Он с удовольствием наблюдал, как Венцель, стараясь осознать услышанное, мысленно разбивает фразу на части, потом краснеет от гнева, но изо всех сил стремится не показать этого. Венцель его немного побаивается, но только немного. При случае это надо исправить.

• Предыдущая
• 24/68
• Следующая