Роковой оберег Марины Цветаевой - Спасская Мария - Страница 35

• Предыдущая
• 35/41
• Следующая

– Михаил Тимофеевич, расскажите все, что знаете о ночи с четверга на пятницу, речь идет о прошедшей неделе, – без особой надежды попросил следователь.

– Ничего не знаю, – неприязненно отозвался Егоров младший. – А если бы и знал – не сказал бы. Я с полицией принципиально дела не имею.

Осадив Лизяева, седовласый мужчина отставил пустую чашку, встал из за стола и скрылся в глубине дома. Через некоторое время он вышел на кухню, одетый в приличный костюм. Стоящего у стола Лизяева он демонстративно не замечал.

– Отец, я поехал, – заглянул он к Тимофею Ильичу, доставая из кармана брегет Наполеона и с хорошо знакомым мне щелчком откидывая крышку. Что то прикинул и добавил: – Вернусь к семи.

При виде Марьяниных часов у меня перехватило дыхание. В первый момент я хотела сказать о брегете Валерию Львовичу, но, вспомнив, с какой легкостью Егоров со своим отпрыском отмахнулись от вопросов следователя, побоялась провалить дело. Если Михаил так смело достал брегет при посторонних, означает ли это, что он не в курсе, что эта вещь похищена из дома убитой Марьяны Колесниковой? Или это безрассудная удаль матерого уголовника, чувствующего слабость органов и свою безнаказанность? На следователя Лизяева надежды нет, но теперь, когда брегет найден, появилась ниточка, за которую можно распутать весь клубок. И я знаю, кто может потянуть за ниточку очень аккуратно и не оборвать кончик.

В автосервис к Василию я отправилась прямо из дома ветерана. На призрак Марьяны, маячивший вдали у разрушенной часовни, я старалась не смотреть, сама себя уговаривая, что скоро я верну брегет в семью и у матери больше не будет повода на меня злиться. Как и в прошлый раз, встретил меня Алик и провел в мастерскую, пропахшую соляркой и крепким мужским потом. Сводный брат возился со старым «Москвичом», собирая машину по винтику из груды разложенных на полу деталей. Я остановилась рядом с Василием и как можно небрежнее поинтересовалась:

– Привет, есть минута?

– А, это ты? – нахмурился Шах. – Зачем наврала про мать? Клавдию тогда еще никто не арестовывал. Ее забрали только сейчас.

– Ты же мне врешь, почему бы мне не последовать твоему примеру?

– Ты врешь по глупому, тебя легко поймать, – назидательно сообщил Василий. – Больше так не делай.

– Может, и по глупому, но нужные сведения из тебя я вытянула, – напомнила я.

– Ладно, разведчица хренова, чего пришла? – недовольно пробурчал брат.

Меньше всего я ожидала подобного приема и от растерянности забормотала себе под нос, не зная, обижаться или нет на нелестный эпитет, отпущенный в мой адрес:

– Василий, мне необходима твоя помощь. Дома творится черт те что, кроме тебя, мне не к кому обратиться.

Шах, вытирая руки испачканным полотенцем, проговорил, кивая подбородком на дверь:

– Пойдем, расскажешь.

В уже знакомой мне комнате я подошла к окну и принялась рассказывать обо всем, что случилось. Умолчала я только о призраке Марьяны, который неотступно следует за мной, ибо меньше всего мне хотелось выглядеть в глазах Василия сумасшедшей. Я говорила о визите адвоката семьи Лурье, о намерении Андрея отправиться летом в Одессу вместе с Вероникой и Юриком, о признании домработницы насчет Боси и о том, что Вероника уже давно в разводе с мужем.

– Понимаешь, крестная Юрика зачем то наврала, что гуляла с Боськой во время убийства, и массажистка Кристина Веденеева сначала подтверждала ее слова, а теперь отказывается от своих показаний. Массажистку подкупил ветеран Егоров, с которым Вероника хорошо знакома еще со школьных времен, ибо обучалась у него стрельбе в разведшколе «Ласточкино гнездо». Но Егоров в этом не признается, уверяя, что не знает мадам Полянски. Однако у сына ветерана Егорова, Михаила Мамаева, откуда то взялся мамин брегет.

– Брегет Марьяны? – удивленно переспросил Василий, невозмутимо выслушавший историю про «Ласточкино гнездо» и Веронику и проявивший интерес только к этому месту моего рассказа. – У Мамая?

– Ну да, я сама видела.

Василий порывисто поднялся с дивана и решительно двинулся к двери, на ходу приказав мне:

– Не стой столбом, поехали!

На улице Сосновой у дома ветерана мы были через десять минут. Василий поставил машину таким образом, чтобы видеть калитку и ворота. Ждали мы больше часа, не сказав друг другу ни слова. Вернее, сначала я пыталась разговорить Василия, выспрашивая, что он задумал и как мы будем забирать брегет, но Шах спал, откинувшись на подголовник сидения. А может, не спал, а только делал вид, чтобы не вступать со мной в разговор. Как только показалась зеленая «Нива», брат встрепенулся, завел мотор и двинулся наперерез авто. Затормозив, «Нива» ткнулась носом в снег, только того и ждавший Шах вышел из машины и приблизился к открытому окну первого российского внедорожника, из которого вился сигаретный дым и слышались матерные ругательства.

– Здоровья тебе, Мамай, – не обращая внимания на брань, солидно проговорил Василий.

– Ты че, охренел, Шах? – донеслось из машины. – Что за шутки?

– Не заводись, Мамай, я по делу. Говорят, старинные часы, брегет, у тебя завелись.

– Ну, есть такие, – уже спокойнее откликнулся бывший уголовник.

– Где взял, если не секрет?

– На той неделе в картишки выиграл, – лениво пояснил Мамаев.

– У кого, не подскажешь?

– Тебе, пацан, что за печаль? – разозлился собеседник Шаха.

– Значит, есть интерес, раз спрашиваю, – жестко ответил сводный брат. – За базар отвечаю.

– Фраерок один залетный ночью на шоссе француза на гоп стоп взял, – нехотя протянул Мамаев. – Часики у интуриста подрезал и деньги отобрал. А потом на радостях ко мне на хату закатился и весь хабар спустил в очко. Теперь колись, что у тебя за интерес про эти часики?

– Награда за них серьезная объявлена, Мамай. Позвони тому французу, он денег отсыплет столько, что тебе на безбедную старость хватит. Верь слову, сам ты брегет не сдашь. Эти часы проходят по делу об убийстве. Ты чист, тебе бояться нечего. Француз не сунется в полицию с заявой, он один из подозреваемых в убийстве.

Из окна машины мне было видно, как Василий стоит у «Нивы» и ждет, что скажет Мамаев. Молчание затягивалось. Василий вынул пачку сигарет и закурил, чтобы скрыть неловкость. Наконец послышался голос Михаила:

– Ты меня, Шах, за лоха не держи. Не знаю, что ты там задумал, но все это похоже на разводку.

– Ты меня знаешь, Мамай, – спокойно откликнулся Василий. – Я за свои слова отвечу, чем хочешь. Сервис мой заберешь, если кину.

В сгущающихся сумерках зимнего дня повисла звонкая тишина. Я видела, как Михаил задумчиво жует дымящуюся сигарету.

– Только звонить будешь сам, со своего аппарата, – спустя минуту проговорил Мамай, выплевывая изжеванный окурок на снег.

– Идет, – быстро согласился Василий, отбрасывая в сторону свой бычок. – Пошли к тебе, не на улице ж с французом торговаться.

Михаил загнал машину во двор и вопросительно посмотрел на Шаха. Тот въехал следом за ним и помог мне выйти из салона.

– Со мной сестра, не возражаешь?

– Да мне по барабану, – откликнулся Мамай, не поворачивая головы в мою сторону.

Я прошла за Василием в дом и замерла в дверях гостиной, так, чтобы не попадаться на глаза ветерану Егорову, прикорнувшему на диване. Шах пересек комнату и учтиво поздоровался с Тимофеем Ильичом. Усевшись рядом со стариком, смотревшим по телевизору шумную передачу с Андреем Малаховым, Василий набрал на смартфоне номер с визитной карточки, оставленной в нашем доме адвокатом, которую я весьма своевременно прибрала к рукам.

– Адвокат господина Лурье? – перекрикивая телевизор, осведомился Шах. – У моего друга случайно оказался брегет Наполеона. Он хотел бы обменять часы на обещанную награду. Когда и где мы могли бы встретиться? Нам было бы удобно сегодня в одиннадцать часов вечера в придорожном кафе на сто тридцатом километре МКАД. Отлично, тогда до встречи.

Нажав отбой, Василий поднялся с дивана, хлопнул по плечу замершего у стола Мамаева и, проговорив «бывай, брат», направился к дверям.

• Предыдущая
• 35/41
• Следующая