Меч Скелоса - Оффут Эндрю - Страница 11

• Предыдущая
• 11/51
• Следующая

«Трем», — подумал Зафра и сказал очень тихо, едва шевеля губами:

— Убей его.

Земля и вода, огонь и воздух умастили меч в то время, как над ним произносились древние слова. Золото соскользнуло со стали, когда меч Актер-хана высвободился из земляного пола. Не колеблясь, он повернулся в воздухе и, словно стрела, выпущенная мускулистой рукой искусного лучника, устремился к маленькой дочери пустыни.

Она, как и следовало ожидать, взглянула на него, когда услышала звон металла о металл, — так же, как Актер-хан взглянул на Зафру, когда услышал местоимение, которое употребил молодой маг. Ее горло сжалось от трепетного ужаса; горло хана — нет.

— Его? — спросил он.

— Даже волшебный меч не различает рода, мой повелитель. К тому же те, против кого мой господин вскоре применит его, почти наверняка будут мужчинами.

Внизу зарождающийся крик девочки прервался страшным всхлипом, когда заколдованный меч доказал, что не разбирается ни в родах, ни в местоимениях. Он погрузился между ее золотыми нагрудными чашечками — и чуть слева от центра.

Хан сделал глубокий долгий вдох через ноздри, а потом шумно выпустил воздух через рот.

— Да, подумать только, что она умерла девственницей, — сказал он, словно произнося надгробную речь, — к ради такого великого дела! Но ее народ об этом не узнает, потому что только через месяц мы с печалью пошлем им известие, что она умерла от лихорадки, которая также чуть не унесла жизнь ее возлюбленного господина… — хан кашлянул, — …и была похоронена с почестями и скорбью на Кладбище Королей; без сомнения, нося во чреве сына королевского происхождения, которого забрала с собой… в ад!

Даже Зафра нервно сглотнул.

Еще так недавно подмастерье волшебниц, посвятивший себя изучению омерзительных чар, происходящих из старинной Книги Скелоса и дурно пахнущих томов Сабатеи, украшенных золотым павлином и написанных отравленными чернилами; взывающий к Сету, и мрачному Эрлику, и даже к Детям Йила, которым поклонялись пикты и о которых эти дикари знали меньше, чем он… и недавно убивший своего хозяина; всем этим был Зафра, и еще чем-то большим, ибо грезил о власти и об обширном будущем царстве, где ему будут подчиняться ханы, а он не будет называть «господином» никого из людей… и все же он нервно сглотнул — при звуках неприкрытой злобы в ядовитых словах его хозяина, а может, и при виде убийства красоты и невинности.

«Злодей, — думал Зафра. — Так люди будут называть меня в грядущем — и никто не будет знать, что некогда я служил величайшему злодею, живущему на земле с тех пор, как три тысячи лет назад в Хоршемише умер Тугра Хотан!»

Актер-хан, отомстивший за свое мужское достоинство, монотонно продолжал тем же неумолимым голосом:

— Этот меч будет висеть на новых золотых крюках на стене за моим троном, Зафра, и мне придется сдерживаться, чтобы время от времени не подвергать его испытанию. А ты, о гений, впредь будешь именоваться Волшебником Замбулы, советником хана, будешь жить во вторых по значению покоях дворца, и служить тебе будут любой из моих собственных слуг по твоему выбору и девушка, которую я выберу лично. И… сегодня ночью… тебя посетит Тигрица!

— Мой господин, — с внезапной маслянистостью в голосе сказал Зафра, — чрезвычайно щедр.

Хан взглянул на него, и его глаза над носом, похожим на орлиный клюв, были блестящими, как у орла.

— Недостаточно щедр, Зафра, Волшебник Замбулы. Недостаточно — пока ты служишь мне.

Зафра поклонился одним из своих едва обозначенных поклонов.

— Я твой преданный слуга. Хан Замбулы!

— Хорошо. Теперь принеси мне мой замечательный новый меч! Потом пойди в город и найми двух головорезов за золотую монету, пообещав им еще три — каждому — за час работы. Пусть эту девку разденут, изуродуют и вынесут отсюда в кожаных мешках — нескольких. Мешки пусть оставят в Переулке Захватчиков. После того как дело будет сделано, эти двое должны будут вернуться к тебе, сюда, за дополнительно обещанными монетами.

Хан какое-то мгновение пристально смотрел на мага, потом добавил:

— Твои новые покои будут примыкать к тронному залу, Зафра.

Раздетая, изуродованная до неузнаваемости, — а потом разрубленная на куски, словно туша! Зафра едва смог удержаться, чтобы снова не сглотнуть подступившую к горлу тошноту, — ибо в эту минуту хан смотрел на него.

— Мой господин — я понял. И их наградой будет не золото, а сталь?

— Возможно, они отметят дело кружкой вина, щедро сдобренного пряностями.

— Я понял, мой господин. У меня есть такие пряности.

— Никто, кроме нас с тобой, не будет знать, что произошло здесь. Волшебник Замбулы, потому что сейчас, когда я буду уходить, я заберу охранников с собой. Ты последуешь за нами через некоторое время; им дадут понять, что ты сам проводишь в ее комнаты ту дрянь, которую я оскорбил именем трижды чувственной Деркето! Потом, маг, отправляйся в свои старые покои, пока для тебя готовят новые, и смотри, принеси мне известия о Глазе Эрлика прежде, чем я сяду за ужин!

Зафра кивнул и спустился, чтобы вырвать обремененный заклятием клинок из сердца девушки.

Сначала Конан и Хассек скакали прямо на восток, чтобы как можно скорее пересечь границу Заморы. Они обсудили возможность продолжить путь в этом направлении и пересечь таким образом степи и узкую полоску земли, которая и была собственно Тураном; так они могли бы достичь берега и сесть на корабль, идущий на юг по морю Вилайет. Мудро или нет, но они решили отказаться от этого плана. Путешествие на юг посуху обещало быть долгим и нелегким. И все же оно было несколько более надежным, чем путь по морю.

Итак , едва покинув Замору, они сориентировались во солнцу и повернули к югу. Они не стали приближаться к восточной границе Хаурана, маленького южного соседа Заморы, а направили своих лошадей на юг, через степи. Взгляды путников постоянно блуждали по сторонам, ибо в этой земле жили кочевники, а среди них были такие, которые постоянно совершали набеги и очень по-собственнически относились к своим территориям в этих холмистых степях.

— Конан… — начал Хассек, слегка покачиваясь в седле крупной чалой лошади, которую он называл Железноголовый. — Однажды ночью Аджиндар отправился грабить дом Хисарр Зула, и надо же тебе было, к несчастью, выбрать ту же самую ночь. Аджиндар так и не появился больше, живым, я имею в виду; его тело было найдено несколько дней спустя в сухом русле реки за пределами Аренджуна. Он и в самом деле умер от укусов змей. Только мне пришло в голову, что он был укушен не тогда, когда бродил по этому сухому руслу. Примерно в то же самое время некто Конан, киммериец, исчез из Аренджуна. Теперь, почти два месяца спустя, я нашел тебя в Шадизаре. А что касается Хисарр Зула… несколько недель назад его дом сгорел. Это была твоя работа?

— Я расскажу тебе эту историю, — сказал Конан. — Я был вором в Аренджуне. Я ничего не знал о Хисарр Зуле. Я совершил пару удачных краж и жил в таверне в верхнем городе — где мне было не место. Теперь мне кажется, что все это было так давно! Столько всего случилось с той ночи, когда это началось; каким юным кажется тот Конан! Девушка, которую я обхаживал в той таверне в Аренджуне, как оказалось, была любовницей префекта стражи, — ну, вообще-то говоря, помощника префекта, — и он был очень ревнив. Он ворвался в таверну со своими людьми и, уверяю тебя, очень старался меня спровоцировать. Некто Кагуль. Наконец я услышал скрежет его меча — на него самого я не обращал внимания, — и начал действовать. Их было четверо. Кагулю слегка досталось, и паре других тоже. И вот тогда какой-то человек, которого я не знал, убил одного из них и помог мне бежать, потому что услышал, что приближаются еще несколько стражников. Это был Аджиндар. Я вылез через окно и оттуда на крыши; мы, киммерийцы, неплохо умеем лазать поверху.

— Ты был ранен?

— Ни царапины.

— Вы, киммерийцы, умеете не только лазать поверху.

• Предыдущая
• 11/51
• Следующая