Внезапная страсть - Оглви Элизабет - Страница 15

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая

В черных глубинах погасли огоньки, и глаза его стали совершенно холодными, как будто выплавленными из какого-то темного металла.

— По-моему, будет лучше, если ты мне конкретно объяснишь, в чем именно ты меня обвиняешь, — сказал он зловеще спокойным голосом.

— Пьеса! — взорвалась она. — Первое действие! Ты приказал Дэвиду переделать его.

— Я приказал Дэвиду переделать его, — медленно повторил он.

— Ты не мог вынести этого, правда? Ты не мог видеть, что у меня все получается, правда? Стоит только мне хоть чего-то добиться в жизни, ты безжалостно ломаешь все. Это первый спектакль в Вест-Энде, на который меня пригласили — ты знаешь, что это значит для актрисы? Ты это знаешь? — Она увидела, что рот его сжался, а на оливково-смуглом лице появилась несвойственная ему бледность.

— Так, так, продолжай. — Голос звучал глухо, акцент стал заметнее.

Она испепеляла его взглядом.

— Ты хочешь, чтоб я тебе подробно объяснила, какой вред ты принес? Пьеса была очень хорошей в своем первоначальном виде. Все шло нормально. Публике нравятся красивые декорации и костюмы, им нравится, когда слышен шум моря — это всегда действует. И лишь из-за того, что ты не хочешь, чтобы я показывалась на сцене в купальном костюме, ты заставляешь автора переделать пьесу.

— Что? — В его вопросе прозвучало явное недоверие.

— Может быть, Дэвид и стал еще одной твоей марионеткой, только не я, и я настаиваю, чтобы ты использовал свое влияние и оставил все, как было. Кстати, мне очень интересно, что ты сказал Дэвиду — он со мной сегодня даже не разговаривает? И наконец… — Голос ее осекся, она сделала глубокий вдох и продолжала:

— Я больше не твоя собственность. И у меня вполне приличная фигура, и мне не стыдно показать свое тело на сцене в купальнике, и даже если я решусь бегать по сцене голышом, то к тебе это не имеет ни малейшего отношения!

— Давай попробуй и ты больше никогда не выйдешь на сцену, — сказал он с такой мрачной уверенностью, что она ни на минуту не усомнилась в его словах, он смотрел на нее с такой злостью, что мороз прошел у нее по коже.

Он спровоцировал ее сказать то, чего она и в мыслях не держала. Конечно, она хотела отомстить ему, но этот взгляд, полный ярости, исказивший его лицо, убедил ее, что она немного перестаралась. Она открыла рот, чтобы как-то исправить положение, но в эту минуту раздался стук в дверь, который и разрядил напряженную обстановку.

— Эй, Кресси, — раздался жизнерадостный голос Дэвида.

Крессида посмотрела на Стефано, не зная, что делать, и, разозлившись на себя, поняла, что ждет, чтобы он взял командование на себя. Но его слова удивили ее.

— Впусти его, — сказал он тихо.

— Но ведь здесь ты, — возразила она, чувствуя, как к ней возвращается уверенность в себе. — Что, если он подумает…

— Впусти его, — спокойно повторил он. Она послушалась, ненавидя себя за это и отнюдь не радуясь улыбке Дэвида. Он заглянул в гримерную.

— А, Стефано, привет, — сказал он приветливо, и Крессида была готова убить его за это.

— Чем могу быть полезна, Дэвид, — спросила она ледяным вежливым тоном.

Похоже, Дэвид почувствовал напряженную обстановку, царящую в маленькой комнате.

— Я просто хотел спросить, как тебе понравились изменения, что я сделал. Я собирался предупредить тебя заранее, но был так занят, когда все это писал, а потом появились другие дела…

Крессида уставилась на него, затем повернула голову так, что могла видеть отражение черных насмешливых торжествующих глаз.

— Ты решил внести изменения? — спросила она с недоверием.

Дэвид посмотрел на нее с некоторым недоумением.

— Ну да, конечно, я. Джастин решил, что таким образом мы несколько увеличим темп развития действия, и попросил это сделать. Кто же еще мог иметь к этому отношение?

— Да, действительно, кто, Крессида? — послышался насмешливый голос Стефано. Она чувствовала себя круглой дурой.

— Что-то я запуталась, — пробормотала она.

— Да? И почему же? — голос звучал вполне сдержанно, однако итальянский акцент был довольно сильным.

— Может быть, вы оба извините меня? (Прежде чем я сделаю какую-нибудь глупость — расплачусь, например), — подумала Крессида.

— Да, конечно, — тут же отозвался Дэвид. — Увидимся позже.

Он ушел так же незаметно, как и появился, подумала Крессида, опустив голову и боясь встретиться глазами со Стефано. Но она знала одно — ей следовало извиниться.

— Прости, — сказала она, — я не должна была так срываться…

Но он успокоил ее тихим и почти нежным звуком, который совершенно неожиданно подействовал на нее. Она почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Ш-ш-ш, — прошептал он. — Посмотри на меня.

Она покачала головой, темно-рыжая коса метнулась из стороны в сторону.

— Крессида?

Тогда она подняла голову и взглянула на него с вызовом, однако глаза выдали ее.

— Слезы, Крессида? — прошептал он. — Слезы?

— У меня были нелегкие дни, — с трудом произнесла она, что в общем-то соответствовало истине, однако все же не это послужило причиной срыва. Дело было в нем. — А теперь, пожалуйста, уходи, Стефано. Очень тебя прошу.

Его темные глаза смотрели загадочно.

— Ну, конечно, я уйду, только обещай, что не будешь переживать. Разумеется, ты вполне могла подумать, что это моя идея. Но теперь ты знаешь, я не… — как это у вас называется — «отрицательный герой», ведь так?

— Ты сам знаешь. — Она невольно засмеялась. Это было еще одной чертой, которую она находила такой привлекательной — его притворная беспомощность в подборе какого-нибудь английского выражения, хотя они оба знали, что он владеет английским в совершенстве.

— Ну хорошо, теперь, когда ты это знаешь, может, будет лучше, если мы останемся друзьями, а не врагами?

Она окаменела, услышав последние слова.

— Друзьями? — повторила она. Улыбка его была насмешливой:

— Почему бы нет?

Почему бывает? Он действительно ничего не понимает, подумала Крессида с грустью. Друзьями. Это слово было как насмешка, столь безлико оно звучало. Да, действительно, когда-то по своей наивности она надеялась, что они сохранят дружеские отношения. В первые дни после того, как они разошлись, она лежала без сна по ночам, внушая себе, что ее решение было единственным выходом. Она повторяла это как заклинание, в которое начинаешь верить, если повторять его много-много раз. Она думала, что когда-нибудь отношения между ними приобретут «цивилизованный» характер. Но стать друзьями… Она еще тогда инстинктивно понимала, что дружба между ними абсолютно невозможна, а теперь знала это наверняка.

Как может она дружить с человеком, который приводил в смятение все ее чувства и мысли? С человеком, которому стоило только обнять ее, чтобы вызвать страстный порыв, об источнике которого она не хотела и думать.

Но для Стефано не существовало подобной слабости. Он хотел иметь ее в качестве друга, причем друга, к которому он испытывал и физическое влечение — он признавал это, — но этим и ограничиться.

— Чего ты так боишься? — спросил он тихо.

Она заставила себя изобразить небрежную улыбку, чтобы не дать ему повод догадаться о том вихре чувств, который обуревал ее. Крессида не могла отказать ему, поскольку он мог догадаться об истинных причинах.

Ради себя самой и ради труппы она должна попытаться. В конце концов прекращение военных действий может снять напряжение, существовавшее между ними.

Она взглянула в темные глаза, изучающие ее.

— Ну что? Друзья? — переспросил Стефано.

Она кивнула.

— Хорошо.

— И как друзья можем вместе поужинать? Она покачала головой.

— Нет, Стефано.

Он пожал плечами:

— Но почему? Чего ты боишься?

Тот же вопрос, тот же ответ.

«Если бы ты только знал. Я боюсь тебя, или, что еще ужаснее, боюсь себя, поскольку совершенно не в силах контролировать свои чувства, когда ты рядом». Она прижала пальцы к губам, глядя на него, не давая волю словам, готовым сорваться с губ. Но разве она не была взрослым человеком; и не разумнее ли согласиться и спокойно сказать «да»? Кроме того, ей не давало покоя любопытство. Насколько он изменился? Как она будет чувствовать себя, сидя напротив него в ресторане после всех этих месяцев?

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая