Без лица - Коул Мартина - Страница 34

— Вот, значит, как обстоят дела? — угрожающе спросил Люк.

— Мне следовало вам это сказать намного раньше, сынок, — ответила Рита.

Люк сжал кулаки, и мать насмешливо посмотрела на него.

— Что ты собираешься делать, — и меня превратить в котлету? И меня хочешь сжечь? Вот ваш ответ на все. Насилие. Делайте что хотите, но чтобы ноги вашей здесь не было, сегодня же. Когда легавые постучат в мою дверь, а они придут, не сомневайтесь, я хочу, чтобы я могла им сказать, что не знаю, где вы находитесь.

Карен молча плакала, сидя на кровати.

— Посмотрите на нее, она плачет! — сказала Рита и всплеснула руками.

— Еще бы ей не плакать после всего, что ты тут наговорила, мамуля.

Рита повернулась к сыну, лицо ее ничего не выражало.

— Карен плачет потому, что ее посадят, и надолго. Раньше надо было плакать и оставить спички дома. Она избила Марию, этого ей показалось мало. Как и все вы, она просто не знает, когда следует остановиться.

Рита растолкала их, вышла из комнаты и не спеша стала спускаться по ступенькам. Ей показалось, что ее неуклюжее тело вдруг стало легче, она не чувствовала себя так хорошо уже много лет. Наконец она от всех от них избавится, и эта мысль приносила ей облегчение. В гостиной она обняла свою внучку Тамару.

— Только ты и я, девочка. Хоть что-то хорошее вышло из всего этого дерьма.

К дому подъехала машина, и голубой луч обшарил стены гостиной. Набрав побольше воздуха, Рита пошла открывать дверь. Полиция была настороже, зная, на что способна семейка Блэков. Стоило им появиться на пороге, и мать становилась просто невменяемой. Но на этот раз она лишь печально посмотрела на них и сказала:

— Она наверху, офицер.

Мария сидела одна в своей комнате. Новости о пожаре потрясли ее. Она чувствовала свою вину, но никак не могла взять в толк, почему должны пострадать ее близкие. Было ясно, что это дело рук Блэков. Кроме них некому. У Марии не было слез. Мать убила в ней все чувства по отношению к себе.

Но эта боль… боль от ожогов невыносима. Она своими глазами видела такое в тюрьме, и это был не просто какой-то там ожог. Одна из женщин отбывала наказание за убийство собственного ребенка. Ей за это плеснули в лицо кипятком. Мария хорошо помнила ее душераздирающий крик. Охранникам понадобилась целая вечность, чтобы добраться до нее, так как женщины встали стеной и не пускали их. В конце концов пришлось пустить в ход дубинки. Мария закрыла глаза, но воспоминание не уходило. Женщина была совсем молодой, лет двадцати пяти, и довольно красивой. Она призналась Марии, что в день смерти своего ребенка ничего не соображала, будучи под действием алкоголя и наркотиков.

Марию снова затошнило, но в желудке у нее уже ничего не осталось. Она думала о том, как со всем этим сейчас справляются Люси и отец. Она стала невольной причиной всего плохого, что случилось с ее семьей. Отвернется ли папа от нее теперь? Если он отвернется, она не станет его винить.

Карен Блэк, должно быть, чувствует себя на седьмом небе от содеянного. Мария много таких повидала в тюрьме — женщин, у которых насилие в крови и которые этим гордятся.

Мария открыла сумку и достала упаковку валиума. Алан оставил лекарство в своем офисе, она сначала хотела выкинуть его, но потом передумала и взяла себе. Таблетки были большой дозировки, она вытряхнула две на ладонь и уставилась на них. Маленькие желтые дарители счастья. По крайней мере, они помогут ей уснуть. Но она знала, что это как алкоголь, и если она примет их, то перед тем, как отключиться, испытает наслаждение, а здесь-то и таится опасность. Она проглотила их не запивая. Лежа в ожидании их магического действия, Мария почувствовала, как предательская слеза ползет по щеке. Бедная мать. Как же она сейчас страдает. И как ужасно она должна сейчас выглядеть. В новостях сказали, что пострадавшая проведет в больнице много месяцев — у нее обожжено семьдесят процентов кожи, главным образом лицо, руки и спина, — и что волосы ее выгорели, а одежда вплавилась в тело.

Внезапно Мария почувствовала прилив блаженства. Таблетки начали действовать. Ей казалось, будто она лежит на толстом мягком матрасе и утопает в нем. По рукам и ногам разливалась приятная тяжесть, мозг заволакивал туман. Она хорошо помнила это ощущение и жаждала забытья, потому что так трудно выносить мучительное чувство вины. Она и собственную дочь сделала несчастной. Если бы она не привела Патрика Коннора в жизнь Тиффани, ее дочь могла бы сейчас работать в каком-нибудь супермаркете или офисе секретарем, в общем, вести нормальную жизнь.

Ее последние мысли перед тем, как заснуть, были о матери и о той боли, которую та сейчас испытывает.

Сьюзен Трантор уже была в курсе всего. Кевин прошел в гостиную, он выглядел как умалишенный. Его первые слова привели ее в замешательство.

— Я ушел от нее, Сью. Наконец все кончено.

— Как это ушел?

— Вот так, взял и ушел.

— Но она нуждается в тебе сейчас, Кевин. — В голосе Сьюзен звучало явное осуждение.

— Все слишком плохо. Луиза годами измывалась надо мной. Я отвернулся от своей дочери и от внуков из-за нее. Я должен был уйти еще много лет назад. А теперь Люси взялась за меня, и, честно говоря, я больше не собираюсь с этим мириться. Я знаю, кто совершил поджог, и, конечно, я приму все меры, но все, что касается Лу…

Он не смог окончить фразы и опустился на стул. Вид у него был совершенно опустошенный.

— Ты уверен, что не поступаешь опрометчиво? — спросила Сьюзен.

Кевин пожал плечами:

— Нас больше уже ничего не связывает, даже постель. — Он устало провел руками по лицу и добавил: — Правда заключается в том, Сью, что я не чувствую к ней ничего, кроме жалости, а этого недостаточно, чтобы жить вместе. Возможно, если бы я не встретил тебя, я продолжал бы жить в своей семейной клетке, не знаю…

Он посмотрел на нее измученными, молящими о понимании глазами.

— Когда мне сказали, что она может умереть, я почувствовал лишь облегчение. Я знаю, ужасно об этом говорить, но это правда. А потом Люси… ее слова, ее озлобленность, все, как у матери. Я понял, что мне придется иметь дело с ними обеими, переполненными ненавистью и ревностью к бедной Марии, которая когда-то пустилась во все тяжкие, только чтобы забыть, что родная мать ненавидит ее, а ее собственный отец боится защитить ее.

Сьюзен слушала как завороженная. Это были не просто слова, сказанные в запале, это шло из самой глубины его сердца. Она любила этого мужчину с такой силой страсти, что у нее кружилась голова только при одном взгляде на него. Она знала, что этот мужчина создан для нее. Теперь она понимала, что если захочет, то получит его в свое полное распоряжение; при мысли об этом она ощутила прилив жара и желания. Ее не остановит даже то, что Луиза находится сейчас в самом ужасном положении. Как бы то ни было, Сью знала, что она примет все, что он ни предложит, и плевать она хотела на последствия. Вся округа будет гудеть, но если ставкой в этом деле является Кевин, она готова пройти по раскаленным углям и продать душу самому дьяволу.

Кевин протянул ей руку. Она подошла к нему и потянула к кровати. А затем оба на короткое время забыли обо всем. Он стонал, входя в нее, а она благодарила судьбу за то, что произошло, потому что этой ночью она получила единственного мужчину, которого ждала всю жизнь. Целуя мокрое лицо Кевина и лаская его сильное тело, Сью думала о том, что она изо всех сил постарается удержать его возле себя, чего бы ей это ни стоило.

Ну и дура эта Луиза Картер. Ее сын, единственный мужчина, которого она любила, давным-давно умер и лежит в могиле. Если бы она перенесла эту любовь на собственного мужа, она могла бы быть счастливейшей женщиной из всех живущих на земле.

В эту ночь Сью так и не сомкнула глаз. Сквозь занавески уже проникло солнце, когда Кевин открыл глаза и улыбнулся, осознав, что лежит рядом с ней.

— Я люблю тебя, Сью.