Преодоление христианства - Авдеев Владимир Борисович - Страница 1

• 1/58
• Следующая

Термин «новые религии» был введен в употребление японскими журналистами еще в двадцатые годы нашего столетия, что в немалой степени указывает на светский, универсальный характер данного явления, а также на богатые традиции и огромный опыт, накопленные в этой области. Это может показаться фантастикой, но тематика религиозного моделирования является сейчас прерогативой старейших глубокоуважаемых университетов всего мира. А лексика математики, психологии, социологии, экономики, политологии все больше вторгается в религиозные тексты, и никому не приходит в голову при этом говорить о кощунстве. О создании новой культурной мифологии ведущие философы полемизируют уже более ста лет. В цивилизации, где человек за считанные часы может преодолеть гигантские расстояния, сталкиваясь в течение одного дня с разнообразными культурами, религиозными установками, типами сознания, стереотипами поведения, когда язык вычислительной техники и управление базами данных выполняют функции кастовых эзотерических знаний, доступных лишь правящему меньшинству, а оперативная медицина стремительно размывает классические этические нормы, протезируя любые части тела, манипулируя наследственностью и изменяя самый облик человеческого «я», догмат веры не может быть применен как общеобязательная норма поведения к абсолютному большинству людей. Особенно ярко это проявляется в больших городах-«мегаполисах», где религиозные символы разных народов могут запросто перемешаться на глазах миллионов телезрителей в рамках безобидного видеоклипа или в виде взаимодополняющих элементов одежды во время красочного шоу мод. Для современного горожанина, бессознательно наблюдающего калейдоскоп культур и религий в течение десятиминутного выпуска вечерних пророков, факты ужасающей борьбы миссионеров за души людей становятся все более понятными. Пессимистам это позволяет говорить о распаде духовных ценностей и религиозной энтропии, а оптимистам — о создании новых универсальных религий будущего и о единении духовности человечества в мировой космический универсум. В любом случае этнографы и философы, политики и психологи, писатели и астрологи все настойчивее заявляют нам о последних днях старых мировых религий и фатальном наступлении новых, «альтернативных» или «нетрадиционных». Так или иначе, те, кто расклеивает убогие ярлыки на наши замечательные перспективы, уже ничего не изменят.

Мир изменился. Это уже понятно всем, и изменился настолько, что старые каноны и заповеди не могут вместить всего динамического разнообразия нашей стремительной действительности.

Автор не претендует на знание каких б то ни было исключительных фактов, в своей работе он не пользовался никакими закрытыми фондами. Однако те парадоксальные выводы, к которым он приходит, продиктованы отнюдь не желанием эпатировать и привлечь внимание читателя, но только неумолимой логикой анализа, сплетающего и общедоступных фактов столь необычный идеологический узор. Ценность любого знания состоит не в накоплении фактов, но в новых мыслительных средствах, так воспользуемся же ими применительно к делам давно минувших дней. Если отрешиться от догмы, от стереотипа мыслительного русла при рассмотрении той или иной проблемы, очень многие факты мировой истории заиграют перед нами новыми неожиданными гранями.

Итак, данное творение никоим образом не претендует на статус строго научного исследования, ибо они создаются единицами, существуют для единиц и умирают столь же незаметно, как и нарождаются. Это проповедь, но не из числа тех сомнительных слащавых поучений, что расцвели нынче пышным цветом, усугубляя лишь слабости человеческой натуры, обезображенной очередным концом века и смутным временем. В данном случае можно применить термин, ныне ставший популярным в силу непомерной многоликости, а именно альтернативная проповедь. Некоторые умозаключения автора, могущие вызвать изумление приверженцев канонического христианского воспитания, ни в коем случае не нужно трактовать как еретические, ибо ересь — это попытка выбора направления движения, но в рамках заданного канона. Данное же повествование будет развиваться как основанное откровенное противостояние канону. Не следует также полагать, что автор, желая потрафить сиюминутным вкусам публики, стоит на позициях нигилизма, который бездумно выворачивает наизнанку любое мало-мальски устоявшееся мнение. Речь будет идти о духовном мировидении более древней культурной традиции, нежели христианская, но в новейшем исполнении — традиции, уничтожение которой оно имело своей изначальной целью, пусть даже и из благих, как ей казалось, помыслов. В век, когда свобода совести признана основным модусом существования разнообразных культур, неправомерно говорить о безоговорочном приоритете какой бы то ни было системы ценностей, пусть даже окруженной ореолом заоблачной святости, как христианство. Не атеистическое осквернение его идеалов является нашей целью, но пристальное рассмотрение его двухтысячелетнего существования с позиций принципиально другой структуры религиозного миросозерцания, которая, как покажем далее, набирает новые силы день ото дня, — вот наш критерий. Что же это за неведомая реалия, Вы узнаете, когда дойдете до конца данной адогматической проповеди.

Многие исследователи духовного развития России сходились и сходятся в том, что народ наш чрезвычайно поляризован, что он совмещает несоединимые противоположности. Природная, языческая, дионисийская стихия и аскетически-монашеское православие постоянно враждуют друг с другом, раздирая всю наш действительность, оставляя глубокие раны на теле истории. Беспримерные поиски Бога перемежаются с невиданными образчиками раскола, анархии, сектантства. Останавливая внимание на трудах русской патристики, мы не в праве обойти вниманием «Ересь» Матвея Башкина или «Новое учение» Феодосия Косого — это тоже продукты отечественного религиозного мышления. Рассматривая русскую классическую литературу, Н. А. Бердяев акцентирует внимание на силе языческих мотивов в творчестве А. С. Пушкина и К. Н. Леонтьева.

Именно поэтому сейчас, в один из критических моментов российской истории, когда усиливаются призывы к духовному возрождению, было бы нелепо игнорировать гигантский опыт наших предков и зацикливаться на одном православии, которое, если верить историческим фактом, прививалось отнюдь не так легко и гладко, как того хотелось бы тем, кто разводит высокопарные речи о «тысячелетней» истории Руси.

Не следует забывать, что централизованное этнически однородное государство Русь существовало и до принятия православия, а вот спустя два века после этой насильственной процедуры оно уже представляло собою конгломерат вечно враждующих друг с другом мелких княжеств, которые легко становились жертвой экспансий как с Запада, так и с Востока. Напрашивается прямая параллель с гибелью Римской империи, привнесение вируса Христианства для которой оказалось вовсе смертельно.

История сохранила нам недвусмысленное изречение великого князя Святослава: «Вера христианска уродство есть». Кроме того, и сам Владимир в свою языческую бытность на всякие увещевания принять христианство отвечал настойчивым отказом, поясняя его тем, что будет осмеян дружиной. Но вот христианизация произошла, хотя случилась она не в одночасье, это был процесс, растянувшийся на века. И если современным исследователям истории удалось подсчитать цену коммунистического переворота в нашей стране, исчисляя ее приблизительно в 100 миллионов человеческих жизней, то совершенно не представляется возможным сосчитать хотя бы приблизительно количество умерщвленных язычников, сектантов, староверов — всех несогласных, сомневающихся или частично отклонившихся от догматов так называемой «истинной веры христовой». Всего за несколько лет до того, как население Киева было указом загнано в воды Днепра, произошла религиозная реформа в рамках древнерусского язычества. Однако она не дала желаемых результатов, и потому сам Владимир впоследствии дает распоряжение вырвать из земли идол Перуна, привязать его к конскому хвосту и волочить к реке, а по пути бить его жезлами. Капища древних Богов осквернялись повсеместно, а один из первых христианских святых Глеб принимал участие в расправах над язычниками и даже собственноручно убил волхва. Потому тезис о богооткровенности принятия новой религии не выдерживает никакой критики. Высокопарная риторика возникает там, где хотят скрыть факты. Известно, например, что русские былины по идеологическим соображениям не записывались до XVIII века, а такой жанр, как критика ортодоксальных начал христианской религии, в дореволюционной России отсутствовал вовсе. Бесстыдно и нелепо утверждать, что православие всегда было органически присуще русскому народу.

• 1/58
• Следующая