Преодоление христианства - Авдеев Владимир Борисович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/58
• Следующая

В разгар борьбы с уже опальным лекарем появилось объемистое сочинение Стефана Яворского «Камень веры», где сразу в предисловии было сказано, что виновником и причиной написания сей книги является ересь во главе с Тверитиновым, а самим еретикам полезно умереть — ясно обозначил свою мысль сей борец за чистоту веры. Однако же очень скоро сам Яворский был уличен в пристрастии к католицизму, что считалось не меньшим грехом, и книга автоматически угодила в разряд запрещенных. Как это в сущности похоже на придворные идеологические баталии нашего столетия, когда певец некоего духовного движения, не зная меры, перегибал палку, невпопад клеймя и восхваляя его, и подвергался в результате большим нападкам, нежели отцы движения. Вспомните, сколько скороспелых «классиков» сыпалось к нам на голову, сколько их исчезло по воле капризов судьбы и сколько еще будет «опальных» и «угодных», меняющихся местами, словно партнеры в учебном танце.

Теперь нужно остановиться, чтобы сменить тон и подготовиться к осмыслению жизни и учения Федора Подшивалова, ибо ничего подобного в нашей духовной словесности нет. Нет ничего даже подобного по силе ясного, самостоятельного и вместе с тем возвышенного страстного рассуждения о природе Божественного, ибо взгляды этого человека были настолько масштабны своей новизной, настолько не соответствовали обстановке его жизни, что могут быть осознаны в полной мере лишь людьми грядущего тысячелетия. Ведь при всей вычурной научной фантастичности нашего века тема религиозного моделирования и дизайна — это все еще достояние небольших аудиторий да случайных диспутов, а не впечатляющих массовых движений.

По рождению этот человек был в полном смысле слова вещью, которую хозяева передавали друг другу, повинуясь воле нелепого барского каприза. Его жизнь порождает метафизический трепет, а каждое свободолюбивое высказывание на ее фоне шокирует несказанно. Философия и религия в самых возвышенных тонах его повествования вплетаются в канву адской подневольной жизни, образуя яркий рисунок идейной конструкции, титанической и неповторимой. Крепостной, сын крепостных, ему неоткуда было впитать те благородные и вместе с тем смелые понятия, что он изложил в своем учении. У него на глазах пытали отца, мать, сестру, но картины невыносимого страдания близких людей рождали в его мозгу дерзкие мысли гордого эллина, а никак не человека «подлого происхождения». «Боги праведные, избавьте от этого мучительного Бога, который всем велел терпеть и мучиться! Владыка всемогущий, когда, когда ты пошлешь прекратить несчастное сие наследство, а ты, мучитель, доколе еще будешь путать род человеческий в своих сетях и слепить, как лягушек болотных! Нет, время уже прекратить сие мучение!»

Исследователи, обращаясь к этому высказыванию, в котором, и впрямь, раба не видно совершенно, не уделяют внимания одному любопытному факту, а именно: в мировой литературе зафиксировано уже немало случаев, когда человек под бременем дум и обстоятельств предъявляет ультиматум Богу, при этом обращаясь к Богам, точно к арбитрам. Не это ли наглядное доказательство так и не выжженного до конца Многобожия, живущего в человеческой душе?

Голод, побои и унижения были вечным уделом этого человека, а однажды его очередная хозяйка, теперь уже заморская госпожа из просвещенной Европы, била своего слугу столь остервенело, что кровью перепачкала всю комнату. Видя, что от такой жизни он долго не протянет, очередной владелец Федора перевел крепостного на более легкую работу, отдав его учиться кулинарному делу. «Откуда еще глупость взята продавать и покупать тварей, подобных самим себе? Откудова этот манер взяли? Должно быть, от Иосифовых братьев, которые продали брата своего Иосифа в Египет».

Остается только гадать, как Федор Подшивалов мог в подобных условиях, будучи чужой вещью, прочесть и составить собственное мнение о Священном писании и еще множестве серьезных книг, не всегда пригодных даже для ума его хозяев: Мильтон, Вольтер и многие другие. Анализируя его поиск необходимой литературы, можно смело утверждать, говоря современным языком, что он умел правильно работать с первоисточниками, конспектировать. Он работал не как случайно украдкой исхитрившийся раб, а как вдохновенный заинтересованный профессионал. Вот это уже выше понимания просвещенного двадцатого столетия, и можно только поклониться памяти крепостного философа Федора Подшивалова, чей сильный ум был чем-то сродни уму Эзопа — тоже великого философа-раба.

Испытав фантастическое видение, гораздо более красочное и спиритуальное, нежели худоумные затасканные клише священных писаний, этот выдающийся человек садится писать книгу «Новый свет и законы его». Каскад феерических анархистских идей, выраженных высоким ясным стилем буквально ослепит вас. Из всех русских ересей — это, несомненно, самое изысканное, благоуханное, совершенно царственное творение, достойное вечернего внимания прискученных кумиров хозяев земли. Хотя бы слово, хотя бы оттенок эмоции или частица умозрения, присущих рабу, — ничего подобного Вы не сыщете и не старайтесь. Страшные укоры и елейные посулы больших и малых библейских пророков — сущая свара базарных торговок в сравнении с этим полетом мысли, энергии, воли и грации.

Во всей мировой литературе, можно сказать без преувеличения, еще лишь один человек посмел создать нечто подобное, и по воле судьбы — почти одновременно, ибо на тридцатые — начало сороковых годов приходится написание трактата «Единственный и его собственность» Макса Штирнера. Точно одинокий космический луч, пронзивший облака черного мракобесия и просветивший одновременно Германию и Россию, побудил неприметного гимназического учителя-немца, обучающего девиц, и русского забитого холопа, испекающего хитрые французские пирожные для украшения барского стола, создать произведения, похожие духом нечеловеческого своеволия и божественного достоинства.

Сказать об учении Федора Подшивалова «ересь» — значит унизить природный гений и незаслуженно польстить церкви. Он перешагнул через Христа, вырвался из его сетей. Он — апостол своей собственной религии, ее первоверховный жрец. «Боги праведные!» — этот странный языческий призыв встречается не единожды на страницах его творений.

«Черта или сатаны, который бы мучил в аду народ за грехи, никогда не было. Это было только для того верующим сказано, чтобы они надеялись на будущее. Ибо это для того было еще сказано, чтоб удобнее всякого, во Христа верующего, свободнее привести к повиновению господам и чтоб они без всякого упорства мучились… Для чего, как рассказывает Евангелие, чудесно родился Христос? Для того только, чтобы быть мучиму и распяту на кресте, и чтобы весь род человеческий пострадал, подобно ему. Только он мучился, может быть, 12 часов, а весь род человеческий должен мучим быть 1829 лет и семь месяцев. Хорошо же он над нами подшутил!

Мы носи на себе крестное его знамение за то… что вывел нас из одного заблуждения и ввергнул во вторую напасть, не менее ужасную. И велел нам мучиться, то есть: на том свете заплатят! Заплати мне здесь — а на том пущай господину заплатят.

Знайте, что теперь аду и раю нету, да никогда его и не бывало, и надеялись мы на них совсем напрасно».

Автор призывает перестать поклоняться всему тому, из чего христианство создало громоздкий хитроумный миф, опутывающий нас цепями рабства. Он открыто громит Христа, святых, Матерь Божию. Ни тени сомнения, ни мелкого рудимента насажденной привязанности, ни страха нет в его высказываниях: этот крепостной бесправный мужик — рыцарь освятившей его идеи и не знает компромиссов. Он идет в бой за неслыханное наслаждение — хранить верность прозрению.

«Все наши законы взяты от Иисуса Христа, ибо он основаны на мучении… Итак, если бы не надеялись на будущее, а разрешали бы здесь, наверное, лучше бы было. А то все упование наше возлагаем на будущие два мнимые царства ад и рай — выдуманные Иисусом и на всю его путаницу».

От протеста и отрицания крепостной мудрец переходит к открытому вызову: «Пришло то самое время, что вы прежде называли светопредставлением… Проснитесь, братья, воспряньте от сна вашего!»

• Предыдущая
• 3/58
• Следующая