Пой, Менестрель! - Огнев Максим - Страница 41
- Предыдущая
- 41/116
- Следующая
И вдруг за спиной его выросла черная тень. Казалось, она повторяет движения монарха. Приглядевшись, Плясунья поняла, что все происходит наоборот. Монарх, сам того не замечая, повторял безобразные, хищные жесты тени. Холодок пробежал по спине Плясуньи.
Слишком много знала она об актерском ремесле, чтобы счесть зрелище пустым развлечением. Мол, то, что происходит в сказочном королевстве, нас не касается. Давно усвоила: если пьеса действительно хороша, сказанное в ней будет верно для любых времен и народов.
Неужели Артур превратился в существо, ненавидящее всех и вся? Неужто за его спиной выросла черная тень? Так что же будет с остальными людьми? Если опасна одна встреча с оборотнем, что случится, если оборотень окажется правителем целого королевства? Что произойдет в этом королевстве? И Плясунья сама себе ответила. Сведут леса под корень. Разорят крестьян и ремесленников. По дорогам побредут толпы нищих. Торговцы набьют мешки золотом. Потянутся к небесам стены и башни замков приспешников оборотня. В городах воссядут чужеземные наместники, верша свой суд и управу. Перессорятся владетельные сеньоры, разорвут на клочки королевство. Но хуже всего другое. Народ, признавший над собой власть оборотня, станет поклоняться тому, чему поклоняется оборотень. Ценить то, что ценит оборотень. Старая, много раз повторенная истина. Тот, кто деньгами и властью дорожит больше, нежели свободой и призванием, рано или поздно сам превратится в оборотня.
«И Артур… Нет!» — Плясунья замотала головой. Она не хотела этому верить. Страшась посмотреть на короля на подмостках, обвела взглядом зрителей.
Во время первого действия люди смеялись и негодовали, обменивались замечаниями. Сейчас над обрывом повисла мертвая тишина. Напряженные позы, расширенные глаза. И в глазах — сквозь страх — радость. Радость понимания. Как бывает, когда кто-то другой осмеливается высказать то, что сам чувствуешь. Плясунья увидела Овайля. Сцепив пальцы, подавшись вперед, он переживал каждое слово своих актеров, каждый их жест: сумеют ли донести выстраданное?
В следующий миг тишина взорвалась криками. Из темноты прямо на зрителей ринулись черные фигуры. Они вылетали в круг факельного света, и тогда начинали блестеть доспехи. Раздавая мечами удары плашмя, стражники разгоняли толпу. Завизжали женщины. Но, перекрывая визг, чей-то молодой сильный голос закричал актерам: «Браво!» Крик подхватили. Разбегаясь, увертываясь от ударов, зрители кричали: «Браво!»
— Бежим! — заверещала Плясунья.
Вышедший из оцепенения Флейтист хлестнул лошадей, швырнул вожжи Плясунье и мощным рывком втянул в фургон маленького Скрипача. Снова перехватил вожжи у Плясуньи, даже не успевшей их разобрать, взмахнул кнутом, и фургон полетел по дороге вдоль обрыва.
Обернувшись, Плясунья увидела, как величественный Овайль выступил вперед, пытаясь что-то сказать. Его сбили с ног, и в следующий миг запылали подмостки.
Большая часть стражников погнала жителей к городу, но несколько всадников отделились и помчались вслед за фургончиком. Они были еще далеко, но стремительно приближались. Не вызывало сомнений, что актеров настигнут.
— В лес! — закричала насмерть перепуганная Плясунья. — Сворачивай в лес!
Фургон вылетел на мост. Загрохотали по деревянному настилу копыта. Флейтист настегивал лошадей. Животным передался страх людей, и, обезумев, они мчались с невиданной скоростью. Стражники достигли моста, когда фургон катился уже по опушке. Плясунья поминутно оглядывалась. Как длинна просека, как тянется редколесье. Их настигнут прежде, чем чаща укроет. Под колесами хрустели кучи хвороста, брошенные лесорубами. Фургон вилял из стороны в сторону. Промелькнула развилка. Верхняя дорога была разбита. Флейтист направил фургон в низину, откуда серыми пластами поднимался туман. Фургон запрыгал по ухабам, вскоре под колесами захлюпала вода. Внезапно фургон накренился и остановился.
— Завязли, — шепотом, боясь поверить, сказала Плясунья.
Они спрыгнули наземь и тотчас, кто по щиколотку, кто по колено, погрузились в грязь.
— Ты завез нас в болото!
Прислушались. Храпели загнанные лошади, с бульканьем вырывались на поверхность воды пузырьки воздуха.
— Стражники проскочили по верхней дороге. Скоро они обнаружат ошибку и вернутся. Выпрягай лошадей, — скомандовал Флейтист. — Ты знаешь тропу через болото?
— Я… нет, — отшатнулась Плясунья.
— Ты же здесь выросла!
— Я не была в этих краях много лет! Сейчас ночь! Мне не найти дороги!
Флейтист перерезал постромки, схватил лошадей под уздцы.
— Надо пройти.
— Мы завязнем!
В этот миг из темноты, из клочьев тумана, вынырнул человек. Плясунья вскрикнула. Флейтист схватился за висевший на поясе нож, но тут же увидел, что незнакомец, кем бы он ни был, не из стражников. Голову его не покрывал шлем, а из-под распахнутого плаща не блестели доспехи.
— Идите за мной! — скомандовал незнакомец. — Быстрее.
Скрипач кинулся к фургону и вынес драгоценную скрипку. Тогда и Флейтист, оставив лошадей, ворвался в фургон, схватил попавшиеся под руку вещи — флейту он всегда носил за поясом, — кинул Плясунье узел с костюмами и коробку грима. Спрыгнул на землю, держа в каждой руке по тюку, а следом за ним, чуть не до смерти напугав Плясунью, выскочил еще один человек. Случайный зритель, запрыгнувший в фургон во время переполоха и лежавший так тихо, что ни Плясунья, ни музыканты его не заметили.
Неожиданно появившийся проводник, нащупывая длинной слегой путь, уходил тропой через болото. Следом торопилась Плясунья, несла узел с костюмами. За ней Флейтист и злополучный зритель несли тюки и вели лошадей. Последним с кочки на кочку перепрыгивал Скрипач, обеими руками прижимая к груди скрипку.
Они отошли недалеко, когда за их спинами по грязи зачавкали копыта, в тумане замелькали размытые отсветы факелов, черные тени…
Беглецы как один остановились и обернулись. Позади начальник стражи шумел, понукая своих людей преследовать актеров.
— Была охота соваться в болото, — огрызнулся один из стражников. — Сами потонут.
Завязалась перебранка, закончившаяся неожиданным взрывом смеха. В небо взвился огонь — стражники ограничились тем, что подожгли фургон. Плясунья всхлипнула. Восемь лет она не знала иного дома.
Незнакомец скорым шагом повел их в глубь леса. Плясунье казалось, что брели они, скользя, проваливаясь в холодную грязь, поднимаясь и снова нащупывая ногами пружинящие кочки, целую вечность. Наконец она ощутила под ногами твердую землю. Бросила тюк и сама тотчас без сил повалилась на него.
Проводник присел на корточки рядом.
— Надо пройти еще немного, — сказал он. — Впереди есть заброшенная охотничья хижина. Сможем растопить очаг, обсушиться и поужинать.
Он говорил спокойно, уверенно и чуть сочувственно, и от этого ласкового голоса Плясунье немедленно захотелось расплакаться, как обиженному ребенку, которого пожалели. Однако это было бы слишком плохой благодарностью спасшему их человеку. Она всхлипнула разок, другой и спросила:
— Вы кто?
— Я? — В темноте Плясунья не могла рассмотреть лицо незнакомца, но слышала, как он усмехнулся: — Я оборотень.
Актеры изо всех сил старались рассмотреть в темноте лицо проводника. Он, не выдержав, рассмеялся и посоветовал набраться терпения.
— Голосок-то знакомый, — шепнул Скрипач Плясунье.
Подбодренные собственным любопытством, актеры и незадачливый зритель пустились в путь. Они шагали по пышным, мягко обнимавшим ноги мхам, перебирались через поваленные стволы, уже трухлявые и тоже укутанные одеялом мха, крошившиеся под ногами. А вокруг поднимались старые ели, растопыривали сухие, лишенные хвои ветви.
Хватаясь за вывороченные корни, опираясь о пни, Плясунья чувствовала под пальцами бороды лишайников и влажную осклизлость древесных грибов. Потом ели стали сменяться соснами, мхи — травами, под ногами обнаружилось подобие тропы, идти стало легче, лошадиные копыта мягко застучали по сухой земле, и вскоре тропа привела к двери маленькой, покосившейся хижины с единственным окном, закрытым ставнями.
- Предыдущая
- 41/116
- Следующая