Условия абсолютного добра - Лосский Николай Онуфриевич - Страница 22

Специфически иное понятие долга присуще теономной нормативной этике. Согласно ее теориям, не только средства должны быть такими, а не иными при условии такой‑то поставленной цели, но и сами конечные цели устанавливаются как нечто должное. Объясняется это долженствование ссылкою на то, что содержание данной конечной цели есть нечто ценное само по себе, достойное, возвышенное и т. п. Не вследствие внешнего приказания, идущего от какого‑нибудь авторитета, хотя бы и даже от такого, как Бог, содержание конечной цели признается должным; долженствование здесь возникает как естественное дополнение к усмотрению объективного достоинства цели. Поэтому оно имеет безусловный характер; это категорический императив: люби Бога больше, чем себя; люби ближнего, как себя; достигай абсолютной полноты жизни для себя и всех других существ и. т. п.

Теономною эта этика называется потому, что нормы ее соответствуют воле Божией и строю мира, сотворенного Всемогущим и Всеблагим Богом. Но это вовсе не значит, что такая этика гетерономна *: нормы ее, например «люби ближнего, как самого себя», обязательны не только потому, что «так заповедал Бог»,

_______________________

*Гетерономия противоположна автономии: под автономией разумеется подчинение закону, который я сам себе даю, а под гетерономией — подчинение закону, извне данному мне. Кант в своей этике называет автономией чистого практического (т. е. нравственного) разума подчинение его правилам, самостоятельно данным себе, и притом лишь на основании формы поступка, годной для превращения его правила в закон, а не на основании каких‑либо внешних, ему предшествующих событий, например, наслаждений, угроз, наград и т. п.

68

а потому, что содержание их есть нечто ценное само по себе и по- тому достойное исполнения даже и с точки зрения того существа, которое, заблуждаясь, отвергает бытие Бога. Отсюда ясно, что теономная этика включает в себя ценные стороны автономной этики, отбрасывая соблазн гордыни, кроющийся в понятии автономии, как «самозаконодательства»: строго говоря, тут нет самозаконодательства, потому что нравственные нормы не творятся моей волей, а содержат в себе усмотрение объективной ценности должного. При этом свобода моя сохраняется: я могу высказать норму, признать ее обязательной и все же не исполнить ее.

Против учения о теономном характере этики может быть выставлено следующее возражение. Когда кто‑либо называет определенную систему этики во всех ее деталях теономною, он абсолютизирует свое учение или учение Церкви и т. д., выдавая его за совершенное выражение воли Божией, и, следовательно, требует подчинения не Богу, а человеческим построениям. Возражение это основано на недоразумении. Я утверждаю только, что правильно разработанная система этики может быть не иначе как теономною, т. е. по совести ищущей того пути, который соответствует воле Божией, но вовсе не говорю, будто моя система или какая бы то ни было другая система этики, выработанная человеческим умом, действительно выразила волю Божию.

Позитивистическая этика, отрицающая свободу воли и утверждающая, что развитие поведения совершается с железною необходимостью, согласно законам природы, не может быть нормативною. Ее задача есть исследование поведения живых существ до человека и использование этнографических, а также исторических данных для изучения фактического поведения человека в различных условиях и на разных ступенях развития. Установив законы развития поведения, она в своей «рациональной» части, как это мы видели на примере Спенсера, задается целью предусмотреть дальнейшие ступени развития и облегчить человеку достижение их, сознательно используя законы природы. Строго говоря, такая этика не дает права осуждать и считать ответственным того человека или тот народ, который не поднимается на более высокие ступени поведения и даже падает ниже и ниже; она может только поставить задачу исследовать причины, необходимо ведущие за собою такой результат, и стараться устранить их, если это возможно и если недоброе поведение человека или народа невыгодно для других людей и народов. Воззвать к совести чело- века или народа, требуя от него свободного творческого преодоления себя во имя идеала, такая этика не может, так как свободу и творчество она отрицает. Наоборот, теономная этика любви признает свободу и творчество. Вместе с этим она нормативна: она опознает нормы идеала абсолютного совершенства; во всей полноте своей нормы эти неосуществимы ни одним существом в земных условиях; тем не менее, как только они познаны, совесть громко свидетельствует в их пользу и не допускает никакого умаления или принижения их содержания, хотя бы нам и казалось

69

под влиянием ложных учений о строении мира, будто они неисполнимы. Сознание долга, выраженного в этих нормах, есть вызов к свободному творчеству, задающемуся целью созидать новые формы бытия, новые формы общественности и не мириться с на- личною несовершенною жизнью под предлогом неотменимости законов природы. «Ты должен, значит, ты можешь» — таково требование нравственного разума, открытое Кантом.

Согласно теономной нормативной этике, совесть есть первичное, изначальное свойство человека: она не творится процессом эволюции, а пробуждается в человеке благодаря основным свойствам его, присущим ему как субстанциальному деятелю, носящему в своем для–себя–бытии свою индивидуальную нормативную идею, которая по мере сознания ее служит ему критерием для оценки своего поведения. Опыт служит только поводом для возведения в сознание и знание тех или других сторон этой идеи или для затуманения сознания о них. Отсюда ясно, что нормативная этика не отрицает необходимости этнографических наблюдений и истории нравов, помогающей открыть, какие условия и как влияют на поведение человека. Однако истолкование этого влияния, даваемое нормативной теономной этикой, коренным образом иное, чем то, какое следует, например, из основ детерминистического биологизма в этике. Так, установлено, что примитивные кочевые народы, если они с трудом добывают себе пропитание и принуждены часто менять место жительства, обыкновенно практикуют убийство стариков; при этом и сами старики считают такой обычай правильным и даже иногда благодетельным. У некоторых народов сюда присоединяется еще и поедание детьми своих стариков–родителей. Биологический детерминизм истолковывает такие обычаи как причинно необходимые следствия условий жизни народа, теономная нормативная этика рассматривает и эти обычаи как свободно выработанные нормы поведения в условиях, соблазняющих к тому, чтобы сузить кругозор сознания, приглушить голос совести и даже выдвинуть в сознании на первый план мнимо или действительно полезные стороны таких поступков (избавление стариков от тягостей переселения при плохих средствах передвижения; переселение души старика в здоровое тело молодого человека, съевшего его, и т. п.). Биологический детерминизм, ссылаясь на обычаи, резко отличные от обычаев культурных народов и осуждаемые ими, приходит к релятивизму в этике. Нормативная теономная этика, как увидим дальше, несмотря на различие обычаев и нравов, отвергает относительность нравственности и утверждает этический абсолютизм, т. е. наличие единого абсолютного нравственного идеала.

Таким образом, нормативная теономная этика использует научные исследования фактической морали различных народов в разные эпохи и, кроме того, открывает еще высшие ступени идеала, абсолютные нормы, осуществимые и объяснимые лишь в том случае, если мир есть творение Всемогущего и Всеблагого Бога, именно на основе христианского миропонимания.

70