Условия абсолютного добра - Лосский Николай Онуфриевич - Страница 65

их, а в соотношении их образа Божия. Подлинная любовь именно и начинается там, где есть видение идеальной основы личности, не субъективная «идеализация» ее, а подлинное постижение образа Божия в ней. Такая идеальная любовь представителей двух полов есть высокий плод культуры, осознавшей абсолютную ценность личности. Она представляет собой наиболее всестороннее преодоление эгоистической обособленности и сопутствуется не только духовно–душевным единосущием, но и дополняется наиболее телесным взаимопроникновением, возможным и естественным только в отношениях двух противоположных полов друг другу.

Вл. Соловьев в своей замечательной статье «Смысл любви» показал, что в индивидуализированной, проникнутой духовностью половой любви на первый план выдвигается не задача размножения, а глубокое единство двух лиц. Достигая полной конкретности, оно естественно завершается также и единением тел. Отсюда можно решиться сделать вывод, что половое общение сохраняет свою высокую ценность даже и тогда, когда не ведет за собой произведение на свет ребенка. Только тогда, когда духовно–душевная сторона этого общения отсутствует и оно низводится на степень наслаждения чувственными переживаниями, оно приобретает характер разврата, разлагающего душу и тело.

Дмитрий Карамазов сначала любил в Грушеньке главным образом какой‑то изгиб ее тела, и все отрицательные черты его характера ярко обнаруживались на каждом шагу; он возродился, когда полюбил ее по–настоящему: «Прежде меня только изгибы инфернальные томили, а теперь я всю ее душу в свою душу принял и через нее сам человеком стал!».

Половая любовь, как интимное всестороннее единство двух лиц, в идеальном осуществлении своем неразрушима; она дает право на брак только в том случае, если оба вступающие в него лица искренне верят в нерасторжимость своей связи, т. е. подлинность своей любви. Однако центробежные силы земной жизни всегда угрожают прочности семьи. Вряд ли бывают семьи, в которых супруги не подвергались бы соблазнам вступить в новую связь; избежать тяжелых потрясений, нарушений верности и даже полного разрыва могут лишь те семьи, в которых оба супруга настолько чутки, что подавляют в себе в самом зародыше малейший намек на отклонение от чистоты и прочности семейной жизни. Как ни высока связь половой любви, все же психофизиологическая сексуальная сторона ее содержит в себе момент несовершенства. Биологическое размножение есть средство воплощения, выработанное существами, подверженными телесной смерти, которая, как и все другие бедствия, есть следствие нравственного несовершенства, создающего распад, нарушения гармонии. Психофизиологические акты полового общения, будучи следствием несовершенства животной природы, необходимо имеют характер исключительной связи двух лиц. Поэтому и отношение наше к этим актам амбивалентное: с одной стороны, они вызывают

193

чувство стыда, как проявление несовершенной телесной природы нашей, а с другой стороны, они высоко ценятся, как дающие значительное содержание нашей личной жизни и обеспечивающих жизнь рода. Члены Царства Божия имеют тела, не содержащие в себе никаких животных органов, и, обладая даже и телесным бессмертием, не нуждаются в размножении. Поэтому в Царстве Божием нет ни женщин, ни мужчин. Это вовсе не означает, будто каждый член Царства Божия содержит в себе вместе как женское так и мужское половое начало и представляет собой нечто вроде гермафродита. Такое строение было бы отвратительным увековечением сексуальности. Как нечто низшее и несовершенное, сексуальность просто вовсе отпадает в Царстве Божием и внесет понятий мужского или женского начала в Царство Божие или даже в само Божественное бытие есть тяжкое заблуждение.

Семейная жизнь, особенно связь родителей с детьми, ее' наиболее естественный путь развития способности к личной любви, ведущий и дальше за пределы семьи. Даже гордыня, отчуждающая от людей, может быть незаметно и постепенно преодолена. В повести Бернет «Маленький лорд Фаунтлерой» показано как происходит это чудесное освобождение от сухой аристократической гордости в душе английского лорда под влиянием любви к внуку, а в романе Мельникова–Печерского «В лесах и на горах» рассказано, как купеческая спесь Патапа Максимыча Чапурина смягчается и отпадает под влиянием страданий и смерти любимой дочери.

Бывают случаи семейной связи, имеющей характер семейного эгоизма. Такой групповой эгоизм еще более непривлекателен, чем индивидуальный. Он свидетельствует о том, что и настоящей взаимной личной любви у членов такой группы нет, а есть только совместная любовь к тем или иным жизненным благам. В случае столкновения интересов, например при дележе наследства, в таких семьях вспыхивает ненависть, гораздо более жгучая, чем между людьми, не связанными родством, и совершаются страшные преступления, остающиеся часто нераскрытыми. Вся жизнь всех деятелей во всех проявлениях их имеет не только духовно–душевную, но и телесную сторону. Духовно–душевное взаимопроникновение, присущее всякой любви, сопутствуется также и телесным взаимопроникновением. В случае дружбы, связей родства и т. п. видов любви телесная связь глубоко отличается и должна отличаться от полового общения, однако она никоим образом не отсутствует. Во время беседы каждое слово, обращенное к человеку и пропитанное телесным воплощением разнообразных эмоций, направленных на него, вступает не только в его ухо, но и окутывает, пронизывает собой все его тело; точно так же всякое прикосновение, рукопожатие, всякий поцелуй, виды которых бесконечно разнообразны, пронизывают все тело человека. Два тела, даже неорганические, с разной температурой и различным электромагнитным состоянием глубоко влияют друг

194

на друга. Насколько более значительным и разносторонним должно быть взаимное влияние человеческих тел, приближающихся или даже прикасающихся друг к другу! Многие люди любят прикасаться к детям, тормошить их, тискать и т. п. Ребенку это бывает обыкновенно неприятно. И неудивительно: такие прикосновения внушены не любовью к ребенку, а эгоистическими мотивами чувственного удовольствия, забавы и т. п. Они отнимают у ребенка энергию и нарушают нормальное течение его жизни; иное дело прикосновение любящей матери, имеющее характер самоотдачи.

Прикосновения человека к человеку бывают иногда вынужденными, брезгливыми; они не соединяют, а разделяют. У некоторых людей прикосновение бывает брезгливым ко всем предметам, к ручкам дверей, к столу, к окну и т. п. Лица, у которых это состояние приобретает характер психоневроза, прикасаются к вещам и людям не иначе как в перчатках или же десятки раз в день моют руки. Такое нарушение гармонической телесной связи с миром ведет к обеднению жизни. Под влиянием подсознательного отчуждения от людей, столь распространяющегося в современной культуре, некоторые люди проповедуют запрещение рукопожатий и поцелуев. В действительности, за исключением, конечно, случаев возникновения опасной эпидемии, для человечества лучше подвергаться иногда риску заразы, чем вводить нравы, усиливающие обособление людей друг от друга. Чрезмерные заботы о здоровье, ведущие к этому обособлению, принадлежат к числу печальных «плодов просвещения», остроумно осмеянных Л. Толстым в его известной комедии. Расширение сферы любви, воспитываемое семьею и выходящее за ее пределы, есть шаг к развитию в душе человека вселенской любви. Много нужно сделать шагов на этом пути, чтобы достигнуть завершения его, но бывают случаи глубоких потрясений, когда всеобъемлющая любовь внезапно наполняет сердце человека. Л. Толстой рассказывает об этом перевороте в душе тяжело раненного князя Андрея Волконского. В госпитале, когда князь Андрей очнулся после операции, он услышал рыдания раненого, которому только что отняли ногу. Это был красавец Анатоль Курагин, который незадолго перед тем чуть не соблазнил Наташу Ростову, невесту Андрея. Он разрушил его любовь к ней и надежды на семейное счастье. Князь Андрей не сразу вспомнил, какая связь соединяет его с плачущим Курагиным, но вдруг в его уме вспыхнуло живое воспоминание о первой встрече с Наташей, «и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда‑либо, проснулась в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между ним и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.