Этюды о моде и стиле - Васильев Александр Александрович - Страница 81

Многие здания в Карсе носят следы русского провинциального зодчества, сохранилось много художественных дверей, балконов, решеток и навесов над парадными входами, какие еще встречаются в Петербурге. Особняки все больше одноэтажные, но есть и трехэтажные, иногда с датой «1906 год» по-русски. Все окна и двери в исторической части сохранили русские бронзовые ручки и засовы тульских фабрик, судя по клеймам, и сохраняют тем самым черты русского имперского стиля. Когда бываешь во всех этих потерянных и забытых городах некогда необъятной империи — в Харбине, Гельсингфорсе (Хельсинки), Карсе, Вильно (Вильнюс), Варшаве, — видишь невероятную общность стиля.

Утром я еду в Ани — древнюю столицу Армении, разрушенную, но открытую туристам по специальному допуску полиции, который я сегодня с легкостью получил за четыре доллара в присутственном месте, весьма прокуренном и ленивом… Завтра в 9.00 мне разрешено путешествовать до границы с Армянской Республикой при условии, что я не буду наводить бинокль и камеру на армянскую сторону.

О Карсе я знаю пока мало, но был поражен, увидев фонтан «Три грации» — подарок нашего последнего государя местному градоначальнику. Таких я в России не видел нигде. Не так далеко от Карса, в стороне Эрзерума, находится путевой «дворец» Екатерины II, сложенный из бревен и включающий в себя каменную церковь. Он забыт и заброшен теперь.

В 1920 году здесь давала уроки артистка балета императорских театров Куприянова. Но все русское стирается из памяти — разрушено кладбище, а со всех тульских самоваров в музее тщательно стерт двуглавый орел.

На дворе поет мулла, призывая благоверных к молитве.

А я пойду в крепость.

27 апреля 2002 года, 23.44

Мое сегодняшнее путешествие в древнюю столицу Армении город Ани было замечательным во всех отношениях. Позавтракав утром яичницей с сулугуни (Карс славится сырами) в чайхане напротив отеля «Ялмас», которую держит старый турок, изрядно говорящий по-французски, я сел в такси, зафрахтованное еще вчера в полиции, и отправился в Ани, расположенный в 45 километрах от Карса. Мой таксист, беззубый, но оттого не менее улыбчивый, довез меня к фонтану с грациями, которых при пересчете оказалось четыре — они символизируют времена года. Бронзовые дамы эти одеты балетными пейзанками 1880-х годов, судя по шиньонам. Слой патины не может скрыть их лукаво-сентиментальных улыбок во вкусе скульптур, украшавших дворец великой княгини Марии Павловны-старшей. Младшая бы их не перенесла. Эту красоту окружают двухъярусные бронзовые чаши вроде surtout du table для фруктов, на рокайльных нижних этажах которых резвится по паре голеньких детишек. Сие произведение скульптуры стало бы, на мой вкус, хорошим украшением перекрестка где-нибудь в Пензе или Тамбове, если бы какой-нибудь радивый русский градоначальник додумался этот фонтан скопировать и поставить в России.

После фонтана отправился осматривать вокзал — gare, как говорят турки на французский манер. Старинного русского здания не сохранилось, зато рядом — домик смотрителя в духе швейцарского шале и рельсы дороги, ведущей в Россию, надпись «Карсъ» на чугунном перроне с утолщением в буквах, с квадратными «кандалочками» внизу и наверху, как было модно в 1910-е годы. Впечатление, что время на этом вокзале остановилось. Эта иллюзия, столь дорогая мне, знакома по Макао, Венеции и Буэнос-Айресу. Затем — дорога через предместье с маленькими каменными домиками, непролазной грязью и угловыми чайханами с вывесками — «Kafkaz lokanta» и «Kafkaz kahve», напоминающими, что мы на Кавказе, только с другой стороны.

Дорога в Ани — красивая и таинственная. Она идет по свежевспаханной равнине, изредка прерывающейся пологими холмами. Судя по цвету земли — это чернозем. Встречаются и зеленые поля — на них пасутся стада коров, длинношерстных овец, лошадей. Ни кустика, ни деревца, лишь сплошные поля незабудок с черными горками земли тут и там — работа кротов. Земля производит впечатление нужной и используемой, ощущение, которое мне малознакомо, когда я гляжу на пейзажи из окна поезда во время путешествий по России.

Облака серо-стальные и висят дугой очень низко, скрывая собой очертания серо-лиловых гор вдали, покрытых снегом. В этом просторном пейзаже есть что-то индийское, мистическое. Он скорее гуашевый, чем акварельный, и напоминает мне работы Рериха. Изредка — словно крошки на холмы насыпаны — деревни с неизменным минаретом. Иногда дорогу переходят огромные толстые кавказские индюшки на длинных черных лапах, гордые и вызывающе заносчивые. Шипят гуси, кудахчут черные куры… Снег еще не совсем сошел, мы видим это, как только поднимаемся в предгорье. Остановка — проверка документов. Мы с разрешением, а мой таксист счастлив и горд тем, что везет «артиста анкаринской оперы» — для Турции это как «La Scala» в Италии. Он сообщает всем, что его пассажир — штука редкая — из Европы, но прилично говорит по-турецки. Еще остановка — танковые военные учения. Солдаты, пушки, машины, а мы — с разрешением!

И вот наконец деревушка возле Ани, а вдали — высокие стены и крепостные башни. Вот она, загадочная столица Армении, основанная в третьем тысячелетии до Рождества Христова, видимо, сразу после потопа, ведь мы — возле горы Арарат. Ани — это огромный по тем временам город, где волею судеб сохранилось несколько замечательных средневековых армянских церквей. Город в Урарту, затем владение армянских царей, арабов, снова армян, византийцев и, под конец, турок — теперь он представляет собой груду камней, поросших травой, на которой мирно пасутся стада коз и телят в сопровождении юных чабанов. Поверить трудно, но раскопки в этом городе с пятитысячелетней историей, через который лежал шелковый путь, сегодня не ведутся. Самодеятельными археологами там стали подростки-чабаны, которые скуки ради ковыряют своими посохами землю и иногда извлекают из нее сокровища. Каждый из них готов продать туристам древние медные и бронзовые монеты. Я сам купил пригоршню византийских монет за восемь долларов. Когда в начале XV века, уставший от войн, осад и страшных землетрясений Ани сдался наконец туркам, чудом уцелели лишь каменные церкви. Они стоят среди поля на фоне снежной вершины Арарата и производят магическое впечатление, подобное тому, какое я испытал, побывав в Пальмире, в Сирии.

Хуже всего сохранилась церковь святого Патрика постройки 1034 года. Это величественное некогда сооружение стоит в руинах. А рядом хорошо сохранившиеся бани — hammam. Внизу, на склоне горы над извилистой горной рекой, которая отделяет Армению от Турции, чудесная, ни с чем не сравнимая церковь Святого Григория Тигранского, возведенная в 1215 году. Время пощадило ее — целы византийско-армянские капители, колонны, резные по камню птицы-фениксы и удивительно свежие по краскам фрески. Над церковью стрельчатый армянский купол с черепицей, а рядом в пятидесяти метрах — Армения и взорванный старинный мост через речку. На той стороне — такие же поля, валуны и горы, как и в Турции. Я вижу на смотровой площадке с армянской стороны группу туристов, человек тридцать. Они, как мне показалось, с вожделением смотрят на древний Ани.

Очень хорошо сохранился кафедральный собор, построенный в 989 году тем же архитектором, что восстанавливал Святую Софию в Константинополе после землетрясения. Рядом — мечеть 1072 года, тоже сохранившаяся, руины дворца царя Баграта со стрельчатыми окнами, и вид на цитадель вдали, где уже совсем запретная, солдатская зона. Хорошо видны магазины на главной улице — как в Помпеях или Эфесе, а еще дальше — изумительная круглая церковь Святого Павла 994 года с шестью нефами и фресками, забеленными турками. Они очень боялись человеческого изображения, и даже в катакомбных церквях Анталии встречаешь фрески с выцарапанными глазами. Сохранилось много граффити — настенных надписей, в том числе по-армянски, с датами 1907 или 1914 года. Есть и на русском. Одна из них, выведенная изящной вязью карандашом, гласит: «Храм сей посетили 5 августа 1887 года Пашковы и Щетинины». И цветочный вензель рядом. Ясно вижу эту картину — мадам Пашкова об руку с госпожой Щетининой, под зонтиками, в дорожных летних ситцевых платьях с турнюрами и в корсетах, и их мужья в светлых чесучовых костюмах, в канотье… Интересно, сколько часов они добирались экипажем из Карса? Другая, более поздняя, надпись: «В. А. Жданович, Д. К. Шелудченко, М. Евангилова, Миролюбовская, Платонов были тут 2 июня 1898 года». Надписи такие, конечно же, достойны изучения. Помню на ярусе Святой Софии читал о Петре из Московии в 1564 году.