Выбери любимый жанр

Однократка - Ольбик Александр Степанович - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

Генке захотелось сблевать.

— Где-то читал: когда одному смертнику прочитали указ о помиловании, он тут же отбросил копыта…

— Нас не помилуют, — Ящик подошел к Осису, — мы не тот контингент. Но я попытаюсь уйти в несознанку, однажды у меня этот номер прошел.

Во время ужина еда не лезла в глотку. Все съел Жора. Облизал миску и ложку. Язык у него мясистый, синего цвета, как у собаки чау-чау. А ночью Ящик повторил свой любимый эротический акт. Осис во сне дергался, Жора, исполнив соло мастурбации, задал такого храпака, что Генке хотелось зацементировать себе уши или задушить Ящика.

Он закрыл глаза, и его взор, пронизав четыре этажа тюрьмы, добрался до неба. Как никогда отчетливо увидел созвездие Лебедя и Большую Медведицу… И, наверное, эта звездная россыпь, которую он вообразил, напомнила ему иные времена, невероятно далекие и сладостные. И, конечно, Люську и первое соприкосновение с этой необыкновенной женщиной…

На следующий день произошли перемены. Около десяти часов застучали засовы, взвизгнула щеколда и в камеру вошли два контролера. Мельком взглянув на Ящика, сидевшего с ногами на нарах, они подошли к Роберту.

— Осис, собирайся, пойдем к психиатру, — сказал один из надзирателей.

Казалось, молчание парализовало камеру.

— Я уже был у психиатра, — голос Осиса осел, и последнее слово он почти проглотил.

— Надо еще показаться, ведешь себя как-то странно.

Озираясь по сторонам, Роберт слез с нар и поправил брюки. Засуетился. Подошел к полочке, где стояла нехитрая утварь, и взял оттуда кружку.

— Ничего не брать! И не тяни резину.

И Ящик, и Генка почувствовали — Осиса уводят навсегда.

Он сник. Казалось, стал ниже ростом. Худые руки и слабые плечи были жалки. Он непроизвольно все время приглаживал волосы и бросал вопрошающие взгляды на контролеров. Хотел что-то у них выпытать, но те истуканисто молчали. И его как будто осенило: он вдруг спросил:

— Мне с ними прощаться?

— Пошли, тебя ждут.

Перед дверью Роберт задержался и, обернувшись, отчаянно-спокойным голосом проговорил:

— Если не вернусь, ешьте мою пайку.

Они слышали, как щелкнули наручники, замок, клацнула щеколда. Удаляющиеся шаги и — тишина.

— Все, однократка, отговорила роща золотая.

Ящик соскочил с нар и пошагал к унитазу.

Генка сцепил в замок руки — его била дрожь, и сигарета, забытая в губах, мелко вибрировала, словно осиновый лист.

— А может, он еще вернется? — Кутузов и сам не верил своим словам, однако ему очень хотелось, чтобы Осис возвратился…

…Когда Торфа ввели в камеру, Кутузов почувствовал некоторое облегчение. Боялся, что подсадят какого-нибудь отпетого уголовника. А Торф выглядел даже симпатично: среднего роста, с темными навыкате глазами и высоким, с большими залысинами лбом,

— Привет, гопники, — сказал он и, как гандболист, бросил целлофановый пакет на нары.

— Тут господа, а не гопники, — съязвил Ящик. — У тебя есть что-нибудь похавать?

— Сейчас, вот только приму ванну и поджарю тебе кнедлики.

Жора слушал и не верил своим ушам. Ему как-то стало не по себе от такой наглости новичка. Но когда тот снял шерстяной свитер, надетый на голое тело, узники 36-й камеры узрели на груди наколку из пяти церковных куполов. Один из них державный и четыре поменьше. Ящик цокнул языком и сник. Он понял, кто перед ним. На каждый купол — одна судимость.

Ящик тоже скинул с себя рубаху, чтобы видели, что и он не пятое колесо в телеге: на левом плече красовался ромб, в центре которого пиковый туз. Судимость за хулиганство. Он себя разрисовал еще в первую ходку по малолетству.

В тот вечер им все же перепал лакомый кусок. После ужина Торф достал из пакета сверток, в котором был батон, лососина, копченая колбаса и две плитки шоколада. Потом они пили чай: на кружку пачка. Курили сигареты «Голливуд».

Перед сном Торф, игнорируя общественную мораль, принялся носком протирать между пальцами ног. Делал он это не без удовольствия: подносил носок к носу и, зажмурив глаза, затягивался «ароматами».

Генку при виде этой процедуры чуть не понесло, и он, чтобы не расстаться с только что принятой пайкой, отвернулся к стене и стал думать о Люське.

— Ну что, братва, бросаем курить, — не то спросил, не то утвердил Торф.

— Только не я! — с готовностью откликнулся Жора.

— А в чем проблема? — Кутузову не хотелось быть податливым.

— Аллергия на табачный дым, — буднично объяснил пришелец и начал делать приседания. — Придется потерпеть…

— Да ты только что сам дымил, — у Ящика от негодования лицо пошло бороздами.

— Это была прописка, и теперь об этом забыли.

— По-моему, это слишком, — Кутузов взял в руки сигарету и стал ее разминать. — Без курева мы тут передохнем от тоски мятежной.

— К сожалению, ничем не могу помочь. Раненых не подбираем. В жизни всегда кто-то кому-то мешает. Мне — табачный дым.

— А ни хрена себе режимчик! — Жора сунул в рот сигарету и вжикнул зажигалкой. Со смехом и вызывающе затянулся.

И где этот оболтус, думал Генка, научился пускать такие кругленькие, точно вырезанные по лекалу, колечки? Причем каждое последующее было меньше предыдущего и, догнав первое, проходило через него насквозь.

— Фраер, тебе сейчас надеть на голову целлофановый мешок или когда будешь спать?

И никто из них не подумал, что это не шутка. Однако Ящик, видимо, зная что-то большее о блатном укладе, не повел и ухом. Он сделал подряд две мощные затяжки и через передние зубы цвиркнул слюной. Демонстрировал стойкость.

— Ты один хочешь защемить наши общие интересы, — с дрожью в голосе проговорил Ящик. — Нас тут двое, и власть тут не твоя… Если ты настоящий вор в законе, обязан с братвой поступать по справедливости.

Однако фолклендскому конфликту не суждено было разгореться. Апологеты никотина вдруг увидели, какие дикие превращения начались с их оппонентом. Открыв рот, Торф так шумно и мощно задышал, что заколыхалась на стене висевшая иконка. Лицо налилось синюшностью, его пухлые руки терзали грудь, словно хотели сдержать выскакивающее из нее сердце. Он сполз на пол и, кажется, начал отдавать Богу душу.

— Стучи в дверь, пусть зовут врача, — приказал Ящику Кутузов.

— А что с ним? Может, эпилепсия? Накинь ему на голову одеяло…

Генка, однако, видел, что тут что-то другое. А в кармане ни валидола, ни нитроглицерина. Он подошел к раковине и смочил полотенце. Положил Торфу на лоб. Протер концом полотенца грудь. Нащупал на шее пульс — сердце стучало сильно и часто, словно крупнокалиберный пулемет.

Примочка, видимо, подействовала, и Торф открыл глаза. Ящик между тем дубасил руками и ногами в дверь, хотя за ней никто не подавал признаков жизни.

— Где мой пакет? — едва слышно проговорил Торф.

Генка, взяв за угол целлофановый пакет, пододвинул его к руке Семена. И тот вялым ищущим движением полез в него и вытащил штуковину, очень похожую на курительную трубку. Он поднес ее ко рту и, задержав дыхание, нажал на колпачок. Аэрозоль…

В открывшуюся наконец амбразуру кто-то, демонстрируя власть, крикнул:

— Вам что, давно сусала не чистили?!

— Давай, ментяра, врача, новый жилец загибается, — Ящик стучал в дверь не переставая.

— Может, вам Кашпировского вызвать? Или прописать пару пилюль по ебалу?

Эти слова, наверное, долетели до слуха Торфа и подействовали на него сильнее лекарства. Синева с лица стала сползать, и лишь крупные капли пота говорили о том, что этот человек возвращается из какой-то знойной запредельности.

— Помогите сесть, — попросил Торф. — Дайте водички…

Генку это происшествие немало взбудоражило. После Чернобыля, мотаясь по госпиталям, он насмотрелся на ликвидаторов с разрушенной иммунной системой. В таких случаях лучше всего помогали преднизалон или ударная доза адреналина. Он вспомнил одного парня, который при астматическом приступе пытался выброситься с четвертого этажа.

— Все, однократка, впредь курить будем только на проходке, — Ящик уселся на свои нары.

4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело