Выбери любимый жанр

Промах киллера - Ольбик Александр Степанович - Страница 5


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

5

Краузе быстренько стала сворачивать разговор.

— Если ты почувствуешь малейшую угрозу, выезжай ко мне. Без уведомления, бери билет и — к нам. Дай слово, что сделаешь так?

— Не стоит об этом говорить. Их интересуешь ты, а не я. Что им с меня?

— Э, не знаешь их психологии. Они играют без правил. Через тебя захотят выйти на меня.

— Пусть выходят, я о твоем местонахождении знаю столько же, сколько эти шакалы… Да и перегорел я уже. Кажется, ничего и никого больше не боюсь.

Я его прекрасно понимал: рано или поздно наступает момент, когда все страхи куда-то исчезают. Как зубная боль, которая мучит ночь напролет, а потом, в одно мгновение, улетучивается.

Из разговора я понял, что Заварзин вымогает у Краузе какой-то дом — интересно, где он находится и какую ценность представляет?

Вскоре, когда я по своему обыкновению направлялся в бомбоубежище, возле меня остановился черный — мерседес» с тонированными стеклами. Стекло с водительской стороны опустилось, и я увидел круглую вспотевшую физиономию Шашлыка. Второе его прозвище — Срань Иванович. Это был Мишка Иванов, которого мы в роте за его всеядность и вонючесть ненавидели. Его портянки по «ароматическим» признакам могли быть занесены в Книгу рекордов Гиннеса. Там, где разувался Шашлык, дохли все комары и мухи. Однажды один салажонок, который по приказу Иванова стирал его портянки, упал в обморок.

Это было во времена нашей совместной действительной службы. Шашлык демобилизовался раньше меня — у этого хряка вдруг обнаружили диабет. Потом я уехал в Анголу, а он — сюда, под родительское крылышко.

Шашлык смотрит на меня, а я гляжу в его студенистые свиные глазки, окаймленные белесой растительностью.

— Привет, Макс, — поздоровался со мной Шашлык.

— Привет, Михайло, — напрягшись, ответил я. Больше не о чем с ним говорить.

— Собрался на рыбалку? — он протянул пачку «Кэмэла», и я обратил внимание на его пальцы. Наверное, сардельки выглядят намного изящней, чем эти коротышки с круглыми ногтями. На трех пальцах красовались такие же жирные золотые печатки.

— Не курю, бросил, — сказал я. — Как сам поживаешь?

— Как видишь, — он утвердительно стукнул ладонью по рулю. — А чем ты, Стрелок, промышляешь?

Он вспомнил мое армейское прозвище — я был чемпионом округа по стрельбе.

— Вот, дурака валяю, хожу на рыбалку, кое-что попадается.

Шашлык задержал взгляд на моих «удочках».

— Ну что ж, рыбачь, только без осечек, — он оскалился, но я видел, что это не было улыбкой однополчанина, с которым мы не виделись пять лет. В его оскале было что-то другое, зловещее или, во всяком случае, отчужденное.

В бомбоубежище я весь наш разговор тщательно препарировал. Мишка подъехал ко мне, по-видимому, неслучайно. Меня насторожили его слова «без осечек»: в них чувствовался скрытый смысл — мол, он-то знает, чем я занимаюсь. Он как бы подталкивал к действиям, торопил и, кажется, нашел, подлец, неплохой ход. Но я не мог представить, что этот засранец может быть в роли координатора. И все же… Значит, те, кто велел выйти на меня, его тоже торопят. Теперь он зажат в «золотых тисках», откуда ему уже не выбраться. Ладно, Шашлык, я тебе помогу освободиться…

После стрельбы чехол с винчестером я оставил в бомбоубежище. Захотелось пройтись по городу, заскочить в кафе, посидеть, поглазеть на молодых шалав, помечтать.

Кое-какие места здесь вызывают у меня ностальгические чувства. В новых «независимых» рамках я чувствовал себя пришельцем из другого мира. Я как бы попал в чуждый мне город, где царят иные законы, где всеобщая тоска и одиночество.

А может, это затяжной сон и я никак не могу проснуться?

Уже вечереет, я иду на Бастионную горку. Мимо Мильды, у которой позеленело платье и лицо. Но ей на все наплевать, она держит над головой звезды и ни на что не жалуется.

Я уселся на лавку и стал любоваться медленно плывущими по каналу лебедями. Отсюда мне тоже виден памятник Свободы, а за ним — пустота, там не хватает одной знакомой фигуры с вытянутой вперед рукой. Эта фигура мне безразлична, но не безразличен ландшафт, к которому я привык и который теперь, после песенной революции, так видоизменился.

Я силюсь что-то вспомнить, но смутно, на ум так ничего и не приходит. Впрочем, это не совсем так. Перед глазами появляется и снова исчезает лицо Велты Краузе. И я ловлю себя на сумасшедшей мысли — чертовски хочу ее видеть. А, собственно, зачем? Чтобы взять в перекрестье прицела?

Ветерок, который теребит листья каштана, тоже способствует ностальгическим мыслям.

Я вспоминаю то время, когда работал в филармонии рабочим сцены. К репетиции и концертам я «ставил оркестр». Стулья и пюпитры для музыкантов, подставку для дирижера. На авансцене — царство скрипок, справа — виолончели, а чуть поодаль контрабасы. Вся «медь» — по центру, сзади — трубы, литавры и валторны. Ударные — около самого задника сцены. Я больше всего любил скрипки. Пока я «ставил оркестр», музыканты настраивали инструменты. Потом занимали места и начиналась репетиция. Я находился где-то поблизости и слушал.

В том сезоне больше всего играли Малера, Генделя и Бетховена. Его Девятую симфонию. По природе я не слишком музыкален, но благодаря этой работе музыка прилепилась ко мне, и теперь ничто так не расслабляет, как классика.

Сидя на Бастионной горке, я думал о прошлой жизни, в думы вплетались мятежные ассоциации, в которых не последнюю роль играла моя новая знакомая.

И там, на Бастионке, под затухающим небом и зеленым шатром каштанов, у сверкающего в закатных лучах солнца канала, в присутствии редких прохожих я решаюсь…

Мысленно делаю шаг и оказываюсь в умозрительной запредельности. Я отрицаю все, кроме Краузе. Мне это подсказано свыше, а может, откуда-то снизу, из самых глубин земли. Не знаю, и потому, наверное, не мучаюсь сомнениями. С моих плеч словно каменная глыба свалилась, мне хорошо и ниоткуда не дует.

И я не обращаю внимания на коротко остриженного парня в темных очках. Он садится рядом, закуривает и тоже начинает пялиться на лебедей. Но я уже чувствую, что он пришел по мою душу. И впрямь, он безо всяких предисловий заговорил — глухо, бесцветным голосом:

— Есть мнение, что ты тянешь резину, — обратился он ко мне как к своему корешу. — До двадцатого все наряды должны быть закрыты.

Я на таком эсперанто изъясняться не намерен. Пододвигаюсь к нему и беру под локоток. Пальцы сами собой сжались, и теперь им непросто разжаться.

— Кто тебя послал? — тихо спросил я молодца.

— Вопрос не по теме, — уверенно отреагировал нежданный гость.

— Заткнись! Передай тому, кто тебе велел меня найти, чтобы таких, как ты, мудозвонов, больше не посылал…

Он дернулся, видно, самолюбие взыграло, да не мог вырваться из моих пальцев. Он ведь не знал, что мои руки натренированы на смертельную хватку и если уж настал его час…

— Далеко заходишь, — предупредил меня парень.

— По-моему, это не в твоей компетенции, сосунок. Ты всего лишь шестерка, а я буду говорить только с джокером. Так кто тебя послал?

Я еще сильнее сжал пальцы. И это ему не понравилось. Он рвался с такой силой, что мы оба, потеряв равновесие, покатились по земле в сторону канала.

Я сознательно увлекал его вниз, ближе к воде. У самого края берега я положил ему на горло вторую руку. Надавил.

— Хочешь нахлебаться тины, продолжай молчать, — предупредил я его, сжимая пальцы.

Лицо его побагровело, сонная артерия просила пощады, но мне это было до лампочки. Я надавил еще сильнее и через пару секунд услышал хриплое:

— Отпусти, скажу.

— Говори и не притворяйся трупом, — я всем телом навалился на него, и мы еще на десяток сантиметров приблизились к каналу.

— Рэм, — прохрипел парень, который еще недавно был в темных очках. Теперь они лежали раздавленные у него под плечом. — Рэм Заварзин…

Я заглянул в его глаза и не увидел в них ничего человеческого. Это были отмороженные глаза убийцы.

— Врешь, Заварзин сидит в СИЗО.

5
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело