Роковое ухо - Олдмен Андре - Страница 6

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая

– Это как же вышло-то? – удивился Ловкач Ши. Он даже жевать перестал.

– В моем поясе осталось с десяток золотых монет, до которых не добрались разбойники, – объяснил Шейх Чилли, – ночью я оседлал мула, съездил в соседний городок, разбудил лавочника и, сославшись на срочность, прикупил у него на золотой требуемое количество посуды.

– Ты хочешь сказать, что потратил свои деньги, чтобы вернуть заимодавцам вдвое против того, что они тебе одалживали? – спросил киммериец, силясь уловить, в чем же тут хитрость. – Клянусь дохлым ослом, не понимаю!

– Селяне тоже ничего не поняли и засыпали меня вопросами, – пряча в чарке улыбку, отвечал хозяин дома. – Надо было видеть их лица, когда они услышали мой ответ? Что же тут особенного? – сказал я. – Ваша посуда принесла потомство. Берите, не стесняйтесь!?

– И они поверили в подобную чушь? – изумился варвар.

– Думаю, что нет, да кто откажется, ежели ему предлагают что на дармовщинку! Приняли с благодарностью и просили захаживать еще.

Как было не воспользоваться подобной любезностью? В сезон дождей работы на полях прекращаются, так что праздники следуют один за другим. В День Земляных Орехов я снова отправился по домам за чашками и тарелками. На этот раз норовили подсунуть побольше, некоторые давали даже супницы и сосуды для вина. Я взял все и снова возвратил вдвойне. Потом проделал эту операцию еще несколько раз, пока не кончились деньги.

– Подозреваю, ты вовсе не затем тратил золото пандида, чтобы обогатить этих бездельников, – проворчал варвар, злясь на себя за то, что не в силах был разгадать замысел Чилли.

– Ты очень проницателен, киммериец, – вежливо отвечал тот, сколько веревочке не виться, а конец будет. Приближался Праздник Мытья Волос, самый большой и пышный в тех краях. Для подобного случая местные жители держат у себя большие круглые полоскательницы, оловянные, медные, а кто побогаче – и серебряные. Ты, Конан, и ты, Шелам, наверное решили, что я попросил их одолжить? Ничего подобного: селяне сами натащили полную хижину этих тазов, словно у меня была не одна голова, а по меньшей мере полсотни, и каждая нуждалась в отдельном чане для омовения. Впрочем, каждый считал, что перехитрил соседа – приходили они, таясь друг от друга, и полоскательницу каждого я предусмотрительно прятал на заднем дворе. И, конечно, гору разнообразной посуды, это уж, как водится. Ее было так много, что мне понадобилось целых три ночи, чтобы вывезти все, включая полоскательницы, в ближайшую рощу и спрятать в укромном месте.

– И ты скрылся, – понимающе кивнул Конан.

– Нет, – сказал Чилли, – я хотел посмотреть, пошлют ли боги мне наказание. Поэтому вернулся в свою хижину и зажил, как ни в чем ни бывало.

Шли дни, селяне меня не тревожили, полагая, очевидно, что размножение полоскательниц протекает более трудно, чем у обычной посуды. Однако, спустя седьмицу, они стали проявлять беспокойство и захаживать по одному. Я делал вид, что не понимаю, о чем идет речь, вот тогда-то они и почуяли неладное. Собрали совет старейшин, долго судили-рядили, а когда выяснилось, что почти все семьи лишились ритуальных тазов, привалили ко мне целой толпой.

– Вот тогда-то ты и дал деру, – снова подсказал киммериец.

Но Чилли отверг и это предположение. Картина, открывшаяся взгляду селян в хижине, с его слов была следующая. Юноша, то есть сам Шейх Чилли, сидел на земляном полу, бил себя в грудь, посыпал голову пылью, царапал себе щеки и рыдал столь горько, что вселил скорбь в сердца вошедших.

– Какое несчастье постигло тебя, сынок? – вопросили ошарашенные старейшины. – Что ты так убиваешься?

– Люди добрые! – всхлипнул юноша, ударяя себя в грудь. – Я в полном отчаянии. Если бы мое горе касалось только меня, это бы еще полбеды. Но оно касается вас, всех до единого. О, пусть разверзнется земля и поглотит меня, несчастного!

– Как это? – вскричали старейшины. – Что это за напасть такая, что касается не только тебя, но и всех нас? Говори толком!

Тут юноша зарыдал еще громче.

– Мужайтесь! – еле выговорил он сквозь слезы. – Ваша чудесная посуда, ваши блюда, чаши, супницы и полоскательницы для волос… – тут он выдержал трагическую паузу. – …скончались!

Все умолкли, словно пораженные громом небесным. Потом заголосили разом:

– Скончались?! Что ты мелешь! Как может помереть серебро, не говоря уже о латуни и олове? Где это слыхано? Как могло такое случиться?!

– Откуда мне знать, – отвечал тогда Чилли, перестав плакать, видать, роды были тяжелыми.

Его тут же связали и бросили в яму. Долго чесали старейшины свои сивые бороды, решая, что же с ним делать. Наконец решили призвать мудрого человека, дабы разрешил столь невиданное дело.

– Каково же было мое удивление, когда мудрец, призванный для суда, оказался знакомым мне пустынником, – подошел Чилли к заключительной части своей удивительной повести. – Он выслушал селян и осведомился, в чем, собственно, состоит их недоумение.

– Как же? – хором ответствовали те. – Да разве же мы поверим, что металлическая посуда может скончаться?

– А почему бы и нет? – ошарашил их мудрец. – Поверили же вы, когда сей юноша говорил, что утварь ваша принесла потомство. То, что может родиться, может и умереть!

Подобное заключение повергло селян в горестное уныние, но они не осмелились перечить пустыннику, опасаясь навлечь на себя гнев богов. Я же, возблагодарив небожителей мысленно, а отшельника из уст своих, поспешно удалился, чтобы вернуться вскоре с лошадьми и тайно вывезти привалившее богатство на ближайшую ярмарку.

– Значит, боги не сочли твою хитрость предосудительной? – спросил Конан, улыбаясь от уха до уха.

– Боги обычно наказывают тех, кто стремиться обогатиться, не прикладывая к тому никаких усилий, – глубокомысленно заключил Шейх Чилли, – я же послужил лишь орудием высшей справедливости. Скажу еще, что и в дальнейшем продолжал следовать наставлениям мудрого пустынника, всякий раз убеждаясь в его мудрости и подлинной просветленности. Как видите, мои богоугодные дела принесли некоторые плоды…

И он не без гордости сделал широкий жест, указующий на жилище его, стол, яства и служанок. Следуя взглядами за сим жестом, Конан и Ши вынуждены были признать, что их гостеприимному хозяину крупно повезло повстречать в странствиях его столь мудрого и во всех отношениях прозорливого наставника.

– Теперь вернемся к нашим делам, – сказал Чилли, насладившись произведенным впечатлением. – Агизар достоин того, чтобы расстаться с весьма солидной долей своего состояния. Сейчас он испуган, но жадность и тайные желания заставят его снова прийти ко мне. Тогда мы снова отправимся в дом Фларенгаста и осуществим задуманное.

– Ловкачу опять придется сидеть на трубе и спускать через дымоход твою сетку? – ворчливо спросил варвар. – Ты обещал открыть замысел…

– Немного позже, – сказал Чилли, прикрыв глаза и что-то обдумывая. – Что же касаемо «призрака», который должен явиться с Серых Равнин, я придумал кое-что получше. Как мыслите, кого ожидает узреть ювелир после моих заклинаний?

– Зеленого бородатого старика с горящими глазами, – предположил Ши.

– А увидит могучего юношу! – хлопнул в ладоши Шейх. – Ты станешь Фларенгастом, Конан!

• Предыдущая
• 6/9
• Следующая