Стеклянные цветы - Каммингс Мери - Страница 22
- Предыдущая
- 22/89
- Следующая
Прием был как прием — ничего особенного. Сначала все смотрели фильм (как Бруни и предполагала, жуткую нудятину), потом аплодировали (неужели им действительно понравилось?!) — и лишь потом началось настоящее веселье.
Спиртного было — хоть залейся. Официанты разносили канапе и крошечные шашлычки на палочках, музыка грохотала так, что даже у Бруни засвербело в ушах, вокруг мелькали полузнакомые лица, а на лужайке перед виллой оплывала ледяная скульптура — разноцветное незнамо что, но очень экспрессивное!
Мужики к ней клеились почти непрерывно, но все какие-то неказистые, так что она их быстро отшивала. Зато и наплясалась вволю, и выпила хорошо, и с самим Борисом славно поболтала — закатив глаза, врала ему напропалую, как ей понравился фильм, он млел, а его теперешняя пассия крутилась рядом и бросала на нее убийственные взоры.
Словом, к концу вечеринки Бруни пребывала в отличном настроении. И, уже по дороге домой, сказала Дитриху:
— Слушай, гони-ка побыстрее! — Захотелось прокатиться с ветерком!
— Но… госпожа баронесса… — замямлил Дитрих, — на этом шоссе нельзя быстрее восьмидесяти километров в час ехать…
— Восемьдесят километров? Что за чепуха?! К тому же сейчас ночь, шоссе почти пустое!
Бруни сказала, чтобы он перестал валять дурака, но шофер упорно талдычил свое. Тогда, рассвирепев, она приказала ему остановиться и поменяться с ней местами — она и сама умеет машину водить!
И вот тут-то белобрысый вновь показал себя! Стоило ей сесть за руль, как он прикрыл ладонью ключ зажигания и сказал:
— Поостынь-ка!
— Чего?! — не поняла она в горячке.
— Я говорю — угомонись! Машину тебе вести нельзя.
— Что значит — нельзя?! — Бруни попыталась отпихнуть ладонь. — Пусти!
В ответ Филипп выдернул ключ из замка и, зажав его в кулаке, вылез из машины, бросив на ходу:
— Я же сказал — поостынь! Машину ты не поведешь!
Она выскочила следом — белобрысый отступил к багажнику, ухмыляясь и помахивая в воздухе ключом; зацепилась каблуком и чуть не грохнулась. Он еле успел подхватить ее, успокаивающе бормоча:
— Полегче… полегче…
Бруни попыталась стукнуть его, но он ловко развернул ее спиной к себе и притянул вплотную, зажав ей обе руки. Она лягнула его — он зашипел от боли и пнул ее коленом под зад.
— Ну-ка, уймись!
— Пусти, сволочь!
— Не пущу. Дитрих, лови! — Она увидела, как шофер поймал мелькнувший в воздухе ключ. — Садись за руль. А ты — обратно на заднее сидение!
— И не подумаю!
За всем этим Бруни не сразу поняла, что он уже не просто держит ее, а прижимается к ней самым похабным образом, и что его тяжелое дыхание связано не только с тем, что он никак не может с ней справиться.
А хуже всего было то, что, почувствовав это, она и сама завелась с полоборота — внутрь как будто кипятком плеснуло. Непроизвольно потерлась об него задом, дернулась от возмущения и что есть мочи заорала:
— Пусти!
Филипп отпустил ее так внезапно, что она чуть не рухнула и резко обернулась, опираясь о капот.
— Что ты со мной делаешь?! Что ты делаешь… черт тебя побери?!
— Поехали домой! — голос у него был хриплым.
— Да… Сядь со мной!
Он молча мотнул головой, придержал ей дверь, а сам сел впереди; машина тронулась, за окном замелькали огни.
Бруни было уже неважно, быстро или медленно они едут, хотелось одного — прикоснуться к нему, почувствовать под ладонью твердые упругие мышцы. Она положила руку ему на плечо — Филипп, не оборачиваясь, еле заметно качнул головой в сторону шофера.
Казалось, прошел год, прежде чем они добрались до дома. Пару раз Бруни не выдерживала и снова клала ладонь белобрысому на плечо — даже сквозь пиджак чувствовалось, как он напряжен.
Доехали, вылезли, молча пошли к дому. Только в коридоре она прижалась, чуть ли не повисла на нем — ноги уже не держали; потащила с него галстук, поцеловала в шею.
Его спальня оказалась ближе.
Так что, если честно говорить, под конец это вышла вовсе даже и не ссора…
Кроме самой Бруни, в поместье собрались: мамаша со своим пятым мужем, папаша со своей новой фифочкой (интересно, женится он на ней?) и Эрни с мамочкой, экс-миссис Трент номер два — словом, дружная счастливая семья.
Папаша работал у себя в кабинете — вообще-то он объявил эту неделю нерабочей, но, как всегда, находились неотложные дела; мамаша зыркала глазами на каждую особу женского рода, подходившую ближе чем на десять футов к ее красавцу-муженьку. Когда же ее ненаглядный Родди отправлялся отдохнуть, мамаша с Кларой организовывали «клуб бывших жен» и начинали взахлеб обсуждать фифочку, которая их в упор не замечала и задирала нос: они — «бывшие», а она — «будущая»!
Словом, скукотища еще та! Но приходилось делать довольный вид: лапочка пообещал, что подумает насчет яхты. Развлекалась Бруни тем, что играла в теннис с фифочкой (звали ее Абигайль) или с Эрни, каталась верхом и разок съездила в Бостон, пробежалась по магазинам. Надолго уезжать из поместья было нельзя: отец требовал, чтобы за завтраком, обедом и ужином вся семья собиралась за столом.
На третий день Бруни не выдержала, заявилась к нему в кабинет и попросила:
— Папа, дай мне, пожалуйста, телефон Филиппа!
— Зачем тебе?! — поднял глаза от бумаг Майкл Э. Трент.
Бруни с некоторым удивлением увидела у него на носу очки. Хотя… она все время забывала, что ему уже за пятьдесят.
— Я хочу его пригласить к нам. Хочу поучить ездить верхом, и…
— Слушай, дай человеку от тебя отдохнуть! — даже не стал дослушивать отец. — Представляю, как он с тобой там намаялся — ты ему и тут хочешь нервы трепать?!
На этот счет у нее было свое мнение: вспомнить только и отобранные сигареты, и выходку на дискотеке, и вообще, то, как он себя с ней вел — так еще неизвестно, кто с кем намаялся! Но едва ли ее жалобы встретили бы у кого-то в этом доме понимание.
— Ну па-апа! — как маленькая, заныла Бруни — на него это иногда действовало.
Отец внимательно взглянул на нее, усмехнулся и нажал кнопку интеркома:
— Кристина, зайдите!
Через секунду впорхнула секретарша.
— Кристина, — медленно начал папочка. — Моя дочь может попросить у вас телефон Филиппа Берка. Так вот — не давайте ей его. — Сделал короткий жест рукой — секретарша, как дрессированная собачка, мгновенно исчезла.
Бруни от возмущения засопела. Не удержалась, спросила:
— Он что, на меня жаловался?!
— Нет. Я сам тебя хорошо знаю.
Выходя, она хлопнула дверью — яхта яхтой, но надо же как-то показать свое недовольство!
Попытка узнать телефон по справочной не удалась — очевидно, у Филиппа был «закрытый» номер. Черт побери, что он себе воображает?! Что он — знаменитость какая-то, что номер свой закрыл?!
Так что пришлось до конца недели довольствоваться обществом Эрни. Но двенадцатилетний пацан — он и есть двенадцатилетний: с ним ни на дискотеку не выберешься, ни еще куда-то поразвлечься.
В тот день, когда отец отказался дать ей телефон Филиппа, Бруни назло всем поехала в ночной клуб — музыку послушала, поплясала вволю, выпила… Ну и что в результате?! Пришлось потом красться по коридору без туфель, чтобы никто не проснулся, не выглянул и не поинтересовался, откуда это она возвращается в такое время.
Так что последующие несколько дней, чтобы не вызвать папочкиного недовольства, Бруни предпочла торчать в поместье (при этом пообещав самой себе, что если после всех ее мучений папаша не даст ей яхту — вот тут она ему покажет!). Зато сделала ценное наблюдение: фифочке Абигайль титула миссис Трент номер четыре не видать как своих ушей. Во-первых, их с отцом связь длится уже полгода, а он человек решительный и если бы хотел жениться, то на пальце у нее уже давно красовалось бы колечко с бриллиантом. А во-вторых, посматривал он на нее… как-то не так.
Празднество прошло по высшему разряду! Был и фейерверк, и толпа гостей, в том числе чуть ли не десяток голливудских знаменитостей, и море выпивки, музыка и репортеры.
- Предыдущая
- 22/89
- Следующая
