Презумпция невиновности (СИ) - "Motoharu" - Страница 10

• Предыдущая
• 10/16
• Следующая

Дальше всё было как в идиотском комедийном фильме. Все забегали как угорелые, туда-сюда, народу собрался целый коридор, всем было жуть как любопытно, что стряслось, стали очень грубо пытать перепуганного Ваньку, что он сделал, малышка громко плакала, поэтому ничего вразумительного ответить не могла, даже то, больно ей или нет. Скорее всего, больно ей не было, потому что осколки были не острые, просто очень испугалась. Я стоял чуть поодаль от Ваньки и от страха и стыда не знал, куда себя деть. Мы были виноваты оба, и я не мог себя оправдывать. Но моё чувство вины было только моим, и Ванька о нём не знал. Даже когда ему сказали покупать новое стекло, и я оплатил половину расходов, он не простил того, что я его подставил. Он видел это именно так.

Когда я вернулся в класс, меня трясло так, что зуб на зуб не попадал. Я запрещал себе думать о том, что если бы стекло оказалось простым и не рассыпалось бы крошкой, а упало осколками… Моё больное воображение рисовало одну картину страшнее другой. Как я просидел физику, я до сих пор вспомнить не могу. Ванька убежал домой. Ему было во много раз тяжелее чем мне, даже несмотря на то, что он винил меня в подставе, девочку всё равно толкнул он.

- Данька, пошли ко мне, посидим в подъезде, успокоишься, - Тошка серьёзно смотрел на меня и настойчиво звал с собой. Я, конечно же, согласился.

В тот год мы учились во вторую смену, поэтому, когда уроки закончились, на улице было темно и ужасно холодно. Моё пальто ни черта не грело, но я его любил, мне казалось, что в нём я не выгляжу как огородное пугало на тощих ножках, как любил иногда меня обозвать Владик.

Мы поднялись на девятый этаж, хотя я знал, что Тошка живёт на седьмом. Я любил сюрпризы, и доверял своему другу.

- Ты курить пробовал когда-нибудь? – спросил Тошка, поднимаясь вверх по железным ступенькам, ведущим к выходу на крышу, там был небольшой закуток, где можно было спрятаться от любопытных глаз соседей. Я знал про него ещё от Владика, он тоже там впервые пробовал курить и целоваться. Когда я вспомнил об этом, в груди тоскливо заныло, и щёки стали отчаянно гореть. Как хорошо, что было темно, и Тошка ничего не мог увидеть.

- Пробовал, брат давал, но у меня ничего не получилось, - глухо ответил я и, забравшись с ногами на приступок, внезапно закашлялся. В подъезде было жутко холодно.

- Совсем околел ты в этом пальто, давай поменяемся, я редко мёрзну, - Тошка стянул с себя куртку и подал мне. Я быстро разделся и отдал ему своё пальто, сам надел тёплый пуховик, пахнущий Тошкой. Ни с чем не сравнимый живой тёплый запах дорогого человека охватил меня со всех сторон, заставляя забыть обо всём плохом.

- Спасибо, - улыбнулся я, утонув в тепле, как в пуховой перине.

- Не за что, носи, не мёрзни, - усмехнулся он и достал из кармана своей куртки пачку, в которой было две сигареты и спички. – Я тоже толком не умею курить, уже два раза пытался, никакого эффекта, только кашляю и горло обжигаю.

- Владик говорит, что когда вдыхаешь, нужно говорить «паровоз», тогда дым пройдёт в лёгкие.

- Да? Ну давай попробуем.

Мы курили молча, каждый гонял свой паровоз туда-сюда, и постепенно у нас начало получаться, стало как-то невероятно легко, и глаза перестали слезиться от дыма. Я смотрел на профиль улыбающегося Тошки, подрагивающий в свете горящей сигареты, и хотел, чтобы эта минута никогда не заканчивалась, чтобы мы вечно сидели здесь и никуда не уходили.

- Так что там с девчонкой случилось? – спросил Тошка, и я судорожно вдохнул ещё один «паровоз», чтобы рассказать об этом как можно спокойнее.

- Ванька её толкнул, и она влетала спиной в стеклянную дверь. Хорошо, что посыпалась крошка, а не осколки… А то бы её убило нафиг, - нервно усмехнулся я и замолчал, вновь вспомнив тот страх, что всего два часа назад скрутил мои внутренности. Опять накатила слабость и какое-то отчаяние. Я же мог стать убийцей…

- Ну в школе нельзя ставить такие стёкла, мало ли кто нечаянно вмажется, - Тошка мягко толкнул меня в плечо, чтобы я приободрился. – Забей, всё уже закончилось. К тому же это Ванька виноват, а не ты.

- Я его обманул, он растерялся, поэтому и врезался в девчонку. Я его подставил, - уверенно заявил я, на что Тошка только пожал плечами, мол, если хочешь, вини себя.

- Тогда те, кто придумал эту игру, тоже виноваты.

Я понимал, что в том, что говорит Тоша, определённо есть своя правда, но мне почему-то она не была близка, быть может, потому что я специально разозлил Ваньку и довёл нас обоих до невменяемого состояния, которое чуть не повлекло за собой трагедию.

- Я больше не буду в неё играть, - уверенно заявил я и, затушив окурок, протянул его Тошке, тот спрятал окурок в пустой пачке.

- Я с тобой, как всегда, - улыбнулся он и опять толкнул меня в плечо.

В тот момент я понял, что влюбился. Влюбился в нас. Да, в то, чем мы были тогда, в тот день.

Знаете, у каждого человека есть своя аура, которая не имеет чётких границ, это сконцентрированная энергия, наши мысли, желания, стремления, наше тепло. Это всё то, что обволакивает наше тело, то, чего мы не можем ощущать, но иногда, иногда мы чувствуем спиной чужой взгляд, чувствуем приближение другого человека с закрытыми глазами. Аура любого человека имеет свой определённый цвет. Я представлял свою ауру зелёной, Тошкину – синей. Но постепенно где-то посередине образовалось новое поле, оно не принадлежало ни мне, ни Тошке, оно было нашим и только нашим, оно было такого же прекрасного бирюзового цвета, как его глаза. Это была любовь. Да… ничто иное, как чистое, едва уловимое, ни на что не претендующее и очень-очень хрупкое чувство, принадлежащее нам обоим.

Сейчас, вспоминая то время, я до сих пор ощущаю отголоски этого «нашего тепла» в своей душе. Тот Тошка, в моём чёрном пальто с острым воротником и улыбающимися глазами, нескладный пятнадцатилетний подросток, действительно был потрясающим и самым-самым дорогим для меня.

Неумолимо приближалась весна.

Глава 3. Любовь как случайная смерть

Роберт забился и взвыл, отчаянно, как безумный. Джек вцепился ему в волосы и занес над ним нож. Роджер теснил его сзади, пробивался к Роберту. И — как в последний миг танца или охоты — взмыл ритуальный напев:

— Бей свинью! Глотку режь! Бей свинью! Добивай!

"Повелитель мух"

Всё изменилось весной, той самой весной, когда снег растаял неожиданно рано. Словно какой-то киномеханик-недоучка в запарке порвал плёнку, запаниковал и наскоро склеил два неровных конца клеем ПВА. И по фильму пошла коррозия. А фильм был красивым, что-то там про любовь и про вечную молодость.

Я уже вроде бы говорил, что мы с Тошкой ходили в баскетбольную секцию. Так вот… трудно искать причины разрушения того, о чём до сих пор жалеешь. В начале весны, в марте вроде, помню точно, что шла выматывающая третья четверть, к нам в команду пришёл новый игрок – Ваня Шошин. Высокий, сильный, бегал он быстро, я думаю, вы помните наши дикие игры, закончившиеся разбитым стеклом и шоком маленькой девочки, неудачно попавшей под раздачу. Тоша так и не успокоился, его всё время злило, что Ванька быстро бегал, что Ванька нравился тренеру, что Ванька постепенно становился ценным кадром, самым лучшим игроком команды. Тошка просто зациклился на Ваньке. Все мои попытки обсудить эту тему заканчивались отшучиванием. Эх… как мы только ни обзывали Ваньку за глаза, ботаны ещё те! Но вы не подумайте, мы только правду говорили, не было смысла сочинять всякие гадости, потому что мы же были интеллектуалами, могли иронизировать на пустом месте и смеяться так, что складывались пополам. Мне нравилось это безумное время, время, когда у нас с Тошкой была общая тема, пусть и столь незначительная, но она нас сближала, одновременно отдаляя ото всех, от команды, от класса, от земли. Мы парили где-то над землёй, в своём мире, где действовали иные законы, законы взглядов, законы улыбок. А потом случилось неожиданное.

Тошку попросили из команды.

• Предыдущая
• 10/16
• Следующая