Глубина (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/178
• Следующая

— Я пойду, — Надя встаёт. Бросает на стойку бара монетку. — У меня ещё полчаса сегодня… надо посетить пару мест.

— В поисках Дибенко? — киваю я. — А может быть — тёплый песок, гавайский пляж и красное чилийское?

Надя улыбается.

— Лёня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и вино… захочется продолжения. А виртуальный секс забавен, но только если сидишь дома, в запертой комнате. Я вошла с работы. Шесть компьютеров в комнате, все заняты. Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?

Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог, чтобы и в реальности Надя была такой же смышлёной и открытой.

— Тогда — удачи, — киваю я.

— Спасибо, таинственный незнакомец, — Надя наклоняется и чмокает меня в щёку.

— Лёня, маркер! — шепчут булавки на моих плечах.

Достаю платок-вирусофаг и стираю помаду со щеки. Грожу Наде пальцем:

— Я предпочитаю оставаться таинственным, девочка.

Кажется, она растерялась. Однако ей хватило выдержки, чтобы развести руками и неторопливо удалиться.

Блин. Испортила песню, дура!

Так хорошо поговорили…

Залпом осушаю бокал и щёлкаю пальцами подзывая бармена.

— Джин-тоник, один к одному!

Бармен морщится, но смешивает требуемое. Блин. Заказать что ли, текилы с томатным соком — какую рожу он скорчит?

— Лёня?

Оглядываюсь.

Мой друг-оборотень стоит рядом. Белый костюм, лакированные туфли, чуть старомодный галстук. Лицо чуть напряжённое.

— Привет, Ромка. Садись.

— Что за девица?

— Ничего интересного.

Мы, дайверы, всегда немножко параноики. Что поделать.

Слишком много желающих узнать наши реальные имена.

Оборотень шумно втягивает воздух, хмурится:

— Она пыталась тебя пометить!

— Я знаю. Не беспокойся, это просто журналистка.

Ромка садится, кивает бармену. Тот корчит жуткую рожу — но подаёт ему гранёный стакан, наполненный «Абсолютом-пеппер». Мне даже смотреть тяжело, как Роман пьёт. А он, слегка морщась, вытирает рот и возвращает стакан.

Может быть, он в реальности — алкоголик?

Не знаю.

Мы таимся друг от друга точно так же, как от врагов. Мы слишком ценный товар. Глубоководные рыбы, мерцающие колдовским светом уроды, которых мечтает попробовать каждая акула.

— Ты донёс яблочко? — спрашивает Роман.

— Всё в порядке, — откидываю полу пиджака, хлопаю по карману рубашки, где лежит дискета. — Товар на месте.

Оборотень чуть расслабляется.

— А покупатель?

Смотрю на часы.

— Через десять минут. Рядышком, у реки.

— Пошли? — Роман берёт стакан.

Я подхватываю свой, и мы выходим в ту дверь ресторана, что прорублена в каменной стене. В маленьком тамбуре я тихо говорю:

— Индивидуальное пространство для нас обоих. Допуск для человека, назвавшего код «серый-серый-чёрный».

— Принято, — слышится из потолка. Теперь, сколько бы посетителей не захотело погулять в виртуальном пространстве «Трёх поросят», их мы не увидим. Только покупателя, которому я загодя сообщил код.

За второй дверью — лес. Дремучий, первобытный, северный. Холодный ветер пронизывает до костей, я ёжусь. Мой спутник к холоду совершенно равнодушен. Может быть, у него более простой шлем — без кондиционера?

Бог знает…

Зарабатывает он не меньше моего, но, может быть, у него огромная семья. Или Роман и впрямь алкоголик, проматывающий тысячи зелёных за считанные недели?

За нашей спиной — маленький каменный домик, так выглядят «Три поросёнка» с этой стороны. Идём по тропинке, помаленьку отхлёбывая из бокалов.

— Тебе нравится перцовка? — мимоходом спрашиваю у оборотня.

— Да.

Сухо и без малейших комментариев. Хотел бы я знать, Роман, кто ты на самом деле.

Но это невозможно. Виртуальность жестока к неосторожным.

Выходим к реке. Крутой обрыв, схваченный цепким покровом низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьётся стая каких-то крупных птиц — не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над обрывом — столик, на нём стоят бутылки джина, тоника и «Абсолют-пеппера». Ещё никелированный термос, в нём, я знаю, глинтвейн. Вкусный, с корицей, ванилью, мускатным орехом, перцем, кориандром. Рядом три плетёных стула. Садимся рядом, смотрим на реку.

Красиво.

Белая пена на камнях, холодный ветер, полный бокал в руке, сизые тучи, клубящиеся над головой. Завтра наверняка пойдёт снег. Но в виртуальности не бывает «завтра».

— Хотел бы я знать, — делаю глоток, — откуда взята эта река.

— Места красивее не видал я в своей жизни… — странным тоном произносит оборотень.

Вот так всегда. У каждого свои ассоциации и аналогии. Для Романа, явно, этот пейзаж что-то означает. Для меня — просто красивое место.

— Ты здесь бывал?

— В какой-то мере.

Интересно.

— Что это за птицы, Роман?

— Гарпии, — не глядя отвечает он. Хлоп — и его стакан пуст.

Но он всё равно не пьянеет.

Как я ненавижу тайну, которая окружает нас. Мы боимся друг друга. Мы боимся всего.

— А погода приятная, — бросаю наугад.

— Снежное нынче лето… — говорит оборотень. И смотрит на меня с иронией. Он узнаёт эту местность. Она отзывается чем-то в его душе.

Мне не дано узнать, чем именно.

Наливаю себе глинтвейна в тяжёлую керамическую чашу. Вдыхаю аромат. Снежное лето? Пускай. Нет ничего лучше плохой погоды.

— Лёня, ты куришь травку? — Роман протягивает мне портсигар.

— Нет.

Наверное, он и впрямь алкоголик и наркоман…

— Говорят, куда безвреднее алкоголя и табака.

— Говорят, что в Москве кур доят.

Роман колеблется, но закуривает.

Блин. Надины доводы начинают казаться мне не такими уж безумными.

Я пью глинтвейн, Роман курит анашу. Минуты через две щелчком отправляет недокуренную сигарету вниз и говорит:

— Детская забава. Плесни мне вина.

— Это глинтвейн.

— Какая, фиг, разница…

Теперь мы оба потягиваем горячее вино с пряностями. Роман кивает:

— Рулез!

Я согласно киваю. «Рулез» — это что-то хорошее. Холодное пиво, компьютер седьмого поколения, юная красавица, удачно обезвреженный вирус… глинтвейн.

Сидим над обрывом и нам хорошо.

— Что было в том яблочке?

— Новое лекарство от простуды. Очень эффективное.

Роман хмурится.

— Это стоит шесть тысяч?

— Это стоит сто.

— А… — Роман меняется в лице.

— Давай дождёмся покупателя.

Оборотень кивает:

— Твоя операция, тебе решать.

Покупатель появляется минут через десять, когда я уже начинаю беспокоиться. Я знал его лишь под кличкой «Тёртый», а он меня — под прозвищем «Стрелок». Покупатель опрятен и неприметен, простой костюм, незапоминающееся лицо. Молодой парень с дипломатом в руке.

— Добрый вечер, Стрелок! — говорит он мне. Голос излишне ровен — Тёртый общается через программу-переводчик.

— Доброе утро, — поглядывая на часы отвечаю я. Это взаимная игра. Выяснить индивидуальное время дайвера, определить, в каком часовом поясе тот проживает — уже немало.

— Как я ценю ваш юмор… — Тёртый садится на третий стул, вопросительно смотрит на меня: — Урожай созрел?

— Тяжёлые вышли яблочки, — я достаю дискету, кладу на стол. — Честно говоря, я ожидал большей благодарности за подобный труд…

— Мы ведь условились? Шесть тысяч долларов.

Развожу руками.

— По вашим словам, большего оно и не стоило.

— Вы считаете иначе?

— Понимаете, господин Шеллербах…

«Тёртый» вздрагивает.

— Вы ошиблись как минимум, на порядок. Простуда — это мелочь, конечно… но кому нравится валяться в постели с температурой и сопливым носом?

— Мне — не нравится, — Шеллербах-Тёртый меняется в лице. Теперь это пожилой мужчина с волевой, но нервной физиономией. — Однако я полагал, что слово дайвера — свято.

— Не отрицаю. Я отдаю вам файл, — щелчком отправляю дискету через стол. — Но в следующий раз ни один дайвер не пошевелит ради вас пальцем. Вы нарушаете нашу этику, господин Шеллербах. Труд оплачивается в меру его сложности.

• Предыдущая
• 9/178
• Следующая