Последний взгляд - Олдридж Джеймс - Страница 23

• Предыдущая
• 23/35
• Следующая

Нетрудно было угадать, что она втайне трусит, что она явно возводит против меня свои укрепления, а может, наоборот, махнула на все рукой? Но я был чересчур неопытен, и где уж мне было это понять, и чересчур застенчив, чтобы преодолеть ее настроение, а тем более им воспользоваться. Все мои силы уходили на борьбу с собственной робостью, и не будь я так отчаянно влюблен в Бо, я бы, может, в тот день вел себя получше. И, может, у меня потом было бы какое-то утешение, хотя кто его знает?

— Давай начинай расчищать место для пикника, — сказала Бо в той своей быстрой, твердой, отстраняющей английской манере, к какой она сразу прибегала, стоило нам остаться наедине.

— Да ну еще, — сказал я. — Место и так хорошее.

— Скотт велел, чтоб не было муравьев, — наседала она. — Давай уж сделаем, чтоб их не было.

— Муравьев и не видно, — сказал я и пнул горстку хрустких листьев.

— Но что-то надо же делать!

— Что?

— Господи, откуда же я знаю.

— Ну хочешь, я встану на четвереньки и немножко подчищу листочки?

Бо отошла в сторону.

— Ты точно как Эрнест, когда так говоришь.

Я надулся.

— Ничего я не Эрнест, я говорю, как я.

— Ну, значит, — сказала она, — ты циник и злюка и ты намерен ссориться.

— Я?

— Ты. Ты вечно только и выжидаешь случая, чтобы сказать что-то неприятное. — И произнося эти слова, Бо очень решительно от меня удалялась.

— Да я же всегда молчу, Бо, — недоумевал я, плетясь за нею. — Я никогда не вмешиваюсь, если от меня ничего не зависит.

— Нет, ты не молчишь, ты говоришь, ты мне десять раз говорил, чтоб я не лезла, не совалась.

Я был слегка ошарашен этим вулканическим взрывом. За что? Я стал защищаться.

— Я говорил тебе, чтоб ты не совалась, — сказал я, — потому что они ведь старались сами что-то уладить.

Бо немелодично засвистела и бросила шляпу Скотта на груду сухой листвы.

— Пойду прогуляюсь, — сказала она.

— Ладно, — сказал я. — И я с тобой. Посмотрим, что это там такое. — Я показал на какой-то шалаш не шалаш из веток и папоротника.

— Я хотела одна пройтись, — сказала она.

Я подумал, она хочет использовать лес в качестве уборной, и покраснел.

— Извини, — сказал я. — Я не понял.

— Тут и понимать нечего. — Она посмотрела на меня как на идиота. — Я не собиралась использовать лес так, как ты вообразил, — Бо глубоко вдохнула лесной воздух. Деревья, и кусты, и травы льнули — к стройному мальчишескому, неопытному телу, мечтая прикоснуться к нему, как я. Иногда Бо так и сыпала электрические искры. Но она была и вся в колючках — попробуй дотронься.

— Ну ладно, — сказала она. — Пошли уж.

Бо пошла впереди, я следом. Она ловко и безошибочно попадала на тропки, огибала стволы, перепрыгивала канавки и все опережала меня, будто ужасно куда-то спешила.

— Куда мы идем, по-твоему? — крикнул я задыхаясь, отставая.

Бо просто не ответила.

— Туфли испортишь, — крикнул я. — Погляди-ка на них.

Из туфель словно вырастали нежные побеги — такие ноги были у Бо. Она стала, взглянула через плечо себе на пятки, сказала:

— Ах, да ну тебя, — и бросилась дальше в лес.

Я на нее разозлился, а если б я знал тогда все, что знаю теперь, я бы понял, что ей того и надо было.

— Ты чересчур спешишь, за тобой не угонишься, — взвыл я. — Я пошел обратно.

Я затопал в гору, я даже не оглянулся на Бо, и, набредя на шляпу Скотта, я растянулся на солнышке, на груде сухой листвы, предоставив Бо свободу действий. Я думал про Бо, я дулся на Бо, рвался к Бо, и я начал понимать, что она боится самой себя больше, чем меня. Ласковая, колючая, незавершенная, она, замерев на самой кромке весны или лета, ждала, чтобы кто-то ее завершил, закончил. Она была готова на все. Она только опасалась беззаботного, легкого, неверного шага, а я, скорей все это угадывая, чем понимая, ревновал ее к двум настоящим мужчинам, у которых было куда больше шансов на успех. Бо ведь обращалась с ними как с двумя небожителями, сошедшими с небес и признававшими только себе подобных.

А мне оставалась одна моя фантазия, зато работала она усиленно. Я лежал на солнышке и изобретал положения, в которых я брал над ней верх, одолевал ее элегантное благоразумие, пересиливал ее снисходительную нежность и ломал все преграды, мешавшие ей навсегда стать той открытой, доверчивой девочкой, которая так ласково брала меня под руку. Мне бы только обойти ее укрепления. Но я совсем замучился, истомился, отупел, а ленивое осеннее солнце так мирно пригревало, что я мирно уснул.

Я проснулся и увидел Бо рядом на пеньке, она легонько водила прутиком по моим ногам.

— Я давным-давно тут сижу и слушаю, а ты храпишь, как Циклоп, — сказала она.

Я сел.

— А? Что? Который час?

— Уже четвертый, а их все нет.

Я даже не поверил.

— Четвертый! Так куда же они, к черту, запропастились?

— Не знаю, — сказала она. — И ты не знаешь.

— Может, они задержались из-за…

— Из-за чего? — перебила она.

— Ну откуда я знаю? — И тут я наконец-то проснулся. — Ну, может, Скотт выискивает какое-то особенное шампанское, а может, он охотится за местным паштетом или нормандским сыром, или он хочет купить чего-нибудь зелененького, или черненького, или красненького, или новую шляпу.

— Нет. Просто они нас тут бросили, — сказала Бо.

— Да зачем это им?

Бо подобрала прутик, которым меня щекотала, и разломила пополам. Потом смерила половинки. Они были в точности одинаковые, потому что Бо и не могла сломать прутик иначе.

— Им хочется посмотреть, что получится из этой ситуации, — сказала она.

— Из какой еще ситуации?

— Пожалуйста, не раздражайся, Кит, — сказала она, и, кажется, из той Бо, что металась одна по лесу, она снова превратилась в спокойную и доверчивую Бо.

— Они устроили себе за наш счет олимпийское развлеченье. Сделали себе из нас, бедных смертных, две игрушки.

— Может, и так, — сказал я. — Но надолго они нас не бросят. Ты только не волнуйся, Бо.

— А утром говорил — они вообще не вернутся.

— Ну говорил, — покаялся я. — Но один из них будет обязательно настаивать на том, чтобы вернуться, — хотя бы просто ради дурацкого спора.

Бо вздохнула и чуть-чуть успокоилась.

— Ох, может, ты и прав, — сказала она и принялась терзать шляпу Скотта.

— Как думаешь, чем все это у них кончится? — спросила Бо, помолчав. — Нет, честно, Кит. Во что это все выльется?

— Даже не знаю, — сказал я. — Хотя Скотт прав, наверное. Уж каким каждый вернется из этой поездки, таким на всю жизнь и останется.

— Ты действительно, ты серьезно так считаешь?

Бо стояла на коленях, раздвинув сзади свои несравненные ноги — поза факира или лягушки. Нелепая поза для женщины, но для Бо, для ее красоты и ее достоинства все было нипочем.

— Чудно', что мы-то с тобой в это втянулись, — сказала она.

— А я и не думал втягиваться, — сказал я. — Я просто наблюдаю.

— Ну, а я втянулась, — сказала она. — Не могу видеть, как они друг друга оскорбляют. И как бы это пресечь…

— Да как же ты можешь это пресечь?

— Ну, значит, это очень плохо кончится.

— Почему плохо? — сказал я. — Оба играют с мыслью о смерти.

Она приложила палец к губам.

— Ой, что ты такое говоришь?

Мне самому стало неудобно. Обычно такие фразы я держал просебя.

— То есть я хочу сказать, все хорошо кончится, — сказал я.

— Думаешь, Скотт бросит пить, а Эрнест перестанет убивать и драться?

— Нет, я не про то. Я про их дружбу.

Мы еще потолковали насчет них. Оказывается, когда Эрнест стрелял тогда куропаток, он говорил Бо, что главная беда Скотта — Зельда. Если он излечится от Зельды, он и пить бросит.

— А по-моему, неправда это, — сказала Бо. — Зельда в точности такая, как надо Скотту. Верно ведь?

Я сказал, что плохо ее знаю.

— Но разве она тебе не нравится?

— Нравится, — сказал я. — И, по-моему, у них все в порядке, я ничего такого у них не замечал.

• Предыдущая
• 23/35
• Следующая