Участковый - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 44
- Предыдущая
- 44/108
- Следующая
После смерти матери Мишка искренне старался содержать дом в чистоте и порядке, но получалось у него, мягко говоря, неважно. Да и вообще – вроде никаких старых вещей не выбросил, никаких новых не приобрел, все оставил, как было при матери, а зайдешь в комнату – и сразу ясно, что попал в жилище холостяка. Казалось, дом растерян исчезновением хозяйки не меньше, чем сам обитатель. Женою Мишка пока не обзавелся, наслаждался, так сказать, свободой, хотя разгульных вечеринок и попоек в своем доме никогда не допускал. Иногда мнилось, что веселее человека в Светлом Клине не сыскать: именины, свадьбы, проводы в армию – он тут как тут со своей гармонью, попросишь – будет играть плясовую, пока гости от усталости не попадают; концерт в клубе к празднику готовят – Мишка в обязательной программе; летнею порой гуляет молодежь до самых соловьев – гитары в первую очередь сдаются, а гармонист держится, пока девчата все известные песни не споют. Да только помнил Денисов, что пять лет назад было у Мишки совсем другое прозвище. Тогда, отслужив в армии, окончив летное училище, приезжал он на побывку в такой форме, что закачаешься, и по селу ходил с видом серьезным и многозначительным. Федор Кузьмич лично читал статью в областной газете, где черным по белому было пропечатано, что таких летчиков – искать и не найти, настоящий ас! Уж чего только не прочили Михаилу Колобокову – и испытатели его к себе звали, и отряд космонавтов вроде ждал! Но закончилось все переломом ноги в банальной ситуации, с самолетами никак не связанной, – поскользнулся зимой на ступеньках казармы. Кость срасталась медленно и мучительно, дважды за полгода делали повторные операции, и все же легкая хромота так и осталась. Из армии его, разумеется, комиссовали. Нет, не было ни тяжелых запоев, ни причитаний – дескать, дня без неба прожить не могу! Он принял изменения в своей судьбе, как и подобает: мужественно, немножко философски и – напоказ – с юмором. Вот тогда-то он и перестал быть Мишкой-летчиком, став Мишкой-гармонистом.
Нынче он предстал перед Денисовым в слегка разобранном состоянии.
– Погоди, дядь Федь, я хоть умоюсь! – стыдливо отводя красные глаза, попросил он и в одних трусах и майке выбежал на двор, к ведерному рукомойнику.
Участковый подсел к столу, покрытому клетчатой изрезанной клеенкой со свернувшимися в трубочку углами, осмотрел комнату. Одеяло на топчане выглядело так, будто Мишка не укрывался, а всю ночь жестоко с ним боролся. На спинке стула с протертым почти до поролона сиденьем – вельветовая куртка и рубаха, брюки комом валялись на полу. Возле порога – ящик с плотницким инструментом. На серванте – паспорт, копеечная мелочь, разные бумажки, среди которых – билетик с рейсового автобуса. На подоконнике – початая, вернее, уполовиненная бутылка коньяка.
Вернулся Мишка; теперь он прятал глаза, делая вид, что досконально, насухо вытирает лицо полотенцем.
– Ты вот что, Михаил… – Денисов помолчал раздумчиво, затем причмокнул губами. – Ты опохмелись. Я отвернусь.
– Вот еще! – осерчал гармонист. – Я в норме.
Участковый внимательно на него посмотрел, затем медленно кивнул, соглашаясь.
– Стало быть, вчера вернулся? – без какой-либо последовательности задал он вопрос.
Михаил, подобрав брюки, скрылся за печкой.
– Ну да, – ответил он оттуда, – вторым рейсом и прикатил.
– Хорошо продвинулись-то?
Мишка, ничем не занятый в родном колхозе по причине распутицы и разлива реки, две недели назад подрядился шабашить на вьюшкинском строительстве. Парнем он был рукастым, отец еще в юности научил его плотничать и класть печи.
– Да неплохо продвинулись. До Дня Победы, конечно, не закончить, но к лету уже внутренней отделкой можно будет заняться. Чаю хочешь, дядь Федь?
– Чаю? Не откажусь. А что ж так рано уехал оттудова, раз работы ишшо так много, что и до праздника не переделать?
Мишка загремел посудой, затем показался из-за печки, поставил на стол заварочный чайник и чашки.
– Подустал малость, – признался он. – Я свою часть на одном объекте закончил, а на другой переходить не стал. Ежели на Первомай отдохну как следует, может, и вернусь еще. Варенья нет, только сахар. Будешь?
– Можно и сахар. Ты мне вот что скажи: как там обстановка-то? Не шибко шалят строители? Ссоры, драки?
– Да спокойно, – пожал плечами бывший летчик. – Там хоть и разный народец собрался, а особо-то не забалуешь – Гаврилов по пять раз в день инспектирует, это не считая всяких прорабов-бригадиров.
– Ну, днем-то понятно, а ночью что? Чем добрая сотня молодых свободных мужиков ночами занимается? Кто их контролирует?
– Я так понимаю, дядь Федь, – улыбнулся Михаил, – ты за Катюху с Колькой переживаешь. Могу сказать только то, что при мне никаких стычек приезжих с деревенскими не случалось. Кино в клуб привозили, на танцы я два раза заходил, но, честно скажу, за день так устанешь, что ни до чего дела нету. Ну, книжку почитать еще можно, поболтать с мужиками – и на боковую. Так что ты не беспокойся, дядь Федь.
– Пьянствуют много?
– Не-е, это себе дороже выходит, потому что бригадиры в нетрезвом виде до работы не допускают, за опоздание или невыход по причине похмелья – штрафы серьезные. Я так считаю: приехал деньги зарабатывать – работай, не расслабляйся, а отдыхать будешь, когда дело закончишь. Верно?
– Эх, Мишка, верно-то оно верно, кабы все так считали, как ты, – сокрушенно покачал головой пожилой милиционер. – Но тут тогда другой вопрос встает: куда ж ты деньги-то дел, ежели не пропил?
Бывший летчик вздрогнул так, что пролил на клеенку кипяток из чайника, снятого с электроплитки. Подержав чайник на весу и так и не наполнив чашки, он отставил его в сторонку, сел напротив Федора Кузьмича, положил руки на колени, как прилежный ученик перед учителем, задумчиво посмотрел куда-то в угол, затем спросил:
– А как ты про деньги узнал?
– Стал бы ты часы свои закладывать…
– Ну а про это-то откуда?! – вскричал несчастный Мишка.
– Откуда, откуда… – сердито передразнил его Денисов. – Ты за дурака-то меня не держи, я все ж таки оперуполномоченный с больши-им стажем работы! Я тебя, Мишка, почитай, ни разу после летного училища без твоих «Штурманских» не видел. Перед баней ты их, может, и снимаешь, а перед сном – навряд. Ну, допустим, снял. Ни возле топчана, ни на столе, ни на серванте их не видать, зато торчит в паспорте краешек квитанции из комиссионного магазина, который у нас один, да и тот в райцентре. Ты вчера почему вторым рейсом в Светлый Клин приехал? Да потому, что первым рейсом прямиком из Вьюшки ездил в райцентр, я так думаю. Идем дальше. Есть свидетели, которые лицезрели тебя днем: в одной руке – ящик с инструментами, в другой – сетчатая авоська с двумя бутылками азербайджанского вина «Агдам» и тремя бутылками коньяка «Юбилейный» из солнечной Армении. Ну а что такого? Человек две недели вкалывал на стройке, заработал деньгу, имеет право проставиться перед друзьями-односельчанами… Я пока нигде не напутал? Дальше мне видится следующее: почему-то вышло так, что проставиться тебе оказалось не на что. Вернуться в родное село без денег – стыдно. Ну, может, пообещал уже… кому там?.. Зойке, Витьке и Анюте, пообещал, что угостишь их, когда закончишь шабашить. Вы же вчера у Зойки распивали, вчетвером? Ну, вот. Пропить во Вьюшке заработанное ты не мог – сам сказал, что с энтим там строго. Ежели б обчистили тебя – ты бы наверняка к Гаврилову обратился и уж точно не расписывал мне, какие на стройке замечательные мужики собрались. Остается что? Потерял зарплату? Проиграл? Задолжал кому-то? И вот чтобы скрыть энтот факт, ты утречком, не заезжая домой, помчался в комиссионку, сдал туда самое ценное, что было с собой, купил дорогой алкоголь и со счастливым и гордым лицом честного труженика вернулся сюда. Ну что? Будем квитанцию проверять?
– Не будем! – угрюмо отозвался Мишка. – Я их обязательно обратно выкуплю, дядь Федь!
– Знаю, – согласился Денисов. – Такими часами не бросаются. Их ведь в магазине не купишь, их ведь, ежели не ошибаюсь, только выпускникам летных училищ дарят? А еще, ежели обратно не ошибаюсь, в таких же «Штурманских» или почти в таких Гагарин был, когда на нашу Землю-матушку с орбиты глядел.
- Предыдущая
- 44/108
- Следующая
