Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/105
• Следующая

До чего могла бы додуматься Светлана, осталось неизвестным. Родители в споре пришли к тем же мыслям, что и дочь. Отпала необходимость убеждать их, стоять на своём, может быть, даже ссориться. Вопрос решился мирным путём, к общему удовлетворению. Светлана углядела в том добрый знак. И с утра, придав себе строгий вид, отправилась в школу, где тётя Юля нашла ей вакансию. Благо, находилось сие учебное заведение недалеко, всего в трёх автобусных остановках от дома. Почему не попробовала устроиться в ту школу, которую сама заканчивала? Она была совсем рядом. Пять минут, если по-пластунски ползти. Но, во-первых, неизвестно, есть ли там вакантное место. Учебный год начался полтора месяца назад. Во-вторых, в родной школе её долго будут воспринимать, как бывшую ученицу. Ко всему, не след обижать ни маму, ни тётю Юлю. Тем более, что сейчас не она набивалась на работу, а её звали, просили помочь, выручить. Другое ведь дело, не так ли? Значит, и другое отношение к Светлане будет.

*

Для Светланы настали совершенно новые времена. Сама для себя она называла те дни жизнью взаймы. Верила, что это не надолго, что в один прекрасный день всё изменится. И будет у неё собственный дом, уютный, со вкусом обставленный, найдётся высокооплачиваемая работа по душе, начнутся встречи с интересными людьми, появятся настоящие друзья. Мерещилось впереди неясное, но значительное будущее. О любви она старалась не думать, забыть. Хватит с неё всяческих любовей. Огромное количество людей живут без любви. И ничего. Не умирают. Чем она хуже?

Да, без сильных эмоций прожить реально. Но вот без ощущения нужности, необходимости хоть кому-нибудь на белом свете, кроме родителей, Светлане было очень плохо. Она твердила себе, что стала полезным членом общества, учит детей. Хорошо, вроде, учит, нареканий не имеет. Однако, и “спасибо” ей никто не говорит. Уйди она завтра из школы, через полгода её там вспомнить не смогут.

А ведь приняли Светлану на новом месте доброжелательно. Директор, Лев Яковлевич Кмит, вежливо улыбался, тонко намекая на свою радость по поводу прихода в школу молодого специалиста.

- Молодёжь сейчас очень нужна, - посвёркивая маленькими, неопределённого цвета глазками и дёргая крупным носом, сказал он ей тоном заговорщика. Сам при этом внимательно изучал её диплом. Не столько диплом, сколько вкладыш с отметками. Светлана засмотрелась на Льва Яковлевича. Засмотрелась на главную достопримечательность его внешности - нос. Он был похож на большой кривой огурец сине-красного оттенка, с аккуратной то ли родинкой, то ли бородавкой на одной ноздре. Этот, по любым меркам выдающийся нос в определённых случаях выразительно подёргивался, демонстрируя отношение своего владельца к происходящему.

- Когда мы, старики, энтузиасты школьного дела, уйдём, кто тогда детей учить будет? Нам надо вовремя смену себе подготовить, - доверительно пояснял Лев Яковлевич.

Светлана кивала головой, почти не слушая. Она не собиралась весь свой век посвящать чужим детям. Рассуждения директора были ни к чему. И она смотрела на его выдающийся нос, прикидывая в уме, что, должно быть, у природы случился авангардистский настрой, когда она лепила и раскрашивала лицо директора.

Лев Яковлевич, человек умный, тонкий и наблюдательный, почти сразу понял, что распыляет красноречие зря. Пигалица, боже ты мой, совершеннейшая. Ничего ещё не понимает. Не может пока понять. Но продолжал прикидываться простаком, продолжал агитировать. Это после, много позже Светлана догадалась, насколько Лев Яковлевич - человек умный, тонкий и наблюдательный. А в процессе собеседования он показался ей весьма недалёким дядечкой предпенсионного возраста. Она не слушала его, скучала, прилагая массу усилий для сокрытия постыдного равнодушия. Дядечка предпенсионного возраста! Было ему тогда всего пятьдесят четыре года. На каких-нибудь тридцать лет старше Светланы, ровесник её отцу и матери. Однако воспринимался он ею очень пожилым человеком, старше её родителей. Таково удивительное свойство молодости - видеть в зрелых людях стариков, не понимать и не принимать многое, исходящее от этих, отставших от жизни ископаемых, не способных постичь самую суть интересов юной поросли. Ах, как Светлана тогда ошибалась! Как была юношески самонадеянна! Как не умела прощать то, чему прощения не требовалось, требовалась лишь сердечная мудрость. Но ведь мало чья душа бывает разумна от рождения. Некоторые и к смертному порогу умудряются сохранить душу капризного, избалованного ребёнка.

- Да-а-а… - вздохнул наконец Лев Яковлевич, очевидно, здраво рассудив, что сходу перетянуть на свою сторону новую сотрудницу у него не получится. - Ну, что ж, пойдёмте, я познакомлю вас с завучем старших классов. Она расскажет вам про ваши обязанности. И введёт в курс дела.

По дороге на второй этаж он пространно и со вкусом хвалился Светлане, как повезло школе с завучами вообще и с Галиной Ивановной Хмурой, завучем старших классов, в частности. При этом поминутно останавливался, хватал Светлану за руку, чтобы и она остановилась. И всё пояснял, пояснял. Конкретную информацию Светлана впитывала жадно. Ей предстояло непосредственно общаться с завучем. Только фамилия Галины Ивановны смущала. Надо же - Хмура! Кто такую изобрести сумел? Детские мысли непрошено лезли в голову. Вдруг завуч не только по фамилии Хмура, но и в жизни хмурый человек? Бывают случаи, когда имя или полностью соответствует человеку, или в значительной мере влияет на него. Что-то такое давно, в прошлой, ушедшей навсегда жизни, рассказывала ей Малькова. Натка выдумщица была несусветная, любила всякие завиральные теории.

Галина Ивановна оказалась личностью не хмурой, скорее, строгой и сдержанной. Абсолютное воплощение обожаемого Светланой английского стиля. Высокая, сухощавая, с чуть задранным подбородком, с прищуренными, как бы смотрящими на окружающих сверху вниз, глазами. Натурально светлые, гораздо светлей, чем у Светланы, еле заметного пепельного оттенка волосы были гладко зачёсаны назад, собраны на затылке в оригинальной укладки пучок. На висках топорщились короткие пушистые прядки, выбившиеся из причёски. Они, наверное, раздражали Галину Ивановну, так как завуч постоянно автоматически поднимала руку и делала попытки вернуть прядки на положенное им место. Ещё Галина Ивановна постоянно поправляла очки. Нос у Хмуры был совершенно прямой. Просто классически прямой. Очки в тонкой золотистой оправе всё время норовили, как по ледяной горке, скатиться к самому кончику носа. Мелкое очковое хулиганство вносило элемент некоторого оживления в облик Галины Ивановны. В общем, Светлане завуч понравилась, поскольку соответствовала уже сложившимся представлениям о толковой и профессионально успешной женщине. Она понравилась Светлане значительно больше после того, как Лев Яковлевич, извинившись, покинул их, и Галина Ивановна стала вводить Светлану в курс дела. Всё, что она говорила, было коротко, точно, по существу. Никаких тебе лирических отступлений. Ужаснуло лишь количество обязанностей, перечисляемых и толкуемых завучем. Светлана торопливо записывала их к себе в блокнот. В какой-то момент не выдержала, подняла голову и против воли жалким голосом спросила:

- Я смогу всё это успеть? Я справлюсь?

Галина Ивановна улыбнулась снисходительно:

- Ну, мы-то на что? Поможем, покажем. Поддержим на первых порах. Хотите, я лично возьму над вами шефство?

Светлана хотела. Очень хотела. Наставник - вот оно. Вот то, чего ей, наверное, не хватало в жизни - умного и толкового наставника, способного посоветовать, объяснить непонятное, указать путь. Стоп! Ей и так всю жизнь указывали путь. Родители, Наталья, Алексей. Ни к чему хорошему чужое руководство не привело. Да, но это в жизни. А на работе наставник, безусловно, необходим. И Светлана кивала головой Галине Ивановне, как китайский болванчик. Были раньше такие безделушки. Давно, в Светланином детстве. У одной из маминых подруг на серванте стоял болванчик. Или сидел? Фарфоровая статуэтка сидящего китайца со свободно закреплённой головой. Тронь тихонько пальчиком голову китайцу, и она начинала качаться по принципу маятника, с постепенно затухающим движением. Тронь пальчиком и сделай два шага назад. Увидишь, что сидящий китаец кивает тебе головой раз, два, три… десять… пятнадцать… А потом замирает. И возникает впечатление, что болванчик заснул.

• Предыдущая
• 23/105
• Следующая