Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/105
• Следующая

- И пойду!

- Иди. Что, слабо?

- Я-то пойду! Мне не слабо!

- И мне не слабо. Но у меня котелок варит. Не то, что у некоторых. Знаешь, куда Шнобель твою заяву сунет?

- Мальчики! Хватит ссориться! Думать нужно, что делать!

Они яростно спорили между собой. Заводил, совершенно очевидно, Витька Рябцев. Его слушали внимательней других. Обычный, вроде, пацан. Росточка среднего. Жилистый. Взлохмаченные русые вихры. Веснушки разбрызганы по всему круглому, немного плоскому лицу. Одет, как все остальные мальчишки: широкие штаны, в школьном просторечии именовавшиеся трубами, широкая же футболка с длинными рукавами, кроссовки, по размерам больше напоминавшие протекторы от КАМАЗа. Но нечто волевое, решительное мелькало в глазах Рябцева. Даже лучший дружок его Ковалёв побаивался противоречить, отступал перед рябцевским напором. Даже Рушанна Галиуллина, очень высокая, красивая и бойкая девочка, пасовала перед Витькой, хоть и старалась это скрывать.

Светлана смотрела во все глаза. Ведь именно с ними ей теперь придётся тесно общаться. Когда ещё случай подойдёт увидеть своих учеников настоящими? В этот момент Серёжа Николаев случайно повернул голову и заметил её. Пискнул от неожиданности:

-Ой, Светлана Аркадьевна…

Сам тем временем начал активно тыкать пальцами во всех одноклассников, стоящих рядом. Дескать, рты закройте, обернитесь. Старался делать это тайком от Светланы. Ребята поворачивались. Кто сам услышал писк Николаева, догадался. Кто под воздействием толчков, щипков. На лицах появились улыбки, глаза осветились доброжелательностью.

- Здрасьте, Светлана Аркадьевна…

- А вы у нас теперь классным руководителем будете?

- А классный час у нас будет? А учебники раздадите?

И только Рушанна фыркнула по привычке. Она и раньше фыркала. Ей, видимо, не нравились манеры Светланы, стиль одежды, почти полное отсутствие косметики. Но фыркнула она в этот раз тихонечко, особо не нарываясь.

Светлана повела их за собой на асфальтированную площадку перед школой. В одной руке держала неохотно отданные ей букеты цветов, другой - табличку. Думала же о детях, с которыми без предупреждения свела её судьба.

Вот так: не любят, не уважают, может статься, и презирают. Пока не видят, пока не лицом к лицу, а за спиной. И ведь знают её плохо. Между прочим, на уроках она никогда не кричала на них, не ругалась. Всегда была спокойна и вежлива. Никого не обижала. Двойки ставила, да. Так заслуженно, не с дуриков. И без различий: отличник, хорошист или отстающий. Старалась по справедливости с ними обходиться. Так за что же не любят, не уважают? Ишь, как за глаза высказывались. А как в глаза, так заулыбались смущённо, подобрели. Неловко себя почувствовали? И это тоже. Любой бы на их месте… По молодости лет не хватает решимости правду в глаза высказать? Или уже лицемеры? Такие маленькие ведь. А что? Учатся дети не только в школе. И не столько. Дома учатся. На улице. У родителей своих с пелёнок учатся. К тринадцати годам почти полный курс родительского обучения успевают пройти. Не в одной, наверное, семье раздаются поучения типа “ласковый телок двух маток сосёт”. Не в одной семье старшее поколение младшему подзатыльники отвешивает за то, что не в том месте, не в то время, не тому человеку правду сказал. И учат вертеться, чтобы жить получше, чтоб проблем было поменьше. Не фальшью это называют, не притворством, не лицемерием - умением жить. Иногда добротой к людям обзовут, подменяя в умах собственных детей понятия. Сами потом в старости пользуются плодами такого воспитания и сокрушаются: ну откуда, мы не этому чадо учили, не этому. Вопрос, разумеется, тонкий. Грань между тактом и лицемерием не просто найти.

Погружённая в невесёлые размышления, Светлана не заметила, как прогремела речами и традиционными школьными песнями парадная школьная линейка, как плавно протёк урок, посвящённый дню знаний. Очнулась лишь при раздаче тех учебников, которые не успела выдать классу Танечка Шергунова. Вглядывалась в знакомые лица учеников и понимала, что они совершенно незнакомые. Парад абсолютно новых для неё планет, таинственных и опасных.

Да, она боялась. Боялась сказать не так, сделать не то. Боялась не справиться. В собственный класс на урок шла теперь, как на каторгу. Она не знала своих учеников, не знала, что они себе там думают. Потому никак не могла выбрать правильную линию поведения, ту самую, единственно возможную. Класс конфликтовал со всем миром и по любому поводу. Доставалось за конфликты Светлане. Особенно от Галины Ивановны. Дня не проходило без её замечаний и выволочек, без поучений и нотаций. Ни одной планёрки не случалось без разноса завучем бестолковых действий классного руководителя седьмого “Б”.

- Терпи, - смеялась Люська, случайно опрокидывая ей на план мероприятий стакан кофе. - За одного битого двух небитых дают. Да, хрен с ним, с планом. Новый напишем. Всё равно этот никуда не годится. Смотри, как надо.

Светлана терпела. Однако недоумевала больше и больше. Чего это Галина Ивановна к ней цепляется? Раньше симпатизировала, сейчас не знает, к чему бы ещё придраться.

- Ревнует она, - поучала Люська. - На Дубове зациклилась. Ты думаешь, она просто так себе модельную стрижку сделала? Тыщу лет пучок носила. Без дебильной фиги на затылке я её и не помню. Нате вам, постриглась, как школьница.

И впрямь, Галина Ивановна поразила школу тем, что подстриглась. Нечто современное, стильное ей в салоне соорудили, не к её лицу. В результате и оправу для очков требовалось поменять, и гардеробчик обновить. Хмуре невдомёк было. Как и то, что модельная стрижка ежедневной укладки требует, рук профессионала. Галина Ивановна гордо потряхивала короткими, топорщившимися в разные стороны прядками, объясняя непонятливым про “зубья пилы”. Ревновала она в действительности или нет, Дубов и впрямь принялся легко ухаживать за Светланой. Сперва как бы невзначай по работе помогал. Её неуправляемый седьмой “Б” сумел припугнуть. Класс начал худо-бедно Светлану слушаться, ценные её указания выполнял, скрипя зубами. Потом Дубов на выставку вышитой картины в музей Востока Светлану пригласил. Несколько раз водил в театр. Сдержанно так, корректно. До подъезда после проводит. И поминай, как звали. Ни разу обнять не попытался. Под локоток вёл. А Светлана каждый раз надеялась, что обнимет, что войдёт в подъезд, проводит до квартиры и поцелует наконец. Она смотрела на капризный изгиб её губ, на пухловатую для мужчины нижнюю губу. Пыталась представить себе первый его поцелуй. Что она тогда ощущать будет? Ничего, скорее всего. При таком старомодном ухаживании десять лет ждать надо, пока человек предложение руки и сердца надумает сделать, потом под венец поведёт, и уж только затем поцелуй себе позволит.

Светлана десять лет ждать не сумела бы. Тело её, неожиданно для хозяйки, вдруг проснулось, потребовало необходимого, должного. То ли от периодических откровений Люськи, то ли от иной раз возникающего рядом привлекательного во всех смыслах мужчины. Не ясно. Но тело, словно дерево по весне, гудело, наливаясь соками, обещало буйно расцвести. И кружилась голова от неясных предчувствий, от смутного томления и жара в крови. Никакого особого смущения по поводу разбушевавшегося организма Светлана, тем не менее, не испытывала. К собственному недоумению. Да, грешила в мыслях. Ну и что крамольного? Вон сколько лет монашкой прожила, не до себя было. А тут вдруг любовь. Если это любовь, конечно. Очень уж судьба Светланы иллюзии уважала. Подсовывала их подопечной подобно заправскому фокуснику. И не то чтобы боялась Светлана ошибиться в Павле Николаевиче, но… Почему-то восприняла зарождение неформальных отношений с ним, как последний для себя шанс, последнюю возможность. Казалось, в тридцать лет жизнь закончена. Не жизнь вообще, а женское её время. Дальше только клубы “кому за тридцать” посещать, газету знакомств выписывать да фото свои в Интернете размещать. Павел же Николаевич всем взял: красив, умён, образован, воспитан отменно. Как иначе должен выглядеть рыцарь? Делом они общим занимались, интересы их, можно сказать, пересекались. Хотелось любви. Светлана и влюбилась. Не отчаянно, как это у многих бывает в юности, до слёз, до истерик. Болезненно, робко влюбилась. Разница лет и опыта больно велика. Пугала её разгаданная шестым чувством невзаимность. Проявляет человек некоторый интерес, а не верится в его интерес. Может, надо поближе подойти, чтобы понять, обманывает шестое чувство или нет? Все условия для сближения имелись. И Светлана совсем было решила небольшую инициативу проявить, да судьба, как назло, вмешалась. Видно, против была судьба, другой расчет имела.

• Предыдущая
• 45/105
• Следующая