Мальчик и Тьма - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/51
• Следующая

– Они и так поделены!

– Да? Ты считаешь, что Крылатые – это те, кто за Свет?

Я вспомнил Клуб Старших. И как мне выкалывали глаза…

– А что же тогда? – спросил я. – Кого мне звать на сторону Света? Торговцев, что ли? Им вообще все по фигу!

– Ты должен делать добро из зла, потому что его больше не из чего делать, – твердо сказал Котенок. – Это кто-то из людей сказал. И сказал правильно. Если Крылатые считают, что они на стороне добра, на стороне Света – заставь их быть добрыми!

– Ни черта себе! Заставить быть добрыми?

– Да! Заставь их говорить о Свете, чтобы они поверили в него! Заставь их не просто называть себя хорошими и добрыми! Заставь их стать такими!

– Как я могу это сделать? Я же мальчишка, хоть и с Настоящим мечом!

– Хотел бы я посмотреть на мальчишку, который признается, что он мальчишка, – с какой-то грустной ухмылкой сказал Котенок.

Минуту я молчал, а потом ответил:

– Зря мы отдали Настоящее зеркало. Я хотел бы в него посмотреть.

– Для тебя все зеркала – Настоящие, – сказал Котенок и отвернулся.

Вначале я не понял. А потом встал и подошел к зеркалу у двери.

Зеркало как зеркало. Самое обычное. Пыльное, с облупленными краями, послушно отражающее мою физиономию. Лицо обыкновенного мальчишки, бледное, почти как у Крылатых, с растрепанными волосами, тонким шрамом на щеке – старым-престарым шрамом… Вот только глаза светятся, словно смотришь сквозь прорези в маске на звездное небо.

Это было так просто – и я так боялся это сделать… Словно прыгая с башни Крылатых, я посмотрел в зеркало Настоящим взглядом. И успел еще увидеть, как зрачки вспыхнули белыми искрами, прежде чем мое отражение растаяло. Теперь я видел в зеркале лишь комнату, спящего Лэна и Солнечного котенка, который тихо сказал:

– Жди, ты не сразу увидишь себя… Жди.

И словно услышав его слова, в зеркале вновь проступило лицо. Мое – и не мое. Оно было взрослым – тому, кто смотрел на меня из-за стекла, могло быть и двадцать, и тридцать лет. Но не это было самым страшным.

Тот – за стеклом – улыбался. Приветливо улыбался, словно наконец-то дождался встречи и безмерно этому рад. Лицо у него было спокойным и уверенным. Это он – не я – хотел уйти из дома. Это он – не я – легко и красиво отомстил Ивону. Это он – не я – сумел пройти Лабиринт, потому что давно не грустил по маме, не боялся отца и не собирался умирать за друга.

– Почему? – спросил я, но губы моего Настоящего отражения не шевельнулись. Ему этот вопрос был ни к чему, он знал ответ.

– Потому что ты такой, – грустно сказал Котенок. – Ты совсем-совсем взрослый, который ненавидит быть ребенком.

– И ты знал, что я такой?

– Да.

Я посмотрел на Котенка, а когда вновь повернулся к зеркалу, там опять был мальчишка.

– Он жестокий, – ни к кому не обращаясь, сказал я.

– Конечно.

– И злой.

– Вовсе нет. Ты жестокий, когда добиваешься своего. Но цели у тебя добрые, Данька.

Я молча подошел к кровати, разделся, лег под одеяло и лишь после этого спросил:

– Так часто бывает, Котенок?

– Так, как с тобой, редко. Чаще наоборот, когда во взрослом живет ребенок. И вот это страшно. Тогда можно смело говорить – он милосердный и злой. Он мягко и нежно добивается зла… А теперь спи, Данька. Давай будем все решать завтра.

Меня разбудил Лэн. Потряс за плечо и чуть виноватым голосом сказал:

– Данька, завтракать пора. – И тут же, без всякого перехода, добавил: – Извини, что я вчера на тебя дулся. Понимаю, тебе не хочется вспоминать этот Лабиринт…

– Да брось, проехали уже, – успокоил я. – А где наш мудрый и пушистый?

– Вниз пошел, ему есть захотелось, – с готовностью ответил Лэн.

Вчерашний день как-то стерся у меня из памяти. И Лабиринт казался ерундой, и страхи его – детскими, ненастоящими. Меч я взял, это хорошо. Лэн за мной в Лабиринт не лазал – еще лучше. А что в глубине души я взрослый и жестокий, так и что с того? В возрасте мы с моей сущностью когда-нибудь сравняемся… А жестоким я не был и не буду.

– Лэн, а в Лабиринте я тебя встретил, – похвастался я, умываясь. – То есть не тебя, это Меч меня обманывал.

Лэна мои слова не обрадовали. Он перестал плескать в лицо водой и смущенно спросил:

– Данька, ты что, меня боишься?

– Не тебя, а за тебя, дурак, – сказал я с обидой. – В Лабиринте тебя… то есть ненастоящего тебя, похитили Летящие. Это у меня такой страх был, представляешь?

Лэн смутился еще больше:

– Так ты меня там спасал? А я еще злился вчера…

– Нет, это был не Настоящий страх, – признался я. – Настоящий – другой. Пошли завтракать?

– Пошли, – скучным голосом сказал Лэн.

Мы спустились по лестнице. Ножны хлопали меня по ногам – одни тяжелые, с мечом Туака, другие совсем-совсем легкие – это были ножны Настоящего меча.

Народу в «Заведении» стало еще больше, Магда носилась между столиками не одна, а с незнакомой девицей, их постоянно окликали, требуя вина. И неудивительно.

Котенок висел над блюдцем со сливками и неторопливо лакал.

– Ты зачем это делаешь? – прошипел я, садясь за столик.

– Настало время, – невозмутимо заявил Котенок, с видимым сожалением отрываясь от опустевшего блюдца. – Теперь уже можно… Лэн, а ты чего такой кислый?

Лэн что-то буркнул и принялся ковырять в тарелке – жареная рыба вперемешку с картошкой.

– Они тут решили, что мы тоже коты, – предположил я. – Точно, Лэн? Все время рыбой кормят.

Ответить Лэн не успел – к нам подошла какая-то женщина. Я поднял на нее глаза – и узнал. Гарет, жена торговца! Я зашарил взглядом по столикам, но Габора не увидел. А вот их рыжая дочка сидела метрах в пяти и нахально улыбалась мне!

– Привет, Крылатые, – весело сказала Гарет. – Я присяду?

– Конечно. – Лэн торопливо отодвинул один стул. Тоже мне джентльмен!..

Гарет обвела нас изучающим взглядом и снизошла до объяснений:

– Как услышала про двух Крылатых с котенком, так сразу поняла – это о вас. Герои дня. С нами-то Котенок больше отмалчивался.

– Говорить было не о чем, – хмуро сообщил Котенок, забираясь ко мне на руки. Я погладил его. И чего он так завелся?

– Реата давала вам наш адрес, – тем временем продолжила Гарет, не обращая на Солнечного котенка особого внимания. – Зашли бы в гости…

– Дела, – сообщил я, а сам наклонился к Котенку и тихо спросил: – Ты чего?

– Не люблю таких, – прошептал Котенок. – Таких вот… ничем их не проймешь. Все видели, все знают…

Я едва не расхохотался. Солнечный котенок злился из-за того, что ему впервые встретился нелюбопытный человек! Гарет не удивлялась, не восхищалась, не пугалась Котенка. И тот негодовал.

Хвастунишка…

– У меня к вам предложение, – сказала тем временем Гарет, поглядывая то на меня, то на Лэна. – Деловое.

– Угу, – вяло ответил я, пересиливая смех. Котенок делал вид, что дремлет. Посетители изнывали от любопытства.

– Мы с дочерью собрались на морскую прогулку. Присоединитесь?

– Зачем?

Гарет помолчала секунду. Потом усмехнулась:

– Во-первых, мы заплатим. А во-вторых… можно будет позагорать.

Суденышко, куда мы погрузились, оказалось совсем маленьким, как яхта. Никакой команды на нем не было, но Гарет и Реату это не смущало. Они принялись поднимать парус, натягивать одни веревки и ослаблять другие – словом, заниматься той морской ерундой, которую сухопутному человеку не понять. Нас с Лэном бесцеремонно использовали в качестве мускульной силы, явно не задаваясь вопросом об аморальности детского труда. Впрочем, когда на нас Крылья, то мы сильнее большинства взрослых. Крыло пьет силы, но умеет и отдавать их обратно.

Минут через пять парус раскрылся и яхта заскользила во тьме. Я привычно опустил на глаза прозрачный щиток очков, осмотрелся. Вдали белел парус – один из кораблей торговцев шел в гавань. Город у берега колол глаза огнями фонарей. Я стал смотреть вперед. Тьма, тьма до самого горизонта… Интересно, где Гарет собралась загорать? Она уверяла, что путешествие займет меньше одного дня и мы сможем, при желании, вернуться к вечеру…

• Предыдущая
• 32/51
• Следующая